Двойное подчинение (СИ) - Ковалевская Алиса
— Что ты собираешься делать? — спросил Антон с плохо скрываемым раздражением, после того, как мы подъехали к моему дому.
Вещи так и остались в багажнике, мы же вышли из машины и теперь стояли рядом. Я обернулась к подъезду, заметила соседку и, кивнув ей, снова посмотрела на Антона. Чувствовала, что он едва сдерживается. От чего: от того ли, чтобы не засунуть меня обратно и силой не увезти в свой дом, к брату и его жене? От того, чтобы высказать мне всё, что он обо мне думает? Или, может быть, от чего-то ещё? Мне было всё равно. Сейчас, в этот момент, мне было действительно всё равно.
— Как и планировала, уеду на какое-то время, — отозвалась, наблюдая за сыном. На детской площадке, куда я его отправила, играли соседские ребятишки, но подходить к ним он не стал. Держался поодаль, в нескольких метрах от нас и время от времени бросал взгляды исподлобья, думая, что я не замечаю этого.
— И чего ты этим добьёшься? — всё же не выдержав, рыкнул Антон. — Чего, Аня?!
Не ответив, я пошла к сыну. Продолжать этот разговор я не собиралась, равно как и слушать какие-либо объяснения. Не знаю, чего они хотели добиться молчанием. Понятия не имею, чего они вообще хотели от меня, к чему были все эти недопризнания, слова. Ради бизнеса ли Денис женился или ещё ради чего — какая разница? Какая, к чёрту, разница?! Глаза снова начало жечь от слёз, горло сжалось. Чувство унижения и горькой обиды подкатило тошнотворным комком, заставив меня остановиться и сделать вдох.
— Ань, — позвал меня Антон. Поколебавшись, я всё-таки посмотрела на него. — Разговор не окончен.
— Окончен, Антон, — тихо отозвалась, но он только мотнул головой. Прищурился, бросая меня в самую глубь тёмной бури.
— Не окончен, и ты это знаешь.
Внезапно, как и там, в доме, меня окатило яростью. Шквалистая, она смешалась со слезами, с горечью, с обидой, заполнила всё моё сознание. Быстрыми шагами я преодолела расстояние, что уже успела пройти и, сжав кулаки, выпалила:
— Предлагаешь нам жить вчетвером? Ты, я, твой братец и его жена? Как её? Вика? Отлично! Отлично, Титов! Мы будем рожать вам детей, вместе воспитывать их… — нервный, рваный смех вырвался у меня. Злой, полный той самой чёрной досады, что была внутри. Антон мрачно смотрел на меня, я же, резко замолчав, буквально выплюнула ему в лицо: — Так?! Так, Титов?!
— Не так! — рыкнул он в ответ и схватил меня за запястье. — Не так, Аня!
Я вырвалась.
— Не трогай меня! Так или не так, мне всё равно. — Тяжело дыша, я замолчала. Запал кончился, тяжёлый взгляд Антона, что он не сводил с меня, давил, лишая воли и последних сил. Меж нами повисла тишина, нарушаемая лишь доносящимися с площадки детскими возгласами и шумом листвы.
— Разговор не окончен, — жёстко повторил Антон, впечатывая в меня каждое слово. Ещё несколько секунд, а после он быстрым шагом пошёл прочь, оставив меня — разбитую, раздавленную, наедине с собственным смятением и ужасающим пониманием, что он прав.
Оперевшись ладонью о капот машины, я потёрла пальцами лоб. Закрыла глаза и тяжело выдохнула. Голова болела, внутри всё саднило болью и отчаяньем, ноги подгибались. Чтобы не свалиться, я опёрлась о машину бедром. Сглотнула.
— Мам, — позвал меня Андрей. — Мам, — совсем близко.
Я посмотрела на стоящего рядом сына и выдавила слабую улыбку.
— Мы всё-таки едем в отпуск, милый. Только ты и я. На море. Там… Там, знаешь, волны, чайки… — Говорила, понимая, что в уголках глаз уже навернулись слёзы. — Море, оно такое… бирюзовое-бирюзовое.
— Ты плачешь, мам? — обеспокоенно дёрнул меня сын за подол платья. Я замотала головой. Всхлипнула, понимая, что слёзы против воли текут по щекам и поспешила вытереть их.
— Мам, он тебя обидел? Антон? Он…
— Нет, дорогой, — опустилась перед сыном на колени и крепко обняла его, прижимая к себе. — Просто… Просто я очень тебя люблю.
— Почему тогда ты плачешь? — с явным непониманием спросил сын. — Когда любят ведь не плачут.
— Просто… — Обняла ещё крепче и прижалась щекой к мягким волосам. Как ему сказать, что плачут? Плачут. Когда любят, плачут. И ещё как плачут.
Три недели, что мы провели вдали от дома, вдали от Москвы и её нескончаемой суеты, показались мне вечностью. Вечностью, продлившейся мгновение. Я смотрела на сына, носящегося у кромки воды, подставляла лицо тёплому ветру, а сама понимала, что каждый день — обратный отсчёт. Невидимые часы отсчитывали минуты, секунды до нашего неминуемого возвращения. Лето подходило к концу, грозя вот-вот смениться уже стоящим на пороге сентябрём. Школа… Казалось, только вчера я, держа на руках перевязанный синей лентой кулёк с новорожденным сыном переступила порог роддома и утонула в объятьях единственного встречающего меня человека — сестры, а теперь…
— Мам, мне кажется, так не должно быть, — вырвал меня из размышлений появившейся в спальне Андрей. Отложив расчёску, я глянула на него и со стоном выдохнула.
— Снимай, — качнула головой, глядя на ставшие явно короткими штаны, что он натянул. Снова покачала головой. За те несколько дней, что остались до осени, нужно было переделать кучу дел. Но для начала…
Глянула на себя в зеркало, придирчиво рассматривая собственное отражение. Кончиками пальцев провела по шее и груди, задержалась на несколько секунд. Узкая юбка, безупречно сидящая белая блузка, расстёгнутая лишь на пару верхних пуговиц, виднеющаяся в вырезе золотая цепочка на шоколадной от загара коже. Волосы выгорели на солнце и казались светлее обычного.
Эти три недели помогли мне прийти в себя, собраться и принять определённые решения, в правильности которых я, сколько бы себя ни уверяла, увы, уверена так и не была. Разговор не окончен… В памяти так и звучали сказанные напоследок слова Антона. Нам действительно нужно было поговорить. Как бы ни противилось моё нутро, я понимала, что должна дать Денису возможность всё рассказать, объяснить. Особенно теперь. Хочу я того или нет, потому что… Потому что я, чёрт возьми, взрослая женщина и вести себя должна, как взрослая женщина. Слишком многое нас связывает. Слишком…
Пройдя по знакомому коридору, я коротко постучала в дверь и толкнула её. С вечера я повторяла себе, что готова к этой встрече, что смогу держаться спокойной, но на самом деле готова я к ней не была. Более того, понимала я, что сколько бы ни оттягивала, ничего не изменится. Напротив.
— Аня, — увидев меня, Денис поднялся из-за стола и пошёл навстречу.
Смотрел на меня как-то лихорадочно, жадно, будто прошёл не месяц, а несколько лет. Пожалуй, так не смотрел на меня он даже после расставания, продлившегося семь лет. Задержался на лице, на вырезе блузки и снова посмотрел в лицо. Глаза его, коньячно-карие, стали тёмными, в глубине зрачков вспыхнули искры. Мне показалось, что за этот месяц он немного осунулся, похудел. Не дав себе возможности раздумывать об этом, я подошла ближе и протянула ему лист бумаги.
— Что это? — он мельком глянул на него и нахмурился. Снова посмотрел на меня.
— Заявление, — выговорила я. Нервно, протяжно выдохнула. — Подпиши его, Денис. Так будет лучше.
Темнота глаз сгустилась сильнее, из искр вмиг взметнулось пламя, обжёгшее меня, добравшаяся до замёрзшего сердца и горечью пепла покрывшего оставшиеся в душе раны. Он смотрел на меня, скомкав в кулаке лист, я на него.
— Подпиши, — хотела сказать жёстко, но голос дрогнул.
— Послушай меня, — он резко схватил меня за плечо и дёрнул на себя. — Послушай же, Анна! Мы с Викой…
— Да не хочу я слушать про твою Вику! — вопреки всем разумным мыслям, что я так долго носила в себе, закричала я в ответ. — Ни про Вику не хочу слушать, ни про других твоих жён или кто там у тебя был! Не хочу!
— Да не было у меня других! — заорал он мне в лицо как-то бессильно, встряхивая, будто тряпичную куклу. — Не было, чёрт тебя возьми!
— Хватит отправлять меня к чертям! — рванулась от него. Шумно дыша, смотрела ему в лицо, не в силах удержать гнев. — Ты сам хуже любого чёрта! Ты и твой брат! Так что никакие черти мне уже давно не страшны!
