Клеймо тирана (СИ) - Попова Любовь

Что видит мой тиран. Меня, обнаженную, испуганную, на месте преступления. И человека, которого он обещал убить.

Время растягивается, а я почти не дышу. Головой качаю, глазами прошу выслушать. Молю, чтобы мысли прочитал. Ничего не было. У меня с ним и не могло ничего быть. Только с тобой. Только ты хозяин моей жизни…

— Лень, — шепчу, но сама себя не слышу. Лишь шагаю как по стеклу, ставя на стопах шрамы. — Лень, все не так. Это банально, знаю, но ты все неправильно понял.

Все ближе и ближе. К самому краю скалы.

— Вера, да что ты оправдываешься! Это рано или поздно бы случилось.

— ЗАТКНИСЬ! ТЫ ЛЖЕШЬ! — ору как безумная, повышая тон голоса. — Леня, он врет. У меня с ним ничего не было!

Рывок и одеяло, что дрожащими руками сжимала на полу.

Рывок и тяжелая рука на шее.

Рывок и я куклой болтаюсь в воздухе. Глаза в глаза. В нем презрение в моих мольба.

— Лень, — вцепляюсь в руку, реву белугой. Не от боли. От страха, что теряю что — то важное. — Лень…

— Сбежала?

— Я не могла иначе…

— Ему звонила?

— Лень, я просто хотела….

— ЧТО ТЫ ХОТЕЛА?! ЧЕГО ТЕБЕ НЕ ХВАТАЛО?! Я ЖЕ ВСЕ ДЛЯ ТЕБЯ!

— ЛЕНЯ!

Он кидает меня на пол, как тряпичную куклу. Бьюсь головой, перед глазами круги. Да, да, я виновата, но я невиновна!

Перед глазами круги, но я кручу головой, взглядом вцепляюсь в Леона и Колю. У того глаза как две копейки, а во лбу дуло пистолета.

— Я тебя предупреждал, падаль?

— Она сама…

— Нет! Нет! Леня, не убивай его, хватит смертей!

Взгляд на меня, дикий, безумный, неживой.

— Любишь его? Хочешь, чтобы жил?

— Леня, я тебя люблю, — ползу по кровати. Ближе. Ближе, Он не должен снова убивать, не должен! — Я тебя люблю…

Все ближе и ближе. Рывок руки, волосы в кулаке. Щелчок затвора. Я качаю головой, но уже понимаю, что он собирается сделать. Щелчок затвора и выстрел под крик Коли, который наверное не планировал умирать вот так. Я ахаю, смотря как Коля, мой гнилой друг Коля валится назад, стекая по стене как клякса.

Леон даже не смотрел на него, все это время он вбивал взгляд в меня. Кулак сжимается сильнее, до мошек под веками.

— Все еще любишь?

— Зачем ты…

— ВСЕ ЕЩЕ ЛЮБИШЬ?!

— Да! Да! Да! — кричу ему в лицо, а он меня животом в кровать кидает, вжимает пальцы в поясницу. Я даже не дергаюсь, когда он еще вялым членом врывается в меня. Насухо, не давая даже дыхание задержать.

— А так любишь, тварь?

— Люблю, — хриплю, глотая слезы, руками закрываю глаза и терплю серию грубых, сильных толчков, за волосы голову задирает, к шее еще горячий ствол прижимает. Кричу от ожога, начинаю в руках его биться, а он только звереет, не отпускает, пока выть не начинаю, пока член не вытаскивает, заставляя на колени опуститься, чтобы принять всю сперму на лицо. Он бьет меня по щеке членом, словно пощечину дает.

— Ну что, все еще любишь, шлюха? Нравится быть пользованной?

— Замолчи.

— Надо было тебя Гоше отдать, он бы с тобой не церемонился.

— Замолчи! Я люблю тебя! У меня ничего с Колей не было.

— Может еще соврешь, что беременна от меня и спасала ребенка?

— Это… правда.

Он толкает меня и просто идет к двери.

— Леон! Леня! Остановись! Просто остановись! Выслушай меня!

— Отсюда тебе лучше свалить, скоро полиция приедет, — только и говорит он, даже не оборачиваясь, оставляя меня ощущать запах смерти, унижения и одиночества, которое пожирает меня изнутри, как ядовитые муравьи.

Я мельком бросаю взгляд на Колю и закрываю лицо руками, стекая на пол, захлебываясь собственным горем. Собственной болью, что убивает меня и не дает даже вздохнуть.

Глава 39

Сколько я так просидела, глотая слезы и захлебываясь рыданиями, не знаю.

Оплакивала собственную глупость, Колю, в смерти которого виновата, Леона, который теперь ненавидит меня, ребенка, который никогда не узнает своего отца.

Я просто тонула в этих слезах. Не могу даже разогнуться, словно меня скрутило от боли. От раздирающей изнутри боли, словно это я собственной рукой выжимаю жидкость из всех внутренностей.

Вздрагиваю, когда рука натыкается на что — то вязкое и теплое. Одергиваю руку, а потом вскрикиваю, смотря, как вся ладонь покрылась кровью.

Вскакиваю и поскальзываюсь, падая в лужу. Собственный рев эхом разносится по комнате, а я почти ползу в душевую, чтобы смыть с себя хоть немного крови.

Включаю кипяток, чувствуя, как он почти сдирает кожу, только вот душу не очищает, наоборот заталкивает страдания глубже, вживляя их в меня навсегда.

Дура, господи, какая я дура!

Я выхожу из душа, только когда не чувствую кожи, обматываюсь полотенцем и открыв дверь замираю.

В комнате, размером с небольшую кухню набилось столько народу, словно в метро в час пик. Каждый занят своим делом, каждый выполняет свою работу, и только Андронов стоит недвижим в этом хаосе и смотрит прямо на меня.

— Рад, что твои мужчины оказались настолько примитивны и предсказуемы, — говорит он спокойно, заложив рука за спину. — Надеюсь мне не нужно тебе объяснять, что если ты не пойдешь со мной, то вот это повесят на тебя.

Он кивает на Колю, которого фотографируют в той же позе, в которой он замер в вечном покое с дыркой во лбу…

— С вами куда, — сглатываю я, чувствуя, как страх, расползается ледяными веревками, стягивая мою только что ошпаренную кожу.

— Туда, куда я скажу. Я слишком долго ждал.

— Ждали?

Он подходит ближе, а меня от страха начинает колотить. Мне жарко и холодно. Адреналин в крови подскакивает, а я сжимаю кулаки, понимая, что теперь реально лучше умру, чем стану чей — то подстилкой.

— Ждал, ждал. Ты должна была достаться мне девственницей, девочка. Я очень люблю маленьких девочек, — подходит он все ближе, пока за его спиной уносят Колин труп, пока рабочие стирают кровь и создают подобие порядка. — А ты не дождалась папочку и легла под грязную зверюгу. Понравилось?

— Понравилось! — кричу, толкаю этого худого старика так, что он взмахивает руками и падает спиной на пол.

В комнате воцаряется тишина, словно прогремел выстрел. Все в шоке смотрят на меня, на Андронова, потерявшего сознание. Я пытаюсь раскачать тело, пытаюсь понять, что делать. Если не рвану сейчас, меня просто посадят. Или убьют.

Я медленно, словно по краю обрыва, подхожу к углу комнаты и беру свой рюкзак. Без него было бы сложно. Никто не шевелится, пока не раздается хрип:

— Убейте суку!

Время словно набирает ход, а я вместе с ним. Просто срываюсь на бег и вылетаю из номера в одном халате.

Бегу босиком со всех ног, прямо на улицу, совершенно не понимая куда идти и что делать. Если уж меня так легко нашел Леон, то Андрону труда вообще не составить.

И что дальше? Его плетка? Тюрьма? Смерть!

— Вера! — слышу грозный окрик и сердце заходится в волнении.

Леон! Это он! Он спасет меня! Он поверит мне!

— Вера!

Оборачиваюсь в поисках источника, в надежде увидеть любимого!

Передо мной вдруг тормозит машина, а внутри сидит не Леон…

Лысый мужик, который помог мне тогда в клубе. Саша. Точно.

— Ну что ты встала?! Залезай, если жить хочешь.

Я оборачиваюсь, замечая, как из гостиницы высыпаются люди и тут же прыгаю в машину. Только закрываю дверь, как она срывается с места. Кричу, когда в нее попадает пуля.

Саша давит мне на голову, заставляя опустить ее в колено. Как учил Леон.

Он везет меня к нему?

Как только мы отъезжаем на приличное расстояние, он дает мне поднять голову.

— Ты везешь меня к Звереву? Он попросил меня спасти?

— Нет, Вер., — качает он головой. — Ты про Леню забудь, он тебя вычеркнул.

У меня смешок вырывается.

— Ты врешь. Он конечно позлиться, но все-таки…

— Да, другая у него! — рявкает Саша. А я головой качаю.

— Какая другая, что ты несешь? Зачем ты мне это говоришь? Зачем ты вообще приехал?!