Ешь. Молись. Разводись (СИ) - Блио Элен
Слезы капают как-то неожиданно. Всё сразу.
Судьба этого удивительного города. Моя судьба.
Как всё рядом.
Конечно, моя скромная история ни в какое сравнение не идёт с величием Северной столицы.
Смогла бы я тут жить?
Одна – нет.
А с Арсением?
Он женат, Милана. Остановись. Он женат.
- Я уеду сегодня.
- Пожалуйста. Еще хотя бы сутки. Дай мне еще сутки.
- А что потом? Разведешься? Бросишь свою…
Хотела сказать «кикимору» как в кино*, но гребанная совесть не позволила. Да и не думаю, что у такого как Арс жена кикимора. Наверняка стройная, молоденькая инстадива с внешностью фотомодели.
Я не искала её в интернете. Честно. И его не искала. Почти.
- Я не могу развестись, Милана. Не сейчас.
Вот так.
Другая бы спросила, а когда? Настаивала бы. Выковыривала бы из него информацию.
Другая. Не я. Я не могу.
Гордая очень.
Дура.
Он не сказал – не хочу. Он сказал – не могу.
Может и правда – не может?
А мне что делать?
Остаться? Или уехать?
Господи, что мне делать?
Глава 29.
Мила смеется, вспоминает первую поездку в Питер, подъём на колоннаду, с которой мы уже спустились, переживания, что опаздывают на поезд. Улыбаюсь ей в ответ, чувствуя какое-то странное погружение в прошлое. Словно я тогда стоял с ней рядом.
Что это такое? Почему такое немыслимое притяжение? Почему ноет в груди?
Не было такого. Точно.
Никогда.
Нет, ну может… да, в самом, почти детстве, или это уже была юность? Когда нравилась мне одноклассница так, что смотрел на неё и забывал дышать.
И мы даже встречались, недолго, совсем. Потом она стала «ходить» с парнем на два года старше. Это мы тогда так говорили – «ходить». А она с этим «ходит». А он с этой «ходит». Значит – встречается.
Сейчас смешно вспоминать все эти словечки.
И то, что в какой-то момент было стыдно, что тебя девчонка бросила. И сам после этого бросился во все тяжкие, чтобы заглушить ноющую пустоту. Перецеловал всех приличных девчонок «на раёне». И неприличных, естественно, тоже.
А она, та самая, только смотрела и улыбалась снисходительно. Потом как-то встретила случайно, затормозила, стала расспрашивать, что и как. А в конце кинула так, безразлично, мол, совсем ты, Север, неразборчивый, абы с кем «ходишь». А я и не ходил. Я так.
Плевать на неё хотел – уговаривал себя, а было не плевать. Долго еще было не плевать. С головой тогда в учёбу ушёл, экзамены, поступление. Знал, что всё получится, что не будет проблем, но хотелось всех и вся порвать.
А еще стал гулять по городу.
Тогда оказалось, что такой родной, такой до боли любимый Питер я совсем и не знаю. Бродил по улочкам, рассматривал дома. Было интересно, кто построил, как. Почему в таком состоянии они – захотелось тогда что-то сделать для города. Вытащить. Превратить из руин в вечную красоту.
Однажды вытащил деда гулять. Дед мой во время войны был ребёнком, но жил на Урале, в Питер уже потом переехал. Блокаду не видел. Но город, естественно, знал и любил.
Мы гуляли, а он рассказывал. Как водил бабушку в знаменитую «Пирожковую» на Московском, открылась она в пятьдесят шестом году, деду с бабулей было тогда по восемнадцать лет. Стояли в очереди, и держались за руки, а ему очень хотелось её поцеловать. Но тогда это было неприлично. И обниматься неприлично. И даже за руки держать девочку – могли и взрослые пристыдить, а уж парни как могли обсмеять! И всё-таки в тот день деду удалось бабулю поцеловать. Они пошли на танцы, там жгли твист, потом убегали от дружинников, потому что случайно оказались в компании стиляг. Прятались в кустах, там он её и обнял сначала, а потом…
- Думал, по морде получу – заслужил. Но нет.
А в ту самую «Пышечную» на Конюшенной, которая открылась спустя два года дед привёл уже не просто любимую девушку, а беременную жену.
Эту историю я рассказываю Милане, когда мы стоим в очереди за самыми знаменитыми питерскими пышками.
Смотрю на неё и ловлю этот вайб, как говорит сейчас молодежь.
Ноет. Болит.
Потому что она уедет. И я её отпущу. И не поеду следом. И буду жалеть.
Буду.
Что делать?
Смотрю на неё, почему-то такую беззащитную сейчас. Очень нежную и ранимую.
Она влюблена в меня? Уверен, что да. По крайней мере она сама так думает. Иначе бы не легла со мной в постель.
Да, да, Милана из тех девочек, которые только по любви.
Даже в первую же, фактически встречу. Вернее, в первый день.
А я?
Что я? Холодный и безжалостный? Бесчувственный?
Ни хрена.
Я хочу сейчас взять её, прижать, оторвать от земли, унести туда, в те самые апартаменты с крышей. Запереть. И держать.
Не потому, что мне просто хорошо с ней в постели.
Потому что мне просто с ней хорошо.
Нет, это не просто. Далеко не просто.
Но мне хорошо. Очень.
Просто немыслимо как хорошо.
Нереально.
И больно.
Я правда не могу сейчас оставить жену. Никак.
Но объяснять Милане почему я тоже не буду, смысл? Оправдываться? Не могу и всё. Если бы мог…
Способен ли я на немыслимые поступки? Хотя, почему немыслимые? Самые что есть осмысленные. Сделать что-то ради женщины, которую почувствовал.
А я её чувствую. И с ней чувствую всё.
Живым себя чувствую. Живым и живущим.
Тем, кому еще чего-то хочется от жизни. Мечтать хочется. Узнавать что-то хочется.
Любить.
Да, с ней я хочу.
Люблю ли я её? Мне кажется, говорить о любви рано.
Я мужчина. Я прагматик.
