Урфин Джюс - Зарисовки.Сборник
– Ты думаешь, мне это нужно? – Стивен одним слитным движением перекатился и встал на колени.
Джошуа, будто очнувшись, окинул вдруг всю картину целиком. Обнаженный Стив посреди так и не разворошенной постели. Он вдруг нутром почувствовал развилку. Один шаг к кровати, и все можно поправить. Один маленький шаг, и рядом с ним будет парень. Живой, горячий, не идеальный. Такой, как нужен для жизни. Последний шанс зацепиться, выкарабкаться и всплыть.
– Джошуа… – голос Стивена просел от сдерживаемых эмоций. – Прошу тебя…
Джошуа стиснул в кулаке тонкую ткань рубашки. В кармане под пальцами перекатывалось что-то неопознанное. Он на автомате выудил браслет, сплетенный из ярких полимеров. Абсолютно гипоаллергенных. Маленький эластичный ободок, будто нарочно сделанный для тонкого запястья Эли. Самообман? Где та черта, которая может разделить мир на черное и белое? Почему это все как абстракция с картин Эли? Без формы, без границы, без образа. Где правда? Кого обмануть? Как обмануть? Кого спасать?
– Джошуа… – Стивен тяжело осел, глядя на закрывающуюся дверь.
***
Девушка была ухоженной, с легким налетом богемности.
– У каждого из нас есть пиковые моменты в жизни. Эмоциональный взрыв, если хотите, именно тогда рождаются вещи, вышагивающие за грань отпущенного таланта. К сожалению, это имеет побочный эффект. Художник очень быстро перегорает. И тут перед нами встает острый вопрос бытия. Что есть ценность? Жизнь человека или его талант? Стоит ли искусство своих жертв? Каждый из нас должен сам ответить на этот вопрос. Перед вами серия картин Стивена Фрая. Двадцать четыре полотна, которые художник создал буквально за год. Говорят, тогда у него случился бурный роман с его коллегой по работе. Существует много различных домыслов о том, кто это был. Одни говорят, что возлюбленный художника – сошедший с ума ученый, другие – что гений, имя которого до сих пор под грифом секретности в корпорации, где работал Фрай. Предлагаю ознакомиться с экспозицией, начиная с этого полотна…
Девушка увела за собой небольшую группу, неодобрительно и укоризненно покосившись на косуху одного из экскурсантов, который с горькой складкой усмешки застыл перед картиной. Немолодой человек, засунув руки глубоко в карманы вытертых джинсов, созерцал яркую россыпь хаотичных пятен, от которых кружилась голова. Перед ним кинолентой выжженных нервов бежало полузабытым фильмом прошлое.
– Джошуа… – Стив покосился на вцепившиеся до побелевших косточек в отвороты униформы пальцы… Стало страшно. Он смотрел на скрюченно-когтистый захват и представлял, как они сжимаются на его шее в безумной попытке получить невозможное. – Джошуа, – сглотнул он вязкую слюну, заглядывая в лихорадочные, покрасневшие от бессонницы глаза ученого, – я прошу тебя… Остановись.
– Что ты хочешь? – в голосе Джошуа сплелись воедино готовность пасть до нижайшего предела и угроза. – Картины? Новые картины? Хочешь? Я могу его заставить… Слава, Стив… Имя в веках… Навсегда. Меня? Хочешь меня? Ты только скажи, – пальцы разжались и стали неловко стягивать одежду, путаясь в элементарном порядке.
Это было страшно, до глухоты, до немоты. Все это напряженное до белого шокового разряда сумасшествие, маниакально плескавшееся в глазах бывшего любовника. Все это… желание кивнуть ему и одним махом оборвать хрупкую жизнь, попавшую в водоворот чужого безумия. Все это… собственные подлые мысли, жирные черви славолюбия, разъедающие его душу уже несколько месяцев. Все это…
– Я прошу тебя… прошу. Он мне нужен, понимаешь? Я умираю… Умираю, когда он не смотрит на меня.
– Я сделаю… Джошуа. Сделаю.
Стивен тяжело отпустился и уставился невидящим взглядом на сетку корреляции, которая бешеными скачками будто перечеркивала всю их жизнь. Недобоги…
Он совсем чуть-чуть, на сотую долю процента, исказил привычную формулу, ту самую, которая позволяла держать Эли в непрекращающемся чужом кошмаре. Химическую формулу любви, которая заставляла любить искренне, нежно, до самопожертвования, пока действует наркотик. Формулу, которая на сотую долю процента отличалась от обычного яда. Сотый процент. Маленькая погрешность после запятой, которая убьет. Освободит? Очистит совесть? Не поможет, но спасет?
Стивен окинул взглядом светлое помещение и поморщился от боли то ли в колене, то ли в душе. Возраст берет свое. Когда-то он бросил все и попытался переплюнуть чужой присвоенный талант. Он проиграл. Ненужная любовь. Фальшивый маленький осколок чужой истории, ставший краеугольным камнем целого течения в живописи. Кривая ухмылка бытия.
Стивен, прихрамывая, поплелся к двери с броской табличкой «Выход». Что такое любовь? Цепь химических реакций? Гормоны? Наркотик? Джошуа сошел с ума, когда Эли погиб от передозировки «любовного коктейля» – смеси допамина с другими гормонами. Или он сошел с ума раньше, когда решил добиться от Эли ответного чувства? Недобоги… Знающие все о своих созданиях. Все до последней клетки, но не умеющие понять себя.
Качели
Ветер метался по опустевшей детской площадке. Он капризно выдувал песок на новенькое искусственное покрытие, имитирующее зеленую траву. Раздраженно дергал ветви деревьев, обрывая с них листву, и пинал качели, которые тоскливо скрипели, укачивая пустоту. Вадим, вцепившись в подоконник, слушал эту заунывную песню одиночества. В груди выло, тоскливо металось разорванное в клочки сердце.
Он словно под гипнозом провожал больным взглядом яркий пластик. Туда-сюда… Туда-сюда… Вадим прислонился лбом к прозрачному холоду стекла. Когда-то у него был пропуск в этот мир заповедного детского счастья.
– Вадим… Он обязательно поймет… со временем.
Вадим внутренне сжался в непробиваемый, покрытый броней комок. Сейчас он ненавидел того, кто пытался утешить его.
– Вадь…
– Не трогай меня.
Вадим мысленно повторил все, что сказал его сын. «Ненавижу. Пидар. Ненавижу тебя…»
Он пальцами обрисовал равнодушный пластик окна, вкладывая в движение всю нежность, горько кипевшую на дне души, не растраченную и теперь уже и не нужную… Он не мог пережить брезгливой, болезненной ненависти, которая поселилась в глазах его сына. Не мог…
– Чем? – глухой голос пробился сквозь горловой спазм. – Отсосешь мне? Потом пойдешь и объяснишь моему сыну, что это нормально? Расскажешь ему о толерантности? Научишь не стыдиться и не бояться того, что его отец гребаный пидар? Найдешь какие-то оправдания, почему я живу с мужиком вместо того, чтобы жить с его матерью и с ним?
