Жестокий роман. После (СИ) - Ангелос Валерия
Прежний я не мог поступить иначе.
Подчинился. Наступил себе на горло.
И опять на арену вырвался зверь. Упивался моментом. Брал свое, будто мира вокруг не существует. Будто никто за нами не наблюдает. Будто вообще нигде никого нет.
Только я и она. Посреди темноты.
Помню, как меня тогда унесло. Все происходило в одном из наших бизнес-центров, посреди дня. Солнце отлично освещало огромный конференц-зал, где я назначил церемонию.
Щелчок — я точно провалился.
В ушах раздавались мерные удары барабанов. Перед глазами пылало яркое пламя костра, а вокруг царила сплошная чернота. Все казалось таким реальным.
Я шумно втягивал запах горящих поленьев. Четко различал гулкий бой совсем рядом. Может это гонг? Как на Севере, в горах. Там каждую ночь раздавалась очень похожая мелодия. Древняя. Мощная. Она пробиралась до самого нутра.
Хищник брал свое сполна.
Уже потом я очнулся и пожалел. Откат наступил. Меня дико злило то, что я как будто со всеми поделился своей Викой. Все видели нас. Все наблюдали, как я брал ее.
Проклятый ритуал.
Но зверю внутри меня нравилось.
Животные так и поступают. Самец помечает свою самку при всех. Показывает силу и власть.
Теперь многое открывалось под другим углом. Вся эта хуета с берсерками казалась бредом. Но факты я не мог не игнорировать.
Мои приступы становились мощнее. Пробирали острее. Теория выстраивалась по фрагментам.
Только что от этого меняется?
Так и представляю, как признаюсь Вике. Расскажу, что творил эту дичь в состоянии припадка. Маньяк. Садист. Психопат. А еще стоит добавить, что я без понятия, как контролировать свои провалы, как управлять этим бешенством. Тут даже Хаген меркнет.
— Ты проверил материал, который я тебе передал? — спрашиваю.
— Резко ты тему меняешь, — хмыкает брат и достает телефон из кармана. — Но да, чутье тебя не подвело. Там действительно не все чисто.
— Ясно, — киваю. — Нет у него никакого брата.
— Есть, информацию найти тяжело, практически все источники зачистили, но ты же в курсе, как я умею добираться до сути, — он протягивает мне мобильный. — Лучше сам посмотри. Тут главное.
— Ебать, — вырывается у меня, когда бегло изучаю полицейский отчет. — Как ты умудрился это достать?
— Не важно, — отмахивается. — Мы в дерьме, Марат.
— Разгребем.
Про брата Хаген не соврал. Теперь я получил тому прямые доказательства. Фото прилагается. Такое фото, что хер забудешь.
Эта история сразу показалась мутной.
Мелкий пацан пытается грохнуть родного брата. Папаша скрывает правду, держит сына в изоляции. Их семья известна на весь мир, они постоянно находятся на виду, однако никто ничего не подозревает.
За столько времени ни единой сплетни не выплыло. Так не бывает.
Конечно, я пробил информацию. Остров в Северном море действительно прежде являлся военной базой, сейчас там частная территория, доступа нет.
Но вот остальное проверить труднее.
Брат справился.
— Он знает про твой дар, Марат, — заключает мрачно. — Только по этой причине он и выбрал тебя. Хочет изучить. Увидеть в деле.
— Он уже видел. В тюрьме я не сдерживался. Бои записывали.
— Ты понимаешь, о чем я.
— Да.
— Этот ублюдок не остановится.
— Я тоже.
“Убей их!” — эхом отбиваются в голове предсмертные слова Дипломата. Теперь я гораздо лучше понимал суть его последней фразы.
Убить их.
Именно это я и намерен сделать. Оба брата отправятся туда, где им самое место. В пекло.
— Откуда он может знать про нашего отца? — спрашиваю. — Нас было трое. Больше никаких свидетелей.
— Рустам бы никогда не сказал, — пожимает плечами. — Это могло поставить под удар его собственный авторитет.
— Я знаю.
— Подозреваешь меня?
— Себя, — кривлюсь. — Он пришел, когда я валялся в лазарете. После очередного приступа. Тогда я убил двоих. Других просто не успел грохнуть. Охранники сумели вырубить меня убойной дозой транквилизатора.
Кто знает, что вкололи потом? Чем накачали?
Хаген так пристально смотрел. Прямо в глаза. И дальше, в другую нашу встречу создавалось четкое ощущение, будто он пытается пробраться в мою башку.
— Гипноз не действует на берсерков, — заявляет брат. — Как и препараты вроде “сыворотки правды”. Ты бы ничего ему не рассказал.
— А если я в обычном состоянии? Если уже очнулся?
— Тоже сомнительно, Марат, — качает головой. — Хотя если он поймал момент. Пока ты находился в бреду, он мог просто задавать правильные вопросы.
— Хаген любит эксперименты. Под его контролем сеть клиник, где трудятся самые разные мозгоправы. Что если он не только задавал вопросы? Он мог вложить в мою башку все, что угодно. Как тут проверить?
— Никто не может управлять берсерком, — твердо говорит брат. — Это абсолютно неконтролируемая стихия.
— Он знает слишком много про меня.
— Это другое.
— Я не ощутил воздействия. Наоборот, казалось, его бесит, что он не может до конца меня прочитать. Но сука, откуда ублюдок узнал про отца? Не вижу, блять, вариантов. Только если я сам все выложил. И тогда — кто мешал ему вложить свои приказы?
Брат молчит.
А я возвращаюсь на свое место за столом.
— Мы убили его, Марат. Все трое.
— Нет, — отрезаю. — Я убил его. Я один.
— Ты жалеешь, что сделал это? — спрашивает он.
— Я жалею, что не могу сделать это снова. С холодным разумом. Без лишних эмоций, а не в состоянии бесконтрольного припадка.
Джохар собирался привести приговор в исполнение. Он должен был сражаться с отцом. Но в итоге все пошло против нашего плана.
Отец умел подобрать нужные слова. Он умел управлять нами. Всегда.
Рустам тоже не смог занести меч. Застыл. Слушал дерьмо, которое лихо выливал наш проклятый папаша.
Я бы против него не пошел. Там. Тогда. Даже после всего, что узнал насчет его дел, даже когда осознал блядскую правду.
Но зверь внутри ничего не слушал. Для зверя не существовало иерархии, уважения к старшим и кровных связей. Зверь требовал мести. Крови. Смерти.
Ярость вырвалась на свободу. Гнев захлестнул.
Я очнулся в луже крови. Совершил самый страшный грех.
Убить родного отца. Ничего хуже этого нет. Несмываемое преступление, за которое полагается жуткая кара.
И плевать, что мой отец был гнилой мразью. Такие у нас понятия. Такие, блять, традиции. Если бы я грохнул своих братьев, никто бы не осудил. Но отец — это запредельная черта, которую никогда нельзя переходить.
Я поднимаюсь и отдергиваю штору. По ту сторону окна другой мир. Нормальный. Спокойный. Без боли и крови.
Дети продолжают играть со своими щенками.
Что они находят в этих вертлявых болонках? Или как там эта порода называется? Да похуй. Надо им показать нормальных псов. Волкодавов.
Вика стоит возле стола. В стороне от мелкоты.
Блядь, что с ней? На расстоянии напряг ощущаю. И что это у нее за коробка в руках? Массивная. Пластиковая.
Она отставляет ее на стол и оглядывается по сторонам.
— Марат, ты куда? — ударяет мне в спину голос брата.
Мчу вперед. Вниз по лестнице. Туда, к ней.
Нутром чую, как сгущается темнота вокруг.
29
Дети увлекаются игрой со щенками, и я отхожу от них. Тяжело скрывать свои эмоции. Хоть и стараюсь выглядеть спокойной, мне кажется, они все равно чувствуют мое настоящее настроение.
Тревогу погасить невозможно. Рядом постоянно находится главный источник. Марат. К счастью, мы практически не общаемся. Он держится на расстоянии. Но проблемы никуда не исчезают. Ничего не решается.
Этот мужчина не готов меня отпустит. Никогда не будет готов. А я… не готова выполнить то, что требует Хаген.
Взгляд падает на ярко-красную пластиковую коробку, которая стоит на столе. Готова поспорить, еще недавно ее здесь не было. Она явно выбивается из общего интерьера. Невольно оглядываюсь по сторонам и подхожу ближе.
