Без кислорода. Вторая книга (СИ) - Тесс Кира
— Готова?
— Всегда.
— Сейчас мы заедем к тебе домой за вещами, а потом отвезу тебя в новую квартиру, посмотрим ее. Напомни свой адрес?
Диктую адрес, он вбивает его в телефон, и мы трогаемся.
Вот так у него все просто.
А я?
Откинула голову на подголовник и закрыла глаза.
Я устала.
Глава 17
Марк
— Это акция такая? При покупке замка — дверь шла в подарок? — сжимая новую связку ключей, нахмурившись, смотрит на меня взглядом, полным сомнений.
— Кажется, Семен немного перестарался. — Пожимаю плечами.
Я и сам не был в курсе, что вместе с замком он еще и новую сейфовую дверь поставил, за что я благодарен ему. Это не лишнее.
— Такой же, как и его начальник, — закатив глаза пробурчала и вставила ключ в замочную скважину. Затем отворила еще один замок и открыв дверь, вошла. Поэтому проследовав за ней, закрыл дверь, но оставил без ответа ее едкий комментарий.
Потому как, во-первых, она была права, Семен всегда выполняет свою работу успешно. Во-вторых, он также повернут на контроле и, в некоторых случаях, перегибал палку похлеще меня. И, в-третьих, я знал, что она делает и пресек это на корню. Неосознанно, в ней продолжает упрямиться и огрызаться обиженная девчонка. Поэтому если бы ответил что-либо, то наша перепалка достигла бы разрушительных масштабов. Она единственная имеет надо мной такую власть. Она единственна осмелилась бросать мне вызов и почти всегда я ей это позволяю. Правда не всегда сдерживаюсь, чаще срываюсь, а надо бы уступать. Потому как, и у меня характер не сахар, а эта девчонка постоянно переходит все возможные границы. Ее взрывной характер порой выбивает почву у меня из-под ног и сводит с ума. Наши отношения изначально были ненормальными, больными. Моя душа, пропитанная пороками и жаждой обладать этой девчонкой любыми средствами, проникнуть в каждую часть ее тела, мозга и жизни, доказали лишь то, насколько сильно я прогнил изнутри и как низко пал. И вся эта забавная, поначалу, игра вот к чему нас привела. Сломанная Валерия, с ворохом проблем, пытается удержать свою вдребезги разбитую гордость. И я, маниакальное животное, с садистскими наклонностями и больной зависимостью к ней. А теперь еще и нашему ребенку. Осознание того, что я никогда не восстановлю каждую искалеченную часть ее души и тела, и не получу ее доверие снова, как гноящая рана, отравляет и разрушает все внутри. Заслужил.
В прихожей валялись куски монтажной пены, которую использовали при установке двери, и забыли убрать. Не разуваясь, Лера прошла в гостиную, по пути заглядывая в кухню. Остановившись посреди комнаты, поджав губы, она с тревогой оглядывается по сторонам и расстроено качает головой, не веря своим глазам. На стене за диваном, нам усмехались матерные надписи, наспех выведеные красной краской с балончика. Повсюду валялись окурки и пустые бутылки из-под алкоголя, вместе с вещами хозяев этой квартиры. В углу возле дивана виднелись следы от кострища. Ублюдки. Как они еще не спалили квартиру дотла. Если в округе обитают такие уроды, то Валерии определенно, оставаться тут нельзя.
— Идиоты! Что же вы натворили! — вскрикнула и в несколько шагов настигла место кострища, а затем опустила на колени, что-то взяв в руки.
Подойдя ближе замечаю в ее руке фотографии, которые она собирает по полу. В углу за креслом стоит коробка, на дне которой лежит несколько черно-белых снимков. Часть обожженых уголков фото валяется на противне в углу, в котором ранее был костер. Обойдя Леру, присаживаюсь рядом и помогаю собрать остальные. Перед глазами мелькают цветные и черно-белые снимки, на которых запечатлены ее родственники. На мгновение взгляд цепляется за снимок, с которого на меня глядят, заплаканный мальчик, на вид ему года три, во рту держит палец, а рядом надув губы, сидит рассерженная девчонка, на пару лет старше. Это определенно Лера, ее большие карие глаза, и свирепое выражение лица я сразу узнал. Судя по этому фото, у нее с самого детства не слишком гладкие отношения с младшим братом. На моих губах отражается едва заметная улыбка, которую сразу прячу.
— Эта коробка была до верха заполнена фотографиями, — сдавленным голосом тихо бормочет Лера, подтягивая коробку к себе и укладывая в нее собранные снимки. — Вся моя жизнь, и жизнь моих родителей, память о них была здесь, — разозлившись, она отталкивает коробку в сторону и встает, — а теперь у меня и этого нет!
— Мне жаль, — только и могу добавить.
— Нет тебе не жаль! — звенит ее голос в порыве ярости и обиды, — Ты же бесчувственный до мозга костей! Твое сердце прогнило от эгоизма и отсутствия совести! Вершишь чужие судьбы, управляешь людьми, как марионетками, потому что есть деньги и можешь все? Да? Да, нихрена ты не можешь! Ты и представить не можешь, что я чувствую и как мне больно!
Могу. И меня убивает тот факт, что в этой ситуации я бессилен что-либо исправить. Она расстроена и все свое негодование выплескивает на меня. Пусть. Если ей такая терапия по душе и станет легче, я готов все это выслушать. Только вот она уже выговорилась, потому как всхлипнув, бросилась к двери, и вбежав в комнату, захлопнула ее, закрыв изнутри на замок. Еще мгновение и за дверью послышался рев.
Пока она рыдает, я не нахожу себе места, мечусь по комнате, и перебирая всевозможные варианты, того, как можно было избежать ее истерики. Возможно мне не стоило лично предлагать помощь и ехать сюда с ней. Я мог бы заставить Семена сделать это. Мог бы не пускать ее в эту квартиру и не видеть этих жженых фотографий и всего этого беспредела. Черт бы их побрал, этих моральных уродов! Дались им эти фотографии! Все это время я не смел пытаться заговорить с ней и утешить. Пусть успокоится сама, подожду. Постепенно ее плачь перешел во всхлипы, а потом и вовсе затих. В течении следующих двух часов она так и не вышла из комнаты. Должно быть уснула.
Я продолжал ждать. Миновал еще час, за окном стемнело. Семен названивал, но я сбрасывал, и он начал засыпать сообщениями спрашивая том, понравилась ли нам снятая квартира, которую мы еще не видели, и все ли с нами в порядке. Заверил его, что работаю над этим. В животе заурчало, что было явным признаком того, что пора перекусить. Войдя в кухню, которая тоже была перевернута вверх дном, в холодильнике не удалось найти ничего съедобного. Зато в морозилке нашлись замороженные овощи, кусок сала и пакет с пельменями. Отлично. Ужин у нас будет. Поскольку я не мог оставить ее тут и пойти за продуктами, решил сварить пельмени. Как только они закипают и готовы, выкладываю их по тарелкам и выключив плиту иду к узнице, которая до сих пор не подала признаков жизни.
— Лера, пора вставать. Я приготовил ужин.
— Убирайся, оставь меня в покое! — Хрипит она через дверь и слышится шорох.
— Лера, — уже настойчивее повышаю голос, — Я понимаю, ты расстроена, но уже поздно и пора перекусить. Не хочешь сама, а вот ребенку нужно. Подумай о нем. Слышишь?
Жду минуту. Две. Тишина.
— Бойкот значит? Как знаешь.
Отлично просто. Как я мог забыть, что она маленькая упрямая задница?
Возвращаюсь на кухню и принимаюсь за ужин. Съедаю свою порцию и выложив остатки из кастрюли, приканчиваю и их. Во мне, в отличии от нее, аппетита на троих. Когда кладу тарелку в раковину, в гостиной раздается скрип, а потом и шаги. Вышла. Через минуту, она опускается за стол, и взяв в левую руку ложку принимается за пельмени. Правая остается под столом, на ее колене.
Помыв посуду, наливаю кипяток в кружку и бросив в него пакетик чая, сажусь, напротив. Она избегает моего взгляда, и сморщившись жует.
— Все так плохо? Пересолил? — делаю глоток мерзкого чая, уточняя.
— Недосолил, — с набитым ртом укоризненно буркнула.
Странно, а по мне так нормально все с солью. Ой и вредная.
