Дай мне любить тебя (СИ) - Роман Виолетта

— Может все-таки объяснишь, что происходит? Какого черта ты сегодня творил?

Бл*ть, он же не отстанет. Кошусь в его сторону, давясь тупыми смешками.

— Да ничего нового, Зу. Просто в очередной раз понял, что полюбил конченную стерву и суку.

Я поднимаюсь со стула, но стойка вдруг резко начинает отъезжать в сторону. Мне приходится схватиться за ее поверхность, чтобы не уехать вместе с ней.

— Ты не прав в этот раз, Верх, — он не отстает. — Обидел Машку. Что она то тебе сделала? Смотался куда-то, бросил ее одну. Я все понимаю, порой самому хочется кого-нибудь разорвать, но жена то при чем?

Прикрываю глаза — долбанные вертолеты.

— Тебе нельзя никого рвать, Зу. Ты же помнишь, ты в завязке-е-е. А вот я — поворачиваюсь к нему, раскрывая руки в стороны. Мне смешно. Потому что охр*невать от поворотов судьбы я уже устал.

Заур молчит. Ну и правильно. Не зачем учить меня жизни. Тоже мне, пример законопослушного человека. Он хоть и исправился ради своей жены, но ведь сколько волка не держи в уютном доме, он не станет добродушным мопсом.

— Алан.

Обернувшись, вижу идущего в мою сторону помощника Зу.

— Отвези Илью домой.

Залезаю за стойку, отталкивая в сторону бармена. Забираю бутылку Реми.

— Заур иди на х*й. Я свою тачку здесь не брошу.

Как только я перепрыгиваю стойку обратно, Зу перехватывает бутылку и возвращает испуганному бармену.

— Тачку твою я довезу сам. Расслабься Илья. Тебе нужно выдохнуть.

Здесь становится так душно. Мы выходим на улицу, и я думаю о том, что вся моя жизнь — конченная душнила. Все, что у меня было тогда, чем я жил и горел — исчезло. Птаха погиб пять лет назад. Чертова граната взорвалась прямо под ним. При мысли о друге в груди все в узел стягивает, прожигая горячей спиралью. Накрыл собой гранату, спас молодых бойцов, а сам погиб…

Прикрыл глаза — все едет. А я пытаюсь почувствовать, хоть на толику ощутить то, чем горел тогда. Когда казалось, что весь мир в ладони держу. Когда был рядом Ванька. Когда дела с ним мутили, когда на боях бабки первые поднимали. После того, как Вика уехала, я сорвался и бросил универ. Ушел с головой в бои. Надеялся, что, нахрен, всю дурь вместе с ненужной жизнью из меня выбьют. Так продолжалось несколько месяцев. Не знаю, что мне помогло — бешеный адреналин вкупе со злостью или просто удача, но я раз за разом одерживал победу. А когда встал на вершине, то понял, что хочу открыть свой клуб. И сделать его лучшим из всего, что было в этой индустрии.

И я сделал. Вместе с Птахой. Ванька всегда верил в меня. Он всегда был за меня и даже, когда Вика заявила о разрыве… он вместе со мной не верил в происходящий бред. До последнего…

Семь лет назад

— Я не верю, — прорычал сквозь зубы. Пальцы так крепко сжимали гребаный телефон, что казалось вот-вот и затрещит пластик под ними…

Мать посмотрела на меня тяжелым взглядом.

— Ты из-за нее попал за решетку, Илья. Твоя дальнейшая судьба в университете под вопросом. И ты хочешь сказать, что я зря тебе это показываю?

Посмотрел на нее. Мне хотелось на нее заорать. Мне хотелось открыть окно тачки и вышвырнуть телефон на дорогу, разъ*бать его об асфальт. Я не верил ему. Несмотря на ее слова в больнице, несмотря на ее холод в глазах, я бл*ть не верил, что малая может так поступить с нами!

Но это, сука, было правдой! На видео была Вика. Я ни с кем не спутаю ее тело, ее родинки под правой грудью и на бедре. И ее стон… ее тихий стон разрезал мои уши, будто крик банши. В тот момент, когда он трахал ее, она выглядела такой… улетевшей. Долбанный ублюдок, которому я столько раз мог разь*бать рожу, трахал мою девочку, а она звала его по имени… тихо так звала, нежно…

Твою ж!

Засунул в карман телефон. На первом же перекрестке выскочил из тачки. Во мне был столько гнева, столько боли! Физической боли, заставляющей меня корчиться в агонии.

Не знаю, сколько так шел. Перед глазам пелена красная. Ни хрена не видел и не соображал. Только когда уткнулся в ворота дома Птахи, немного в себя пришел.

Ваня как раз ковырялся в мотыке. Когда заметил меня, поднялся, кивнул понимающе.

— Идем.

Мы прошли в дом. Он молча полез в отцовский бар и достал бутылку Реми. После того, как она стала практически пустой, немного попустило и я смог хотя бы говорить.

— Вот, — протянул ему мобилу. — Только бл*ть не здесь, ладно? Я просто не потяну это еще раз…

Он вышел из комнаты. Пока Птахи не было, я нервно курил одну за одной. Он вернулся. Молча бросил телефон на стол и налил себе виски.

— Я не знаю, что сказать… Но… чувак, я не верю.

Кивнул.

— Я тоже не верил бы, если бы она мне лично в глаза не сказала в больнице, что беременна от другого. Она замуж за него выходит, — скривился. Даже произносить это было больно — слова жгли слизистую похлеще алкоголя.

— В какой больнице она?

— В Десятке. А что?

Птаха кивнул, набрал номер.

— У меня тетка там работает, старшей медсестрой. Поговорю с ней, она скажет с чем лежит Вика.

Я кивнул.

— Спасибо, брат.

Эти полчаса были еб*ным адом. Сомнения, боль, удушающее разочарование — все это выжигало нутро. И когда Ванька вышел во двор, я уже по одному взгляду понял, что дело дрянь.

— Твою мать, — прорычал, поднимаясь с мотыка.

Пнул валяющийся на полу гаечный ключ.

— Все так и есть, брат. Вот только она уже не беременна.

Он смотрел на меня тяжело так. Под его взглядом было не по себе.

— Чего?

Птаха нервно почесал затылок.

— Она аборт сделала. В больницу попала с кровотечением. Короче, не спасли ребенка…

Я стоял и пытался понять смысл его слов. Никогда не чувствовал себя таким беспомощным, бесполезным куском дерьма.

— Дай ключи.

Птаха нахмурился.

— Зачем?

— Дай. Мне. Ключи.

Он покачал головой. Захотелось ему втащить.

— Я должен ее увидеть. Поеду к ней домой и пока она мне все не расскажет, как ест, пока не убедит меня в этом п*зд*це, я не уйду.

Несколько секунд он стоял и тупо пялился на меня.

— Я с тобой, брат. Прослежу, чтобы ты глупостей не наделал.

Настоящее время

Во дворе — тишина. Я иду по темной ночной аллее. Фасад дома освещают фонари. По периметру всего строения темными фигурами возвышаются кусты роз. Справа небольшой пруд с форелью, слева беседка, где мы зависаем с Зауром и его женой. У нас мало друзей, но те, кто есть — проверенные временем, те, в ком я уверен на все сто.

И все это я построил сам. Начиная с нуля, поднимаясь с руин собственной жизни, не имея даже намека на смысл. Я выстраивал этот дом по кирпичику, вкладывая в него желание иметь собственную крепость. Семью.

Поднимаюсь по ступенькам, и прохожу в дом. Она в гостиной. Сидит на диване, ноги подобраны, в ее руках бокал вина. Ее длинные волосы спускаются водопадом по плечам, к пояснице. Я не любил ее никогда. Никогда не говорил ей о чувствах. Она давала мне их сама. С первого дня знакомства, когда выхаживала меня после боя. Тогда из меня сколотили хорошую котлету, но я выиграл. Сотрясение мозга, плюс перелом ребер — не слишком большая цена за избавление от жуткой агонии в душе.

Маша всегда была слишком нежной доброй. Разве она могла пройти мимо? Помню, ее глаза огромные, наполненные болью и печалью за незнакомца. Она смывала кровь с моих ран, ее нежные пальцы промывали мои волосы от грязи. А я был чистым овощем. Без эмоций, без каких-либо ожиданий на чудо. В день этого боя я узнал о гибели Птахи. Тогда ушел из жизни мой лучший друг, который был со мной с самого детства. В тот момент я жалел только об одном, что меня не было рядом с ним. И что мы не сь*бал*сь из этого мира вместе.

Она вернула меня к жизни. Незаметно, ненавязчиво. Она стала мне другом, помощником. Она была всегда рядом и ничего не просила взамен. Она смогла построить пусть и хлипкий, но все же мост между мной и моей матерью. Последняя кстати, души в Машке не чает.