Инверсия (СИ) - Бран Адерин
Он остановился не сразу, только когда его плоть начала сыто расслабляться. Он секунду смотрел на свою женщину — полосы света раскрасили блестящую от пота кожу в тёплый медовый цвет, её волосы пребывали в совершенном беспорядке, губы припухли и раскрылись, глаза невидяще уставились в потолок. Она была красива, как никогда.
Ферос опустился на неё и прижался лбом к её лбу. Клер тут же закинула руки на его спину и огладила чуть подрагивающие от напряжения мышцы. Она выглядела сытой и довольной. Именно такой, какой ему хотелось её видеть.
— Je t’aime[4], — едва слышно прошептал Ферос.
— Je t’aime, — так же тихо ответила Клер и уткнулась носом в его плечо.
Ферос почувствовал влагу на своей коже и прижал её к себе ещё сильнее, руками и губами пытаясь сказать ей, что-то важное. То, что нельзя сказать словами. Ферос сцеловал слёзы Клер, а потом передал ей этот солёный вкус.
Так, сплетёнными, они и провалились в сон.
[1] Cabana, кабáна, хижина, домик для переодевания (лат.). Во многих приэкваториальных странах это слово обозначает временную хижину, построенную из бамбука, листьев и соломы, предназначенную для хранения грузов или временного пребывания людей в непогоду. Во Франции же это слово обозначает хижину в лесу, избушку или домик на сваях, устроенный рыбаками для просушки сетей, разбора улова и иногда — для хранения лодок.
[2] Сирокко — от арабского شرق «шарк», «восток». Сильный юго-восточный ветер, зарождающийся на севере Африки. Дует во многих Средиземноморских странах. В том числе и на юге Франции.
[3] Старый порт (фр.). Старый порт города Марселя — глубокая лагуна, которая раньше служила главным портом города. Вместить современный Марсельский порт она, конечно же, не способна. Сейчас в ней швартуются частные яхты.
[4] Люблю тебя (фр.)
Глава 20
Света решительно отказывалась чувствовать себя в бегах. Вечером, когда они проснулись после бурного воссоединения, Кристоф нехотя вылез из постели, попросил её не подходить к окнам, а сам ушёл минут на пятнадцать.
Вернулся он с огромным бумажным пакетом, из которого он просто умопомрачительно пахло рыбой и хлебом. Оказалось, что он наведался в ближайшую булочную, решив, что Свету пора покормить.
Кухня Марселя была прекрасна тем, что сочетала в себе все прелести французской и прибрежной. Это сочетание Света обожала, а в особенности — после почти двух голодных суток. Они набросились на еду, как два оголодавших студента. Они рвали багеты руками, кормили друг друга прямо так, голыми пальцами, и хихикали, как дети.
Полумрак, царивший в комнате, придавал всему какое-то ощущение нереальности. Свет пробивался только через реечную жалюзи, и хоть Кристоф и открыл сами окна, всё же ставни он Свете открывать запретил. Чтобы в квартиру невозможно было заглянуть с улицы. Вся комната была перечёркнута тёплыми световыми полосами.
Крики чаек, дерущихся за добычу, вопли людей, что на морском побережье во всех странах мира разговаривали громче, чем обычно, солёный ветер — всё создавало впечатление, что Света просто в отпуске.
Счастливое выражение на лице Кристофа, бесстыдно развалившегося нагишом на простынях, только подкрепляло эту иллюзию. На этот вечер они забыли всё то, что выкурило их из размеренной жизни и загнало в эту квартиру в Марселе.
Они забыли про мэтра, преследовавших их бандитов, поджог, драку в Светиной квартире… Свете вообще показалось, что вся эта ситуация отодвинулась куда-то на задний план. Что она осталось за хвостом самолета. Конечно, это была лишь иллюзия, но Света не могла от неё отделаться.
Ночью Кристоф не давал Свете спать, а она не возражала. Он брал её снова и снова. Они плескались в душе, дурачились в постели, разговаривали о каких-то несущественных пустяках — оба, не сговариваясь, решили, что поговорить о важном ещё будет время.
Света поймала себя на мысли, что она прямо сейчас была счастлива. Феерично счастлива тем детским, чистым счастьем, которое бывает самым сладким и самым недолгим. Тем самым счастьем, которое приходит к нам и дрожит, сверкает нереально ярко до той самой минуты, пока жизнь с её мелочами и заботами не вернется снова в нашу реальность.
И Света разрешила себе прожить это счастье, не оглядываясь ни на что. Она сбежала в другую страну с одним паспортом в кармане, рядом с ней был профессиональный убийца, её преследовал страшный французский мафиози, и её будущее было весьма туманно, тем не менее, сейчас она была гораздо счастливее, чем за десять своих последних лет.
Это должно было настораживать, но Света отталкивало от тебя любые мысли, любые сомнения. Она торопилась насладиться этим ощущением, ведь на следующий день всё может закончиться.
Следующим утром Кристоф снова разбудил её поцелуями. Он слова ласкал её, пока Света не взмолилось о пощаде:
— Кристоф, у меня всё болит! Я буду ходить, как настоящий жокей! Ты же не можешь спать с жокеем!
— Кто тебе сказал? — хохотал Кристоф, но попытки в очередной раз уложить её прекратил.
Он приготовил ей дрянной растворимый кофе и принёс остатки вчерашних булочек прямо в постель. Света со смехом обсыпала его сахарной пудрой и долго целовала, оставляя сахарные крупинки на его губах.
Когда они, наконец, устали дурачиться, хихикать и бесится в постели, Кристоф раскинулся на подушках, а Света по-хозяйски положила голову ему на плечо.
— Так странно, Кристоф… — задумчиво начала она.
— Что странно? — лениво ответил он.
— Вот если бы ваш мэтр не приказал меня убить, мы бы так и не поговорили…
— Может, и поговорили бы, — задумчиво протянул Кристоф, накручивая прядь её волос на палец.
И в этот момент Светино любопытство снова подняло голову. Она выбралась из уютного кокона мужского тела и положила руки Кристофу на грудь, заглядывая в глаза. Вопрос, мучивший её с самого начала всей этой гонки, наконец, прорвался:
— А зачем вас вообще послали ко мне? Спросила она.
Кристоф болезненно поморщился, но всё-таки ответил:
— Bof… Мэтр решил, что у тебя могут быть… А, не важно.
— Что не важно?
Кристоф попытался отмахнуться от Света, но она настояла:
— Кристоф, я сижу в Марселе, в чёрт знает чей квартире и боюсь подходить к окнам. Мне кажется, я имею право знать, что случилось.
Кристоф тяжело вздохнул, недовольно поджал губы и посмотрел на Свету взглядом: «Вечно вы, женщины, лезете, куда вас не просят». Света ответила ему не менее упрямым взглядом, и Кристоф сдался. Он повернулся на бок, подперев голову рукой, и спросил:
— Ты помнишь тогда, на переговорах, мэтр взбесился из-за того, что твой муж…
— Бывший муж!
— Хорошо, твой бывший муж не передал ему пакет документов, да?
Света неуверенно кивнула и нахмурилась.
— А с чего он вообще подумал про меня? При чём тут я?
— А это твой благоверный ему мэтру подсказал, что он у тебя оставил документы, — с издевательской улыбкой ответил Кристоф.
Света от возмущения подскочила на кровати и открыла было рот, чтобы возмутиться, но Кристоф не дал ей продолжить.
— Да, — кивнул Кристоф. — Этот ублюдок захотел отвести от себя подозрения. Решил подставить тебя. Знал, что мэтр может и башку открутить, и уцепился за соломинку, мерзавец. Как ему не стыдно было подставлять собственную женщину⁈
Кристоф говорил что-то ещё, но все звуки в ушах Светы вдруг начали затихать. Она резко села на постели, вылупившись в одну точку. Даже её рот приоткрылся. Наконец, Кристоф заметил, что Света его не слушает, и потормошил её:
— Клер, ты чего?
— Кристоф, а эти документы — очень важны? — не поворачивая головы, спросила Света.
— Если честно, я не знаю. А что?
— Я сейчас…
У Светы закралось подозрение, которое она могла проверить немедленно. Она вспомнила, как цапнула с пола истоптанный конверт. Он ведь и правда Сашкин, и правда был у неё. Она тогда схватила этот конверт бездумно, повинуясь какой-то мимолётной мысли, и сунула его за пазуху пальто, а не в сумку с лекарствами, которую бросила в избушке под Москвой.
