Цена моей одержимости (СИ) - Шевченко Юлия

Алиса, три недели спустя

— Алиса, когда ты вернешься? — вместо приветствия из трубки раздается строгий голос мамы. — Тебе не место в том… доме. Отца скоро выписывают. Тебе нужно быть с семьей, а не с этим… мерзавцем.

— Мама, прошу тебя. Давай не будем поднимать тему наших взаимоотношений с Тимуром. Все равно ни к чему хорошему это не приведет.

Пролистываю ленту новостей, чтобы хоть что-то узнать о расследовании аварии на строительстве гостиницы в Воронеже. За последний месяц мало что изменилось. Лишь только пресса мусолила изо дня в день, какие все сволочи и что о безопасности тут мало кто думал.

Словно кто-то решил изрядно подпортить репутацию Тимура, который не покладая рук, пытался во всем разобраться. Даже о своих частых звонках позабыл. Иной раз напишет сообщение, а потом пропадет на несколько дней.

Да, возможно я и скучала по нему. Хотелось услышать его голос. Посмотреть на него по видеосвязи. Но в тоже время эта внезапно появившаяся свобода меня очень обрадовала. Я часто встречалась с подругами, лишь бы не находиться в одном доме с любопытной прислугой. Да и Дина уехала к родителям, а потом и вовсе с друзьям куда-то отправилась. Так что я была избавлена от ее общества, как и от посещений Ирины Львовны.

Странно, но мама Тимура в его отсутствие не прибегала с угрозами и не шантажировала. Она просто ушла в режим тишины. Не знаю даже к добру ли это или нет?

— Алиса, ты меня вообще слушаешь?

Вот о моей маме такого не скажешь. Последнее время мы с ней все чаще и чаще разговариваем по телефону, иной раз ссорясь. Она требует от меня рассказать всю правду про мое пребывание у Воронцова. А я всегда съезжаю с темы.

Ведь не могу ей рассказать о нашей сделке. Что деньги на операцию и спасение компании появились в результате, так сказать, продажи моего тела бывшему парню.

— Мамуль, через пару дней я смогу вернуться.

Я очень соскучилась по маме. Да и папу хочется видеть не на больничной койке, а в родном доме. Ему нужно возвращаться в былую форму, а то совсем похудел, осунулся и стал старше своих лет.

Мы сможем вернуть его к нормальной жизни. В последний визит к нему в клинику именно это и пообещала.

— Хорошо, что отец не знает о твоих выходках. Не хватало еще Мише нового приступа, — мама фыркает. — Как здорово, что те деньги на операцию тебе подруга дала, а не… ублюдок Воронцов.

Сердце больно сжимается. На глаза наворачиваются слезы. Я лгунья, которой очень и очень стыдно. Но в тоже время совесть свою заталкиваю куда подальше. Этой козе не стоит появляться, когда дело касается близких для меня людей.

— Мам, мне нужно бежать, — откладываю в сторону планшет и поднимаюсь с кровати. Что-то я сегодня заленилась, а ведь обещала с Милой по магазинам пройтись. — Я позвоню.

— До скорого, дочка.

На душе кошки скребут. Мир словно вмиг все краски потерял. Мне неприятно обманывать маму, но и правду ей знать не нужно. Может, через пару месяцев решусь, когда я отойду от сделки с Тимуром.

Снова звонок смартфона. Неужели, подруга уже приехала? Что-то она рано.

— Мил, мы же на полпервого договаривались, — даже не посмотрела на имя абонента.

— И куда ты, черт возьми, намылилась, Задорожная?

— Тимур, — выдыхаю его имя, тут же оседая обратно на кровать. Что-то ноги вдруг ватные стали.

Дрожь распространяется по всему телу. Сердце подпрыгивает в груди. Приходится переключиться на громкую связь, иначе телефон на пол уроню. Удобнее усаживаюсь. Улыбаюсь как дурочка, словно Тимур рядом и видит меня.

Уууууу, Задорожная, точно мозги потеряла. Забыла, с чего вы начали, и снова старые грабли достала?

— По-моему, я задал тебе вопрос.

Рьяно представляю, как он сидит у себя в офисе и постукивает от нетерпения пальцем по столу. Глаза прищурены. Скулы сводит. Ноздри раздуваются от злости.

Дикий, бешеный зверь, наметивший себе жертву.

— Я хотела с подругой по магазинам пробежаться, — отвечаю честно, зная, что и такой ответ ему не понравится.

— А мне сообщить не стоило, да?

— Можно подумать, ты бы мне что-то на это ответил, — бросаю ему вызов своей дерзостью. — От тебя ни слуху, ни духу не было целую неделю. Так что не нужно…

— Как будто я тут прохлаждаюсь, — рычит так, что сейчас из трубки весь вылезет и хорошую трепку мне задаст. — Только недавно все, блядь, разгребли из-за одного ублюдка. А ты мне еще мозг выносишь своей обидой, Задорожная, — что-то разбивается, от чего вздрагиваю и уже жалею, что на звонок ответила.

— Хватит орать, Воронцов, — тоже в долгу не остаюсь. — Нормально разговаривай со мной.

— Ты заслуживаешь сейчас не разговора, а хорошего, качественного траха. Чтобы ходить потом неделю не могла.

— К счастью, ты далеко, — подтруниваю над ним, показывая язык трубке.

— Но это дает нам возможность немного поиграть, — азарт в голосе, смешанный с похотью.

— О чем это ты?

Какой-то гипноз мною овладевает. Кровь бурлит и в жидкий огонь превращается. На подсознательном уровне понимаю, что он задумал. Страшно и так любопытно.

— Мы с тобой как-то этим занимались, детка, — хрипло, возбуждающе, до безумия соблазнительно. — Помнишь?

Да такое вряд ли забудешь. Тогда впервые я испытала оргазм по телефону. И сейчас это все повторится вновь.

— В чем ты?

— Шелковая пижама. Майка и шорты, — разглядываю свою домашнюю одежду.

— Представь, что я рядом с тобой, — закрываю глаза, принимая правила игры. — Провожу ребром ладони по ложбинке между грудей. Задираю майку и нежно касаюсь плоского животика.

Руки следуют за его голосом. Медленно, страстно. Тело горит, разум отключается. Ничего в мире не существует, кроме нас двоих. Пульс бешено бьется. Расслабляюсь, опустившись на подушки и вниманию его приказам.

— Сжимаю в руках твоих аппетитных девочек, — часто-часто дышу. — Соски между пальцами сжимаю. Одна рука опускается ниже, прямо в твои шорты. Обводит большим пальцем гладкий лобок, — матерь Божья, я сейчас сгорю. — Оближи палец, Алиса, и дотронься до себя. Расскажи, как это ощущается.

Делаю, как он говорит. Палец порхает по мокрым, нежным складочкам. Дугой выгибаюсь, представляя, что Тимур совсем рядом. На интуитивном уровне ощущаю его тело, накрывающее мое. Одной рукой грудь ласкаю, причиняя едва заметную боль. Другая вовсю орудует межу ног. Сердце грохочет как сумасшедшее, до легкой боли кусаю губы.

— Тимуууурррр, — протяжно стону, лаская себя. — Как же хорошо, — к одному пальцу добавляю еще один.

— Словно я в тебе, Задорожная. Проникаю с одного удара. Ощущаю, твой жар. Влажную киску, обезумевши сжимающую мой член.

— Черт! — ерзаю на месте. Все тело в агонии. — Я трахаю себя, Тимур. Все быстрее и быстрее. Как будто это ты во мне двигаешься. Толкаешься глубоко-глубоко, держась бедра. Оставляя на них следы.

— Блядь! Сука! — матерится, чем-то гремя. Кажется, будто это совсем рядом. — Я насажу тебя на член и не дам никакой передышки, Задорожная.

— Сильно в этом сомневаюсь, — произношу пересохшими губами, ощущая какой-то ветерок по разгорячённой коже.

— Может, проверим?

— Ааааа! — кричу на всю комнату, когда до моей руки кто-то дотрагивается. — Тимур? — глаза на лоб лезут.

— Раздевайся и вставай на четвереньки. Нам нужно наверстать упущенное время.

Глава 35

Тимур

Целый долбаный месяц провел в Воронеже, разгребая последствия халатности двух ублюдков. Дел эти твари таких наворотили, что еле-еле смогли все выяснить. Хотелось схватить поганых рабочих и проехаться их наглыми рожами прямо по стенке. Чтобы они почувствовали, каково людям, пострадавшим от их рук.

Глаз, блядь, не смыкал вместе с юристами и замами, чтобы не дай Бог нас не обвинили во всех смертных грехах уродские репортеры, сбежавшиеся к полу-рухнувшему зданию как тараканы.