Невинная для палача (СИ) - Кучер Ая
– Даже так? Сегодня ты учитель?
Я прячу смущение за волосами, ненавижу Палача всей душой. Потому что вспоминаю, как он учил меня. Рассказывал, что раз я теку – то возбуждена.
Но я согласна побыть учительницей, без проблем. Тем более, этот уголовник вряд ли разбирается в женской физиологии. Я с трудом готова поверить, что Валид окончил школу до того, как загремел в тюрьму в первый раз.
– Третья ходка, да? – переспрашиваю зачем-то. Хочется больше узнать о Палаче. – А за что получили первые две?
– Последний вердикт знаешь, получается? – мужчина спиной упирается в бортик на противоположной стороне бассейна. Рассматривает меня так же внимательно, как и я его. – Напомни, что мне там приписали?
– А вы уже не помните, что именно натворили?
– Не помню какую чушь придумал прокурор. Какие именно доказательства подделал, чтобы хоть как-то засадить меня за решетку.
– Хватит! Мой отец таким никогда не занимался.
– Верь во что хочешь, Александра. Самообман приятная штука, я знаю.
– Это какая-то психологическая игра, да? Хотите, чтобы я перестала доверять собственному отцу? Не спешила бежать к нему, если появится возможность? Только не получится! Я всегда буду верить ему, чтобы вы не придумали.
Я знаю, что не все люди в органах – белые и пушистые. Вера в идеальный мир закончилась рано, вместе с ожиданием Дед Мороза. Но это не просто слепая вера в отца.
Да, политики воруют, полицейские сами нарушают закон. Те, кто должен бороться за справедливость – закрывают глаза деньгами, которые им занесли уголовники.
Но я не просто надеюсь, что мой папа хороший. Я видела, как он работает. Как постоянно старается сделать хоть чуточку лучше этот мир. Разве сидел бы он до ночи, жертвовал своим здоровьем, если бы мог просто подделать что-то?
А бери он взятки – мы бы жили в условиях получше. У него хорошая зарплата. Достаточная, чтобы содержать семью, но никаких дорогих машин или непонятных расходов.
Всё честно и прозрачно.
Возможно, мой отец единственный честный прокурор в истории. И я жутко горжусь им! Не уголовнику вроде Палача судить его.
– Ты сама спросила, – Валид равнодушно пожимает плечами. Капелька воды срывается, спускается по его мышцам. – Мне всё равно. Верь, если хочешь. Потом не ной, что всё оказалось не так просто.
– Вы не ответили на вопрос, – цежу сквозь стиснутые зубы. – Последний срок за массовые убийства. А остальные?
– Неправильно, лапуль. Массовые – это четыре и больше жмурика, у меня было три. Якобы. Первый за кражу, по малолетству. Второй – умышленное нанесение тяжких телесных.
– Тоже якобы?
– Не, зай, это доказано.
Содрогаюсь. Беру свои слова обратно. Не хочу я знать больше о Хасанове. Взгляд опускается на его накачанные руки. Мне кажется, он одним ударом убить может.
Ладони у него большие, крупные. С мелкими шрамами, которые ярким белым пятном светятся на загорелой коже. Этими руками мужчина ласкал меня, а кого-то калечил.
Меня ведь тоже может, да? Если я что-то сделаю не так, если действительно разозлю… В какой момент моя жизнь станет для него не такой ценной?
– Кража по дурости, – продолжает зачем-то. Хочу закрыть уши, но слушаю внимательно. – Жрать захотел, вот и полез в магазин. Прогадал, там камеры стояли. Попал на зону для малолеток.
– Человека избили тоже по дурости? – фыркаю.
– Прежде чем ты начнешь жалеть этого уебка, позволь кое-что проясню. Утырок полез к малолеткам. Спаивал их, подкидывая дурь, а потом тащил к себе. Нарвался на ту, за которую было кому заступиться. Ему повезло, что живым остался.
– Это не повод махать кулаками. Если есть преступление, то сообщайте в полицию.
– Знаешь кто такой палач?
Я киваю. Мне кажется нет человека в мире, кто бы не знал такого простого определения. Только у нас такой должности не существует с прошлого века.
Валид отталкивается от бортика, широкими взмахами рук плывёт ко мне. Двигается быстро, акулой налетает на меня. Обхватывает мои щиколотки, а после резко тянет к себе.
Ухожу под воду с головой, тут же оказываюсь прижатой к мощному телу. Прохладная вода и разгоряченная кожа заставляют дрожать. Хватаюсь за шею мужчины, здесь глубоко. И пусть я умею плавать, но, кажется, мне этого не позволят.
Я понимала, что это произойдёт, а всё равно теперь теряюсь. Как на экзамене. Учила именно этот билет, но первые секунды – ступор. Так и с Хасановым.
Не знаю, куда деть руки, на что перевести взгляд. Будто саму себя теряю в это мгновение. В секунду, когда чужие пальцы зарываются в мои волосы – всё остальное меркнет.
– Знаешь? – Валид напоминает, что ждет ответа. – Или мне рассказать?
– Палач это тот, кто убивает заключенного.
– Как скупо, Александра, – мужчина качает головой. – Ты же умненькая девочка, должна знать больше.
– Палач казнил или наказывал провинившихся. Исполнял приговор, который вынесли до этого. Он сам не решал. Только кто был судьей для того насильника, а?
– Не я.
Я непонимающе смотрю на мужчину, а тот пользуется возможностью. Прижимается к моим губам в коротком поцелуе. После касается подбородка, шеи. Сильнее натягивает мои волосы, я запрокидываю голову.
Этот как рефлекс, новообретенная привычка. Подставляться, понимать его приказы просто по движениям.
Свободной рукой Палач удерживает меня, не позволяя снова уйти под воду. Мокрая ткань липнет к телу, кажется, обнажает сильнее, чем если бы я сейчас была совершенно голой.
Пусть близость мужчины не вызывает отторжения внутри, но и расслабиться я не могу. Слишком сосредоточена на том, что сейчас узнала.
Если Валид выбрал этот разговор в качестве прелюдии, то у него чертовски извращенные вкусы. Потому что вместо возбуждения я чувствую только страх.
Мужчина так легко признается в своих преступлениях, ни капли не раскаивается. Неужели он ждёт, что такое объяснение сделает всё проще для меня?
Ни за что!
– Я Палач, маленькая. Каратель, если хочется. Но я не трогаю тех, кто этого не заслужил. Никто из них не был честным и невинным человеком. Все из криминала.
– О, так теперь ты борец с преступностью? За справедливость сражаешься?
– Ты знаешь, кого на зоне ненавидят сильнее всего? Крыс, стукачей. Тех, кто законы не уважает. Наши законы. Можно работать по-разному. У некоторых вообще принципов нет, у других – целый свод правил.
– Я так понимаю, они эти правила нарушили?
– Говорю же – умненькая, – хмыкает, губами прижимается к моему уху. – Ты можешь работать с теми, кто беспринципный и без тормозов. Тогда всё заебись. Но если ты приходишь в чужой дом, то уважаешь их порядки. Нарушаешь? Готовься к наказанию. Они все знали, на что идут. За глупость тоже нужно платить.
Я встряхиваю головой, мокрые пряди липнут к лицу. Оправдания Палача не делают ситуацию лучше! Пусть те люди не были святыми, но… Любая жизнь священна.
Даже этого дикаря, который ладонями сминает мою попку.
Отворачиваюсь, не позволяя снова поцеловать. Его борода колет щеку, а я пытаюсь переварить услышанное. Как можно принимать ласку от человека, который так открыто говорит о чудовищных поступках?
Валид не может всерьез ждать, что я пойму его.
Тогда зачем он рассказывает мне всё это?
– Скажи честно, красавица. Чтобы ты предпочла? Чтобы тебя накачали и натянули или чтобы этот урод лежал в больнице и никого не тронул больше?
– Это… Неправильный вопрос! – возмущаюсь, потому что я знаю ответ. Он такой простой и очевидный, пусть и полностью аморальный. – Есть законы и… Смертную казнь давно отменили, проверь новости.
– Не у нас. Всегда есть исключения. Если бы на тебя напали, ты бы не стала защищаться любыми средствами? Не убила бы?
– Бывают разные ситуации, конечно. Когда другого выхода не остается. И либо ты, либо тебя. Но это другой случай. Намеренно я бы не стала отнимать чужую жизнь. Никогда!
– Даже мою? Получи ты оружие в руки, знай, что если выстрелишь, то сможешь уйти – не стала бы убивать? Одна жизнь, Александра, и ты свободна. Нет?
