Дик (СИ) - Форс Элен
Двигаясь все также стремительно, он перехватывает меня и направляется на выход, оттесняя охранника, который все также стоит на входе. Тот вежливо пропускает нас.
— Дик, но… — хочу остановить его. Чтобы ни было между мужчинами — не красиво оставлять его отца после того, как он помог. Если бы не он, Романовы бы не отступили. Было бы не важно ЧТО у них есть на Дика, они бы закрутили все основательно, нарисовали бы доказательства из воздуха. Понимая, что Дик не остановится, тихо бросая, оборачиваясь: До свидания!
На улице прохладно, удаётся наконец-то глотнуть свежего воздуха. От всего этого раскалывается голова.
На улице уже светло. Пять утра, как-никак.
— Дик. — повторяю я и ухватываю его за руку, пытаясь остановить. Он слабо поддаётся. — Посмотри на меня, пожалуйста. Может тебе стоит все же поговорить с отцом?
— Не влазь, Сиськастая. — бросает Дик, даже не оборачиваясь, открывает мне дверь в машину, показывая головой, чтобы я садилась.
На выходе показывается Дик старший, он также держит руки в карманах и походка у него такая же, как у сына. Непроизвольно сравниваю: какой из его сыновей похож на отца больше. Вениамин унаследовал лоск и царские, безупречные манеры, которые чувствовались в Дике старшем с первого взгляда. Он смотрел так, словно это был его участок и его город, все вокруг принадлежало ему. Мне сложно было судить о его характере, но, думаю, что он был мягче, чем у младшего брата.
Я не решилась сесть в машину, просто замерла, вкладывая в свой взгляд максимум нежности, чтобы поддержать и успокоить Дика, который еще не заметил отца, но учуял перемену.
— Будь мужиком уже, Сашка. Давай поговорим. — он подошёл ближе, но продолжая сохранять дистанцию, словно боялся спугнуть. — Столько лет прошло, а ты все шарахаешь от меня, как черт от ладана.
— За столько лет мог бы понять, что мне противно с тобой разговаривать. — в голосе Дика чувствуются скрытая боль и грусть, что-то серьезное в прошлом произошло между ними.
Дик старший делает тяжелый вздох, закрывает глаза, но остаётся стоять на месте, не сокращает расстояние, будто если он сделает шаг — Дик сразу заскочит в машину и умчит.
Я все же сажусь, не хочу быть лишним свидетелем семейных распрей. Даже в машине слышу их пререкания, как же они похожи. Может быть если бы Мама Дика была жива, она смогла бы примирить этих двух упрямых мужчин.
— Вот вроде уже не мальчик, тридцать лет, а ведёшь себя… — видно, как сильно мужчина себя сдерживает, с каким трудом подбирает нужные слова. Желваки ритмично двигаются от внутреннего напряжения. — Нравится тебе или нет, но я твой отец… Даже если ты будешь до конца своих дней вести себя, как ребёнок, я все равно буду твоим отцом… буду любить тебя и защищать… любым оружием, которое окажется у меня под рукой…
— По осторожнее с такими заявлениями, а то второй срок отсидишь… — Дик становится жёстче. Я не вижу его лица, но чувствую это через голос. — Люби и защищай, кого хочешь, про меня забудь только.
Это последнее, что говорит Дик, распахивает дверцу и садится в машину.
— Саш. — зовёт Дик старший и подходит к машине, стуча по стеклу. Саша нехотя открывает окно и его отец наклоняется, заглядывает в салон машины. Мне становится неудобно перед ним. — Было приятно познакомиться с Вами, Ангелина, Вы не обижайтесь на меня. Иногда бываю резок…
— Мне тоже. Все нор… — не успеваю договорить, потому что Дик выжимает газ, гонит подальше от этого места, бежит от собственного отца. Его даже трясёт, прикусывает губу гневно, чтобы сдержаться. Я не решаюсь ничего спросить. Чужая семья — потёмки.
— Я отвезу тебя к родителям. — наконец заговаривает он. Вроде ничего страшного не говорит, а мне кажется, что меня ударяют, нарушают внутреннее равновесие. Последнее место, куда мне хочется, дом моих родителей.
— А ты куда? — спрашиваю я дрожащим голосом.
Дик действует на меня удивительно, с каждым днем топчет моё самолюбие все сильнее, показывает мне, как сильно я от него завишу эмоционально. Делает из меня самую настоящую сабу.
— Мне нужно кое-что уладить. — холодно чеканит он. Понимаю, что в его голове происходит что-то нехорошее.
— Я поеду с тобой. — уверено говорю я. — Романов уже позвонил или сделает это в ближайшее время моим родителям, они точно не придут в восторг от случившегося, а я не готова сейчас воевать еще с ними… Ты действительно после всего случившегося хочешь оставить меня?
В ответ он лишь резко тормозит, ставя машину на аварийку. Венка пульсирует все сильнее.
— Майорова… — Дик откидывается на кожаном сиденье, задумчиво глядя на дорогу и как машины проносятся мимо нас. Миллионы москвичей и гостей столицы спешат на работу, жизнь кипит и не собирается останавливаться. — Меня ломает, я хочу выпить и раскурить косяк… Куда ты хочешь со мной? Обдолбаться?
Его слова меня не шокируют, вводят в транс. Я знала, что Дик любитель выпить и покурить, но не предполагала, что он настолько зависим, готов все бросить, просто обдолбаться и все.
— Да. — все же говорю я. — Я поеду с тобой, будем накуриваться вместе…
Дик издаёт нечто напоминающее смех.
— Дурочка ты, маленькая.
Даже не обижаюсь на него.
— Что у Вас произошло с отцом? — спрашиваю, потому что чувствую — Дик вышел из себя из-за встречи с родителем. Не уверена, что он раскроется, но мне хотелось бы попробовать отвлечь его, затушить разгорающийся пожар.
— Ничего. — отрезает он, уходит в себя, ощетинивается, становится похож на ежа.
— Выговорись, тебе станет легче. Я же рассказала тебе о «Жемчужном береге».
Дик тянется к бардачку и достаёт из него новую пачку сигарет, видимо для таких вот случаев, когда его нервы на пределе. Разрывает целлофан и выбрасывает его в окно.
Мы стоим на съезде, где нельзя останавливаться, как яркое пятно в серости утра.
— Мне было пять, а Вене десять, когда папу посадили в тюрьму, Мама сказала, что это ошибка и он ни в чем не виноват. — Дик затягивается с такой жадностью, после чего лениво выпускает горький дым, заполняющий салон автомобиля. — Папа на зоне как-то стал авторитетом, умудрялся даже деньги передавать, поэтому Мама могла себе позволить заниматься своими чертовыми фотографиями и не париться о заработке чистых денег. Она была талантливая и одержимая. Да она принципе ни о чем не парилась. Иногда мы ездили проведать отца. Было еще то мероприятие, нас с Веней это пугало до чертиков, я даже писался до лет семи, потому что мне снилось, как один из заключённых сбежал и схватил меня в плен.
Папа на встречах был просто душкой, интересовался постоянно, как у нас дела, слушал всю чушь, которую мы ему втирали. Уединялся с мамой, удивительно, как она не родила третьего после таких свиданий. Образцовый родитель, блядь, только убийца. Тогда мы этого с Веней еще не знали. Он вышел уже, когда маме поставили рак. Опять же, каким-то чудом нашёл деньги на ее дорогостоящее лечение. Веня был постарше и уже понимал, что отец находит их каким-то нечестным путём, он же не работает — откуда у него бабло?
Я же был, как Иван дурак, заглядывал ему в рот, считал, что он самый лучший. Прозрение ко мне пришло, когда мне было семнадцать. В школе повздорил с одним парнем старше меня из-за девушки, она мне даже не нравилась. Он был местным авторитетом, в кармане носил перочинный нож. Забил мне стрелку у завода «Серп и Молот». Мы пошли с братом вместе. Их собралось человек десять против нас двоих. Я школьник, брат в университете, а они все здоровые бугаи, некоторым лет под тридцать. Мы с Веней обосрались, конечно. Думали, все. А один из бугаев узнал нас, говорит:
«Так, это же малые Дики. Сыновья Дика.»
И представляешь, они все испугались. Они реально боялись, что мой отец убьёт их… Говорили, что Дик выпотрошит их, как рыбу.
Как мой интеллигентный Папа, кого-то может убить? Когда отец узнал об этой стрелке, а, как оказалось, его люди следили за нами, он прибыл на завод со своими парнями. Они почти до смерти забили пацанов… на наших глазах с Веней.
