У врага за пазухой (СИ) - Коваленко Марья (Мария) Сергеевна Solazzo
- Бывает.
Дико хочется прижать ее к себе, но по напряженным плечам понимаю, что станет лишь хуже.
- Он был хорошим человеком, - повернувшись ко мне, продолжает Кира. – Образованным, умным и добрым. Его уважали на работе и любили во дворе. Я любила сильнее всех.
- Тебе повезло.
Поглаживаю большим пальцем тыльную сторону ее ладони. Не знаю, что еще сказать. Впервые слышу, чтобы моя акула о ком-то так тепло отзывалась.
- Очень. – Глаза Киры начинают блестеть от слез.
- Давай, мы сейчас отдадим лекарства. Возьмем где-нибудь кофе, и ты расскажешь мне о нем.
Спонтанный порыв. Обычно я не люблю рассказов о родне. Все эти чужие жизни – лишняя информация. Но с Кирой готов разговаривать о чем угодно... лишь бы не плакала.
- Я как раз хотела попросить тебя об этом. – Она благодарно сжимает мою руку и вся оживает.
- Вот и договорились.
Целую в висок. А затем, плюнув на попытку быть благородным, спускаюсь к губам.
***
Следующие десять минут проходят в тишине и без Киры. Она наотрез отказывается идти вдвоем. Дождавшись, когда Федор припаркует машину у подъезда, вылетает с лекарствами на улицу и скрывается в темной парадной.
Шустрая неуловимая рыбка. Совсем как в начале нашего знакомства.
Усмехаясь этой своей мысли, обвожу взглядом ночной двор и устало откидываюсь на спинку.
- Такое ощущение, что все старые питерские дворики на одно лицо. – Лениво всматриваюсь в темноту.
- Не сказал бы, - зевая, тянет Федор. – У меня сестра экскурсии здесь водит. Говорит, они даже по планировке квартир отличаются.
- Странно. Этот как из прошлого. – Болезненно морщусь, вспоминая один из дворов десять лет назад.
В нем были точно такие же дома, ровные квадраты окон, арочные подъезды, ржавые качели возле песочницы... а еще в нем жил урод, сбивший мою Аню.
- Вот в этом, например, березы на детской площадке, - важно продолжает Федор. – В Питере они редкость. Уверен, дворы с такими красавицами можно пересчитать по пальцам.
- Наверное... – За ребрами ноет.
Лениво кошусь на березы. В памяти тут же вспыхивает картинка с такими же деревьями, только чуть ниже.
- Еще посмотрите на водосточные трубы. - Федор, похоже, вошел во вкус. - Моя Ирка утверждает, что они как человеческие отпечатки пальцев. Общая схема никогда не повторяется.
Не хочу ни на что смотреть. От нахлынувших воспоминаний и так хреново. Но взгляд против воли останавливается на кривой трубе возле ближайшей парадной.
Ладони леденеют.
- Федь, ты ж был здесь недавно. – С трудом ворочаю языком. – Ну, когда нужно было проверить на месте мать Киры или ее украли.
- Да, Ярослав Борисович. Был.
- И номер квартиры знаешь?
Нутро тоже замерзает. Слишком чётко теперь я помню эту дурацкую трубу, березы и весь двор. Целый месяц после суда над убийцей Ани ходил сюда как на работу. Пытался понять, чем дышал ублюдок, лишивший меня жены и ребенка. Надеялся найти силы жить хотя бы в злости.
- Я у вашей охраны уточнил. У парней было личное дело. – Федор как нарочно тянет резину.
- Я тоже его видел. – Вспоминаю проклятую папку из отдела кадров, которую передал мне Ломоносов. С прочерком в отделе «отец» и двумя дурацкими фамилиями бывших мужей Киры. – Так какой номер?
Будто на добивание извилины подкидывают еще один привет из недавнего прошлого – тот самый разговор с мамой Киры по видеосвязи. Акулу трясло от холода и страха, а я рассматривал на экране телефона обезображенное яркой косметикой женское лицо и пытался понять, где видел его раньше.
- Семьдесят пятая, Ярослав Борисович. - В зеркале заднего вида замечаю встревоженный взгляд своего водителя. – Что-то не так?
- Что-то. – Все сходится.
На меня словно пололок падает. Вместе с облаками и небосводом. Ни вздохнуть нормально не могу. Ни ответить.
Скинув с себя ремень безопасности, выхожу из машины. Согнувшись пополам, упираюсь ладонями в колени и смеюсь.
Громко.
До рези за грудиной.
До болезненного кашля.
Я никогда не верил в карму. Слал нафиг уличных гадалок. Сам решал, с кем судьбе знакомить меня, а кого обходить стороной.
Я был надутым пупом земли, верящим, что он контролирует настоящее и будущее.
Глава 50
Глава 50
Кира
Стоит мне выйти на крыльцо, посмотреть на Яра... внутри все обрывается.
Он понял.
Мой самый жуткий страх последней недели превратился в реальность. Яр знает об отце, а я так и не успела признаться ему первой.
- Ты полна сюрпризов. Я думал, что выяснил о тебе все, понял, кто рядом... А фиг! – хриплым голосом произносит Вольский. – Женщина с тайнами.
- Я собиралась рассказать...
Оглядываюсь на дверь за спиной. Где-то там, в квартире, мама. Не такая уж больная, какой изображала по телефону. С румянцем, в бигуди и с возом претензий: «Совсем не интересуешься моей жизнью!», «Мама уже не молодая, а дочке плевать, что со мной может случиться!», «Мне умереть нужно, чтобы ты вспомнила о единственном родном человеке?»
Ни одного доброго слова. Ни единого "спасибо".
Я такой дурой ощущала себя перед ней. На высоких шпильках. В вечернем платье. И с пакетом лекарств. А теперь...
Мечтаю сквозь землю провалиться.
- Помню, - хмыкает Яр. – Ты планировала поделиться тем, какой замечательный у тебя отец. Святой человек. Любимец всего двора и передовик производства.
Он вскидывает голову вверх. В свете желтых фонарей вижу желваки на скулах и муку в глазах.
- Он был хорошим... Смерть твоей жены не его вина. – Вновь оглядываюсь назад. Глотаю жуткое признание о маме.
- Конечно. Так сложились обстоятельства, или Аня сама виновата. Ты это хотела сказать? Есть еще версии?
- Обстоятельства.
Обхватываю себя руками. На улице тепло, но меня начинает потряхивать.
- А то, что твой отец сознался в преступлении... это как? Оговорился? Взял на себя Анину вину? По доброте душевной! – В голосе Яра прорезается злость.
- У него... были причины.
- Понятно. – Закрыв глаза, Яр разминает шею. С шумом выдыхает. – Ты отдала лекарства?
Он не спрашивает о здоровье матери. Вообще не вспоминает о ней. За это я благодарна. У меня нет сил выгораживать ее после очередной лжи.
- Да. Лекарства у мамы. Мне нечего здесь больше делать.
- Отлично. - Кивает в сторону машины. - Поехали. Не хочу разговаривать... возле этой парадной.
***
В отношениях с мужчинами я всегда примерно понимала, на что мне надеяться. Предложение развестись первого мужа и измена второго не были неожиданностями. У каждого события имелись свои тревожные колокольчики и свои причины.
Чего ждать от Яра?..
Здесь мой мозг буксует. Совесть подсказывает, что он вывалит на меня тонну обвинений и разочарованно выставит за дверь. Внутренний голос тихо шепчет, что Яр поймет и со временем простит.
Безумно хочется верить в прощение. Я не желала смерти Анне и точно не планировала втираться в доверие к ее мужу. Все произошло само собой, будто какая-то сложная многоходовка фортуны. Среди всех мужчин в Питере я умудрилась влюбиться в того, в кого нельзя. А он из всех женщин именно мне предложил отношения.
- Это был чертовски долгий вечер, - распахивая дверь квартиры, говорит Яр.
Вроде бы никаких намеков, а ощущается так, словно он говорит не о вечере, а о всех наших днях.
- Ломоносов мог выбрать кого угодно. Жаль, что выбрал меня.
Сажусь на диван и тут же встаю. Неуютно. Не могу избавиться от чувства, что теперь я даже сидеть здесь не имею права.
- Уже жалеешь? – Улыбка Яра напоминает оскал.
- Я не просилась на это расследование. Все десять лет я считала тебя убийцей отца и мечтала лишь об одном – вывести на чистую воду.
- Отлично вывела. – Аплодирует Вольский. - Я бы даже сказал - завела!
- Папа был здоров до суда. В тюрьме умер через год. Сам понимаешь, как это выглядело.
