Ты - мой грех
Ночь.
Лежу на кровати, и чувствую себя легкомысленной дурочкой. Хихикать хочется, танцевать. Точно, дурочка. Прижимаю ладонь к губам — их до сих пор покалывает, едва только стоит вспомнить наш с Русланом поцелуй.
Он был без языка. Поцелуй-дегустация, поцелуй-знакомство. Практически невинный. Практически…
С Серым я целовалась множество раз. С языком, без, и это было приятно. Но каждый раз мои мысли были заняты не только поцелуями, но и своими проблемами. Их ни разу не удавалось выбросить из головы, и полностью расслабиться. Может, потому я до сих пор и девственница.
А с Русланом, несмотря на легкость этого поцелуя, я просто-напросто забылась. Растворилась в нем. И несмотря на то, что это было всего лишь прикосновение его горячих губ к моим соленым от слез, это был взрослый поцелуй. Я чувствовала рядом мужчину.
— Мммм, — простонала, сжала между ног плед, и перекатилась на кровати.
Он добивается своего. Причем быстро. И я… готова? Пожалуй. От скуки я читала статейки в женских журналах, и при всей их тупости они рабочие. Чтобы мужчина ценил, нельзя сразу же ему давать. Но и тянуть месяцами не стоит, как бы мужик не запал на женщину, динамо любого взбесит.
Я была готова сразу же. И сейчас готова. Не знаю, любовь это или нет… наверное, нет. Любовь свою я долго топтала грязными ботинками. Безжалостно, чтобы она умерла. Твердила себе, что невозможно полюбить по-настоящему в четырнадцать лет. Это — детское, то, через что каждая девочка должна пройти по пути взросления.
Наверное, я просто хочу его.
Да.
Мне понравилось это — ощущать заботу мужчины, расслаблять плечи от своей ноши, которую он готов забрать. Вот только я всегда буду помнить, что это именно моя ноша. Заварила эту кашу я, и именно мне нужно платить по счетам.
Нужно потерпеть совсем немного! На этой мысли я подскочила на кровати.
— Точно! Осталось-то совсем немного, — зашептала я.
Руслан не ждет, что я девственница. Думаю, он уверен, что у меня уже были мужчины. Я решу все свои дела, продам то, что пообещала продать, и забуду это как страшный сон. А потом буду с Русланом.
Точно!
Снова опустилась на кровать, и задумалась. А если я снова полюблю Руслана? Смогу ли я, любя одного, лечь в кровать с другим?
Смогу. Просто будет гораздо более противно, но стоит признать — я не нежная девица, сбегающая от нелюбимого в объятия истинной любви. Раздвину ноги, перетерплю, затем подожду пару дней, пока всё заживет, и можно будет начинать жить нормально.
Нужно только потерпеть.
***
— Лягушонок, — рассмеялась я, утирая с лица брызги.
Диана взвизгнула, и продолжила лупить по воде.
Я решила — больше мы не будем мыться вместе. Я буду следить за ней в ванной, пока не подрастет, а затем уже мыться отдельно. Пусть малышка привыкает, что скоро у нее появятся личные границы.
Меня это всегда бесило в маме. Даже когда она была нормальной, непьющей, и самой любящей. Могла ввалиться без стука ко мне, даже к Лёшке, и на возмущения бросала лишь то, что она всё это много раз видела.
Это было некомфортно.
Раньше я не могла дать Диане границ, мы спали на одной маленькой кровати, и вечно на боку, чтобы не свалиться. Мылись вместе. Но теперь — хватит.
— Не страшно было ночью одной?
— Неа, — замотала она головой.
— Я оставляла дверь открытой. Думала, что прибежишь ко мне.
— Нужно было? — спросила она.
Нет. Наверное, я ужасна, но мне тоже нужны границы от своей собственной сестренки. Однако, если бы она пришла, я бы не прогнала.
— Если испугаешься — дверь всегда открыта, Диан.
— Монстров не существует, — залепетала она. — Я не боюсь темноты. Я боюсь людей.
Не те слова, которые должна произносить шестилетка. Едва ли она осознавала опасность также ясно, как я, пока мы жили с матерью. И слава Богу. Не стоит знать маленькой девочке, что может сделать с ней пьяный извращенец. Но она чувствовала этот страх, ловила липкие взгляды.
Я знаю, что это такое — быть матерью, но не забываю, что Диана мне сестра. Не дочь. Но если бы я родила ребенка, как бы я жила спокойно, зная, что с ней может произойти беда? Мама не могла не осознавать, даже при пропитых мозгах. Как она допустила? Как?
Никогда ей этого не прощу!
— Давай договоримся. Слушай! — потянула сестренку за влажный локон, и та забулькала от смеха. — Моя дверь для тебя открыта. А в твою я начинаю стучать, хорошо? Три стука в дверь комнаты, и ты разрешаешь мне войти, ладно?
— Зачем?
— Так нужно. Привыкай, — чмокнула её в носик, и начала добавлять горячую воду.
Может, для шестилетки и рано это — личные границы. Я ничего не знаю про воспитание, всегда по наитию действовала, но вроде бы справляюсь. Хотя… Боже, какой был ужас, когда я осталась наедине с орущим младенцем! Про детей в свои тринадцать я знала только то, что они сосут сиську. А тут Диана — крохотная, беззащитная. Лёшка работал целыми днями, мать пила, никакого грудного молока, и я осталась наедине с младенцем…
Нет, не буду вспоминать.
***
Посмотрела в дверной глазок, и сразу открыла дверь, подавляя широкую улыбку.
— Привет.
— Пустишь?
Я посторонилась, пропуская Руслана.
— Чего такая колючая опять?
— Ничего, — заявила мятежно, и пошла на кухню.
Явился. Я ждала, что утром заглянет. Потом ждала, что днем. И вот, вечер, и Соколовский вспомнил о моем существовании, о котором он всегда умел забывать.
— Люб, я готов ко многому, но не сейчас. Башка не варит. Устал. Накормишь? Или доставку закажем? Если мешаю — могу уйти, без обид. Сейчас вообще не до споров, реально вымотался.
Обернулась на его голос, и посмотрела внимательно. Глаза у Руслана красноватые, скулы обозначены чуть резче. Бледноватый. Папа так выглядел, приходя с работы без задних ног.
Ну я и идиотка. Это я сейчас безработная, что мне непривычно. Нет, не бездельничать, все же я работала сменами, и бывали дни, когда я была предоставлена сама себе. Но я всегда осознавала, что это выходные, а затем настанут трудовые дни. Сейчас же я четко понимаю — пока никакой работы, и это… странно. Не бежать никуда, не сидеть над тетрадкой, выписывая неотложные расходы. Мне банально непривычно ощущать себя праздной. Оттого я и забыла, что у Руслана есть работа, причем не из легких.
