Викторьен Соссэ - Дневник кушетки
Он взял из кармана монету и бросил ее в воздух, крикнув:
– Лицевая сторона – инженер!..
Затем поднял монету: оборотная.
– Пусть так! Девица придет к тебе. Кончится тем, что мне выцарапает глаза эта тигрица из Трокадеро! Я назначаю это свидание уже в четвертый раз…
Он расположился в кресле, закурил папиросу, взял журнал, швырнул его и проворчал:
– Какая потешная жизнь! Я устал, надорван… И при этом я жду женщину, которой нужно будет показывать чудеса храбрости. Я ведь не хочу поколебать моей доброй славы и потому умру! Идиотство… Может, пора отдохнуть на природе?.. Деревня, маленький садик с турецкими бобами, земляникой, деревьями, покрытыми листвой… туда прилетят птицы, которые будут щебетать с оглушительным шумом, они мне сделают пи-пи и каки на голову… Как это будет мило! Вокруг меня будут цвести розы, и когда я пойду их обнюхивать, меня укусит оса или большая зеленая муха. Я пойду гулять по деревне, на поля, в леса: тут сердитая корова боднет меня рогами; там змея ужалит меня в ногу, или большая жаба, на которую я наступлю, обрызгает мои ботинки липкой грязью… Так забавно в деревне!.. А! Нет, лучше уж позволить себе тысячу раз трястись в лихорадке, жаловаться на ломоту в суставах, чем отправиться в тень лесов в маленький несносный домишко, где никто ко мне не будет приходить и где я принужден буду в один прекрасный день наложить на себя руки в отчаянии от тех прискорбных дум, которые будут вечно отравлять мое существование…
Дринь!.. Дринь!..
– Это она и есть. Два удара!.. Замечательно!.. Вставай, старье. Ну-ка! Смелей!.. Или тебе захотелось в деревню?.. Он пошел к дверям.
Глава восемнадцатая
Тихо, без всякого шума, вернулся мой хозяин, пробыв вне дома пятнадцать дней. Я, вполне понятно, не буду говорить подробно о том убийственно скучном времени, которое мне пришлось провести в его отсутствие. Привратник являлся каждый раз, когда хозяйка квартиры намеревалась стирать пыль или выколачивать мебель; об этом может кое-что поведать кровать. В последнюю субботу эта пародия на кавалера, запутавшегося в юбке хозяйской дочери; только тогда хозяйка сообразила, что ее дочь далеко не дитя в вопросе об ухаживании. Но эта «неосторожность» не повлекла за собой серьезных последствий; это произошло по ту сторону кровати. Я здесь воздерживаюсь от описания неопрятности этой публики; я обожаю ровные стежки, надушенные юбки, приятный запах, а виденные мною в течение пятнадцати дней рубашки были не первой свежести и чистоты. О! А нижние юбки, ставшие серыми от стирки, грязи, воздуха! Меня тошнит от них. Но я, любознательная кушетка, все же решилась осмотреть это…
Мой хозяин страшно утомлен. Круги под глазами, лицо печальное, лоб нахмурен. Молчит. Усталым взглядом он осматривает вещи, разбросанные в нашей комнате. Воспоминания не веселят его. Понятно, я страшно взволнована и не предчувствую ничего доброго от его задумчивости.
Он сел за маленький столик, на котором было написано так много милых писем; черкнул несколько слов на разных листочках бумаги, поставил печать и отнес на почту.
В течение нескольких минут все мы: мебель, щетки и другие предметы – печально переглядывались. Такое выражение лица бывает у молодых людей, решивших покончить с собой, когда они пишут последнее письмо родителям о принятом ими ужасном решении.
Не прошло получаса с момента его возвращения с почты, как в дверях раздался звонок.
– Женщина! – подумала я.
Нет, это был мужчина, изящный господин лет тридцати семи-восьми, блондин с красивыми усами, шикарно одетый.
– Ну вот! – воскликнул мой хозяин, крепко пожимая ему руку.
Последний не спешил ответить. Очевидно, новость не из приятных. Наконец он решился сказать:
– Послушай приятель, ты должен быть мужественнее.
– А! – воскликнул мой хозяин, – она отказывает!.. Хорошо. Я знаю, что мне теперь осталось сделать…
– Я тебя уверяю, что ты влюблен, – сказал господин.
– Нет, нет, не думай так. Это невозможно, о чем ты говоришь… Видишь ли ты, не все в этом положении смогут перенести эту муку…
– Без сомнения, но у тебя есть энергия, ты это доказывал много раз.
– У меня нет энергии; в эти моменты люди теряют энергию.
– Тем не менее, рассуждая…
– О! Я тебя прошу!.. У меня нет рассудка, я не могу рассуждать. Я хочу совершить важный поступок, который послужил бы уроком тем, которые принуждены будут подражать Симон. Это гадко, мерзко, то, что она делает. Не покидают умирающего человека, не сказав ему последнего прости…
– A! pardon, она не отказывает в свидании; напротив, она желает тебя видеть, говорить с тобой, утешать тебя, вдохнуть в тебя прежние силы; она хочет, чтобы ты принял ее, я говорю тебе.
– Тогда! если бы я ее позвал, обещая ей все, что она потребует…
– Она придет.
– Ты полагаешь? – спросил мой хозяин, и в его глазах блеснул луч надежды.
– Я в этом уверен! Она мне сама объявила, что, если бы она знала, что своим приходом она тебе окажет добро, ничто бы ее не остановило.
– А ты ей сказал, чтобы она пришла?
– Нет.
– Почему? – вскричал мой хозяин.
– Потому что я полагал, что гораздо благоразумнее предупредить тебя, что, по моему мнению, она не будет твоей любовницей и что было лучше для тебя не видеть ее. Когда она уйдет, у тебя будет такой взрыв отчаяния, что это превысит даже твои теперешние страдания.
– Я хочу ее видеть! Ты слышишь? Я хочу ее видеть! Она должна прийти. Я обещаю все, что хочешь, но я желаю, я желаю ее видеть!
Он положил руки на плечи друга.
– Хочешь быть хорошим? – спросил он.
– Да, – ответил друг.
– Пойди скажи ей, что я ее жду. Иди скажи ей, что если она не придет сегодня, сейчас, то ты ни за что не отвечаешь. Иди, я тебя умоляю! Ты мне окажешь такую услугу!
– А ты мне обещаешь быть благоразумным, очень благоразумным?
– Я тебе обещаю… Я сделаю все, что смогу, чтобы быть благоразумным.
– Она внизу, в экипаже. Я иду…
– Как?.. Здесь?.. И ты мне не сказал?.. О! Я тебя ненавижу! Я тебя презираю!.. Ты мне больше не друг… Я отрекаюсь от тебя!.. Я отрекаюсь от тебя!..
Он вытолкал его взашей, и я издали слышала, как он ему сказал:
– Мерси, ты мил…
Графиня Симон de P… прелестная женщина, блондинка высокого роста, одетая элегантно, с некоторой небрежностью. О! Эта женщина не олицетворение храбрости и отваги. Напротив, в ней воплотилось все противоположное. Да будет мне прощено сравнение… она немного смахивает на улитку. Это, может быть, зависит от ее близорукости. Когда плохо видят, тогда всегда опасаются наткнуться на стену или край стола.
Меня крайне удивило, что мой хозяин перед ней чувствовал себя маленьким мальчиком. Ни на грош задора! Он, побивающий рекорд по части обращения, лепетал, как новичок, нес вздор и никак не мог сказать того, что хотел.
