Когда герои восстают (ЛП) - Дарлинг Джиана
На мгновение во мне вспыхнуло беспокойство. Кристофер уже несколько раз связывал меня, и забыть эти воспоминания было почти невозможно. Но я решила заменить их на более сильные, позитивные, как мы с Данте сделали это в Сорренто.
— Che coraggio, — пробормотал он во второй раз за вечер, отступая назад и изучая меня.
Какое мужество.
Разогретая его похвалой, уже мокрая и пульсирующая, я потребовала:
— Прикоснись ко мне.
— Вот так? — поддразнил он, подавшись вперед, проводя рукой по середине моей груди, следуя за вырезом дизайнерского платья.
— Di più, — приказала я, глядя на него.
Сильнее.
Он нежно пощипывал мои соски через ткань.
— Va bene cosi?
Вот так?
— Нет, — выдавила я, выгибая спину, чтобы быть ближе. — Сильнее, Данте.
— Хочешь, чтобы я трахнул тебя жестко, моя Лена? — мрачно спросил он, крепко сжимая мои соски костяшками пальцев, пока я не зашипела. — Потому что после сегодняшней ночи мне нужно трахать тебя до тех пор, пока ты не почувствуешь меня в каждом сантиметре своей кожи.
— Да, — согласилась я. — Сделай это.
— По-итальянски, — уговаривал он, отпустив мою грудь.
— Scopami, per favore.
Трахни меня, пожалуйста.
Его ухмылка сверкнула в лунном свете.
Мгновение спустя обе руки нашли вырез моего платья, пальцы впились в ткань, и он разорвал его прямо посередине. Я задохнулась, когда ткань капитулировала перед его силой, чисто порвавшись до самого подола, пока оно не распахнулось по обе стороны от меня.
— Ottimo, — прорычал он, лаская мою обнаженную грудь, перекатывая соски в своих ладонях.
Лучше.
Это было намного лучше.
Моя голова упала назад между плеч, когда он шагнул ближе и взял один из моих сосков в рот, чтобы пососать и пощипать зубами. Контраст удовольствия и боли заставил дыхание прерываться.
Он прижался к груди, обрабатывая ее, в то время как его другая рука направилась прямо к моему лону. Его рычание вибрировало в моем соске, когда его пальцы скользнули в омут влаги у меня в центре.
— Такая влажная для меня, — простонал он.
Моя дрожь не имела ничего общего с прохладной зимней ночью, а все было связано с тем, как он прослеживал каждую складочку и углубление в моей киске, словно картограф, решивший составить карту моего удовольствия.
— Знаешь, у нас не было десерта.
Я смотрела с тяжелыми веками, как он срывает с дерева лимон и разрывает его, используя только большие пальцы. Сок стекал по его запястью. Он поднял руки, слизывая струйку сладковатой жидкости, и хмыкнул.
— Ты тоже хочешь немного? — спросил он невинно, но Данте был совершенно непристойным, совершенно нечестивым.
Я никогда не представляла, что лимоны могут быть эротичными, пока не кивнула, задыхаясь, и он не поднес к моему рту кусочек желтой мякоти. Итальянский фрукт был таким сладким, что можно было есть кожуру, и я закрыла глаза, пока он кормил меня им, кусочек за кусочком.
— Теперь я, — сказал он, выдавливая вторую половинку лимона между моих грудей.
Прохладная жидкость заставила мою плоть затрепетать, спускаясь по дрожащему животу к паху и по внутренней стороне бедра.
Данте хмыкнул, приступая к работе, его язык был горячим и льнул к моей плоти, когда он вылизывал меня дочиста, пощипывая соски. Когда он опустился на колени в траву и взял мои бедра, устраивая их на свои сильные плечи, я позволила себе обмякнуть, полностью поддерживаемая моими связанными руками и его широкой спиной.
Он проводил языком по обе стороны моих бедер, всасывая кожу, пока не осталось ни следа сладкого лимона.
— Лимон с медом лучшее сочетание, — пробормотал он почти про себя, прежде чем прикоснуться к моей киске, глубоко вдохнув мой аромат.
Dio mio, это было чертовски сексуально, что ему так нравится мой запах. (пер. с итал. «Бог мой»)
Мгновение спустя он раздвинул мои набухшие складки и погрузил язык внутрь.
Мое лоно мгновенно сжалось, как пружина.
— Блядь, — грубо выкрикнула я.
Данте застонал в ответ, вибрация сладкой агонией отозвалась на клиторе, когда он захватил его между губами и атаковал языком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Это секс.
Это наслаждение.
Это то, чего мне не хватало всю жизнь.
Мне не было стыдно, когда я объезжала талантливый язык Данте, когда он вводил один, потом два, три пальца в меня и двигал ими, пока я не начала извиваться и стонать.
Я уже была обнаженной. Я трахалась раньше.
Но никогда не впускала другого человека в свое тело и разум, чтобы трахать их одновременно.
До Данте.
Он был под моей кожей и в моей крови. Его аромат был единственным, что мой нос мог учуять даже в лимонной роще. Надо мной не было ни ночного неба, ни земли под ногами, ни даже гравитации, кроме магнетизма, исходящего от мужчины, который ел, как голодный, между моих бедер.
Я была только его, а он только моим.
Именно эта мысль превратила мое тело из твердого в газообразное, конечности растворились в дыму, который грозил унестись с ветерком.
Я кончала и кончала, а Данте ел и ел, пока все, что я могла делать, это бороться за дыхание в легких.
Когда он встал, его рот и подбородок блестели от остатков меня. Он не вытер их, когда захватил мои губы в дикий поцелуй, пожирая меня так же, как он пожирал мою киску.
В нем не осталось нежности, только горячая потребность и яростная агрессия. Он зарычал, приподняв мои бедра за предплечья и упираясь своим толстым членом в мой центр. Его потный лоб прижался к моему, и мы оба смотрели вниз, на место соединения наших тел.
Секунду спустя он вошел в меня до упора.
Я закричала, но это было похоже на аллилуйю.
Он трахал меня жестко, будто я была сосудом, а не женщиной. Как будто я была создана для этого для того, чтобы он трахал меня, использовал и наполнял своей спермой.
Это не было унизительным или неправильным.
Это было так горячо, что расплавило мои внутренности, превратило мой мозг в желе.
— Dai! — призывала я его. — Di più.
Сильнее.
Мои зубы лязгнули, когда он взял мои ягодицы в свои широкие руки, прижав меня в воздухе, чтобы он мог делать то, что я велю.
Он трахал меня так сильно, что его член врезался в мою шейку матки с болью.
Но это была боль, которая переросла в грохочущее удовольствие.
Я стиснула зубы, чтобы смягчить удар, и вцепилась руками в веревку, которая удерживала меня, чтобы попытаться оттолкнуть его.
— Cazzo, come sei bagnata, — прорычал он над влажным шлепком его яиц о мою мокрую сердцевину.
Черт, ты такая мокрая.
Так и есть. Небрежные звуки и плавное, текучее скольжение его горячей длины внутри меня было почти невыносимым.
— Я собираюсь кончить так сильно, — прохрипела я, немного напуганная надвигающейся тяжестью моей кульминации.
— Кончи для меня, — приказал он, взяв мой рот на мгновение, хотя мы оба дышали слишком тяжело, чтобы это продолжалось так долго. — Выдои мой член своей сладкой, тугой киской.
— Dio mio (пер. с итал. «Боже мой»), — пробормотала я, когда он наклонил голову, кусая соединение моей шеи и плеча, в то время как его член входил в меня под впечатляющим углом, что привело в действие что-то вроде пороховой бочки в моем теле.
Я разрывалась от удовольствия, кончая на его член в порыве, который охватил его пах и мои бедра. Он выругался по-итальянски, ощущая, как я почти болезненно сжимаюсь вокруг него, как безуспешно дергаю бедрами, в попытке одновременно усилить сладкую агонию и закончить ее до того, как я умру.
Несколько мгновений спустя он вошёл в меня до самого конца и прошептал мое имя как последнюю молитву перед тем, как кончить. Он достиг кульминации так сильно, что все пролилось вокруг его толстого члена и стекало по моим бедрам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Это было грязно и громко, совершенно грязно.
— Это было невероятно, — прохрипела я в его влажную шею, пока он держал меня, хотя я не знала, как у него хватило сил.