Моя прекрасная преподавательница, или беременна от студента (СИ) - Санлайт Агата
— Я же не прошу никаких поблажек! Отнеситесь ко мне строже, чем к остальным, я согласен! — с жаром выпалил он.
Алина вздохнула, дернула рукой с пакетами, словно хотела отмахнуться.
— Вы не понимаете… Вуз — это улей. Пока пчелы спокойны, они делают вкусный мед. А когда злы… Шаукат. Сделаем вид, что этого разговора не было. Извините.
В последних словах звучала такая холодность… Или ему почудилось. Кат тоже вздохнул и молча отворил Алине калитку — она успела открыть замок.
Преподавательница юркнула в дверь и торопливо захлопнула ее с другой стороны.
Замок щелкнул и Кат покачал головой.
Опять все испортил!
Ну почему в присутствии этой женщины он не может себя контролировать? Вести себя спокойно и рассудительно? Почему он способен на это всегда, кроме моментов, когда рядом Алина?
* * *Алина
Он признался мне в любви…
Я лежала в кровати, глядя в потолок и думала о Шаукате Вяземцеве.
Он смотрел так, словно никогда ничего прекрасней не видел. Его голос вздрагивал так, словно передо мной не мужчина, а трепетный юноша. Его глаза так сверкали, словно у Вяземцева температура под сорок.
Он волновался. Сжимал и разжимал кулаки, переминался с ноги на ногу. Непохоже, чтобы он блефовал или просто пытался меня соблазнить. Ведь признания для этого не требовалось. Сколько мужчин и женщин доходят до секса, ни разу не произнеся эти три слова.
Нет. Шаукат, Кат, как называли его друзья, казался очень искренним.
И мне ужасно хотелось ответить ему.
Только не сейчас! Не перед экзаменом. Это все ужасно осложнило бы.
Осталось каких-то две недели с хвостиком. Если, правда, влюбился — потерпит. И я перестану сомневаться в намерениях Ката. Увижу, что он готов ждать и, по-настоящему, серьезно ко мне относится. Смогу убедиться, что Кат не обманывал, и, правда, сдаст лучше всех, чтобы доказать, что никогда не рассчитывал ни на малейшие поблажки.
Я заснула, думая об этом. А проснулась с твердым решением порвать с Иреком и предложить ему остаться просто друзьями.
Зря, боже, как же зря я все это с ним затеяла! Дала ложную надежду, окрылила…
Я думала об этом, провожая сына в садик вместе с няней и собираясь на работу. По счастью, я уже знала расписание Ирека и собиралась после занятий зайти к нему и все выяснить.
Пары прошли буднично для предэкзаменационных недель.
Сдачи всего, чего только можно: лабораторок, контрольных, пересдачи рефератов, назначение новых пересдач и прочее.
После всей этой круговерти, я выпила чаю в тишине пустого кабинета, пока остальные либо еще не пришли, либо вели свои занятия и отправилась к Иреку.
У дверей в его кабинет я притормозила, словно ныряла в ледяную воду. Сердце гулко ударилось о грудную клетку.
Я толкнула дверь и поняла — назад дороги нет.
Ирек встретил меня улыбкой. Подошел, наклонился, чтобы привычно поцеловать в щеку. Боже! У меня язык прилип к небу. Я смотрела на него и хотелось то ли заплакать, то ли закричать. От ощущения собственной вины, от желания чтобы все случилось иначе. Ведь он хороший! Да, черт побери! Хороший, достойный, чтобы его ценили, любили и относились по-настоящему…
Ирек отступил и с минуту сверлил меня внимательным взглядом. Я судорожно пыталась найти слова, хотя еще недавно почти наизусть заучила будущую речь. Все путалось. Казалось — все не то и не так.
Нужно сказать как-то иначе: мягче, легче для понимания.
Не ударив по самолюбию этого мужчины.
Ирек вздохнул, отошел на несколько шагов и присел на стол.
— Не получается? Да, Алина? Я ведь прав?
— Ччто? — выдохнула я.
— Не получается у тебя меня полюбить? Начать относиться больше, чем к другу?
Я только кивнула, спрятав глаза. Ирек спрыгнул со стола, приблизился. Поднял мою голову за подбородок и произнес с чувством:
— Я знал… что так и будет. Чувствовал. Ты не подпускала меня. Отгораживалась. Но ты старалась. И это я тоже видел…
— Мы можем остаться друзьями?
Ответом мне стало молчание: долгое, неприятное, напряженное.
Ирек убрал руку с моего подбородка, хмурился и смотрел в лицо. И ощущение, что как раньше уже не будет, охватило с головы до ног. Боже! Как тяжело! Как же сложно! Как все неправильно!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Прости, — Ирек еще немного помолчал и забил последний гвоздь в гроб моей надежды на наши дружеские отношения. — Я пока не смогу стать тебе другом. Может позже…
Я не смогла дослушать. Попятилась к двери, выскочила наружу и… уткнулась в Вяземцева.
Он посмотрел так, словно я предавалась с Иреком страсти на столе кабинета. Свел брови на переносице, дернул вниз уголками губ и выдавил:
— После экзамена я и ему скажу, все, что считаю нужным!
Я собиралась возразить. Как-то все прояснить. Но Кат крутанулся на пятках и понесся по коридору, едва не сбив с ног тетю Зину. В последнюю минуту он притормозил, обогнул уборщицу по широкой дуге и скрылся за поворотом в сторону выхода.
Ну вот… Ни один из мужчин меня не понял и не выслушал. Однако, это становится какой-то системой.
В немного подавленном расположении духа я отправилась в кабинет пить чай. Вскоре пришла Настя Рудникова. И мы с удовольствием навернули жирную, местную пиццу на толстом ломтике теста. Вредную, непохожую на настоящую, совсем не такую, как в нормальном кафе. Зато с чувством и с аппетитом.
* * *Шаукат
Прямо из вуза Кат отправился в «Королевы», ничего не сообщив своим товарищам из группы старших студентов. Даже Темычу не позвонил.
Хотелось надраться и подраться. Вот прямо так.
Ундина повиляла бедрами возле Вяземцева. Он сунул ей в трусики дежурные купюры «на отвяжись» и продолжил «праздновать».
Когда изрядно надрался, решил найти кого-нибудь для «сброса напряжения».
Однако вокруг тусовались одни перевозбужденные хозяева жизни, у которых нет времени на романы, а гормоны давят на мозг. Таращились на девушек, кончали, или отправлялись в отдельные кабинки.
Кат практически отчаялся. Так хотелось кому-нибудь врезать! Так хотелось размяться! Забыть на время эту тянущую боль в груди.
Она послала его вчера, но Вяземцев надеялся. Вбил себе в голову, что Алина почти согласна, почти готова встречаться с ним. Только после экзамена. А сегодня застал ее выходящей от своего чернявого препода. Значит, они так и не расстались.
От этих мыслей у Ката в глазах темнело от ярости. Он навалял бы сопернику еще там, в вузе. Что сдержало? Да только уважение к Алине. Она так переживала из-за мнения коллег, из-за косых взглядов и шепотков за спиной!
Она, все она!
Даже когда ударила по больному, Вяземцев все равно не смог ответить тем же. Заботился о ее душевном спокойствии.
Случай подраться подвернулся, когда Кат уже ни на что не надеялся и взялся за очередную рюмку коньяка.
Два бугая, бандитской наружности принялись приставать к одной из девушек прямо в зале. Стащили ее с подиума для танцев и начали снимать бюстгальтер.
Хрупкая, ярко накрашенная блондинка пищала и сопротивлялась. Охранники отделились от двери и двинулись к идиотам. Не все девушки соглашались на приватный танец. И, уж тем более, на что-то большее. Для этого следовало отдельно договариваться. И не сразу с танцовщицей. Вначале с директором клуба, который сидел в большом кабинете, прямо за сценой. Туда девочки приводили клиентов, с которыми были не прочь продолжить «танцевать».
А эти захотели сразу, бесплатно, да еще и на публике.
Охранники принялись оттаскивать бугаев, когда те закричали «Наших бьют!» — и к ним присоединились еще пятеро. Таких же. Узколобых, со сломанными носами. Видимо, какие-то местные преступные элементы решили оторваться всем скопом. Возможно, праздновали удачное «дело».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Кат бросился на помощь охранникам. Еще некоторые посетители присоединились. Невесть откуда нарисовался Сомин. Хотя минуту назад Кат готов был поклясться, что боксера и близко не было.