Инверсия (СИ) - Бран Адерин
Света хмыкнула, но не стала продолжать спор. Это было абсолютно бесполезным занятием. Она просто спросила у Фероса номер рейса и повела его к стойке регистрации. Ферос выбрал ближайший рейс, так что вылет должен был состояться уже через полчаса.
В отсутствие багажа они очень быстро прошли все таможенные и пограничные контроли и наконец прошли к воротам, где уже вовсю шла посадка. Приветливая стюардесса у входа проверяла документы и сличал их с билетами. Первой к ней подошла Света.
— Светлана Суздалева, место пятнадцать-А. Добро пожаловать на борт, — произнесла стюардесса с дежурной улыбкой.
Света благодарно кивнула и шагнула в сторону посадочного рукава. Вот и всё, она летит в Марсель. Она обернулась, чтобы подождать Фероса. Он подал паспорт девушке, та открыла его и перешла на английский:
— Mister Kristof Noiry, seat fifteen-B. Welcome aboard![2]
Она так же дежурно улыбнулась и отдала Феросу документы, мужчина принял их и шагнул к Свете, но споткнулся, натолкнувшись на её взгляд. Он мгновенно понял, что произошло.
Всё вокруг вдруг потемнело, Света почувствовала, что теряет равновесие. «Кристоф Нуари», — отдавалась в её голове. Кристоф Нуари. Это имя она помнила очень хорошо. Это имя она долгие годы повторяла по ночам.
Она впилась взглядом в его лицо и вдруг узнала его. Повзрослевшее, возмужавшее, изменившееся лицо, на котором теперь очень явно выделялась тень от щетины. Оно слишком мало походило на то мальчишеское, юное лицо, которое намертво врезалось в её память.
Света ощутила, что кровь отливает от её лица, в ушах зашумело. А Ферос… Нет, Кристоф! Он шагнул к Свете, схватил за локоть и стиснул его, почти причиняя боль.
— Без сцен, — рыкнул он едва слышно.
Этот голос. Это — то самый голос, если прибавить к нему десять лет и хрип от курения. Пусть он стал ниже, но она вспомнила и его сейчас. Она его вспомнила. В голове не было ни одной связной мысли. Шок просто выбил их оттуда.
Кристоф потащил Свету по рукаву к люку самолёта. Она подставляла под себя негнущиеся ноги, ей казалось, что она вот-вот упадёт. Она не смотрела вперед, она смотрела только на этого мужчину. Мужчину, по которому тихо и тайно плакала несколько лет. Мужчину, которого вспоминала по сей день. Это был её Кристоф. Во плоти. Настоящий.
Свету начало ощутимо трясти. Кристоф, будто почувствовав это, потащил её по рукаву ещё быстрее. Это был он. Он! Он стал старше, жёстче, злее. Но когда Света пригляделась, когда она мысленно смахнула с него эти скорбные морщины, хмурую складку между бровей, тени под глазами, она узнала его.
Света изумилась, почему она не вспомнила его раньше. Наверное, только потому, что совершенно не ожидала ещё хоть когда-нибудь увидеть его. Она узнала эти губы, которые она целовала столько раз. Она узнала его волосы. Даже запах. Этот запах, что будоражил её воспоминания.
Все сложилось в её голове сейчас. У Светы перехватило горло, она не могла говорить и нормально дышать. Она могла только плестись туда, куда её тащил её Кристоф. Её любимый мужчина, которого она потеряла десять лет назад.
[1] Французы искренне считают свой язык самым красивым, самым интересным для изучения, самым богатым по литературе, и так далее, и тому подобное. Их язык составляет их национальную гордость примерно так же, как картошка — для белорусов, хоккей — для канадцев или пирамиды — для египтян. Французы принципиально не говорят на других языках и считают, что все вообще, а приехавшие в их страну — в частности, должны говорить по-французски. Это стоит учитывать при планировании путешествия.
Даже на международных мероприятиях, вроде спортивных соревнований, инструктаж проводят на французском языке, не говоря уже об общении в обычных булочных и магазинах. Там вероятность встретить англоговорящего человека очень невелика. А англоговорящего, который захотел бы воспользоваться английским языком — ещё меньше.
К тому же, даже если француз опуститься до пользования ничтожным английским, понять его будет очень сложно. Не только из-за сильного акцента, но и из-за того, что в школах они учат в основном письменный английский. То есть, по окончании курса они могут неплохо читать и переводить тексты, но произносить их правильно они даже не пытаются. Они читают английские слова по французским правилам чтения, что делает их английскую речь абсолютно непонятной.
Кстати, да. Спайдермен у них — Спидерман, а Халк — Хюльк. Бедолаги…
[2] Мистер Крисоф Нуари, место пятнадцать-В. Добро пожаловать на борт. (англ.)
Глава 18
Ферос тащил ничего не соображающую Клер за собой. Её взгляд стал абсолютно рассеянным, рассредоточенным. Она смотрела на него и в то же время будто бы совсем его не видела. Казалось, она вообще перестала понимать, что с ней происходит, просто плелась за ним, как сомнамбула.
Ферос взбесился. Узнала наконец-таки! Только когда ей под нос сунули его имя, полное настоящее имя, которым он ей представился тогда в Париже, только тогда она наконец соизволила его узнать! Хорошо же она помнит всех, кого пускает в свою постель!
Клер безропотно шла за ним и уселась туда, куда Ферос её посадил. Он затолкал вялую Клер на сидение к окну и плюхнулся рядом, закрыв её собой, чтобы другие пассажиры не увидели, что Клер крупно трясёт. Она выглядела больной, бледной и абсолютно потерянной.
Ферос поймал взгляд стюардессы и жестом попросил принести воды. Когда он перегнулся через подлокотник Клер, чтобы пристегнуть её ремень безопасности, она снова перевела на него ошалевший взгляд. В её глазах стояли слёзы, грозя вот-вот сорваться с ресниц.
А ещё в её взгляде плескались эмоции. Совсем не те, что Ферос ожидал. Он ожидал страха, испуга, стыда, а увидел совсем другое. Боль, нежность, неверие. И надежду. Она рассматривала его, будто не смела надеяться на то, что он находится перед ней.
Клер неуверенно потянулась дрожащей рукой к его лицу, но тут же отдёрнула её, будто боялась к нему прикоснуться. Она зажмурилась изо всех сил, прикрыла губы, руками, пытаясь сдержать рвущиеся из горла рыдания, и начала едва заметно качать головой. Из её глаз всё-таки медленно поползли слёзы.
Ферос, шипя сквозь зубы, отвернулся от Клер. Встречаться лицом к лицу с такой бурей чувств было попросту больно. Давно и надёжно запертый в его душе брошенный мальчишка, все эти годы живший дурной надеждой, бесы знают на что, поднял голову и заскулил что-то сочувственное. Ферос постарался затолкать это чувство глубже. Он всё ещё не хотел показывать ей своего сочувствия.
А Клер не отводила от него взгляда. Она смотрела на него, как на привидение. Ферос краем глаза видел, как она скользит взглядом по его лицу, впитывая каждую деталь. Её плечи дрожали, она беззвучно давилась слезами, не пытаясь больше придвинуться.
Наконец, Ферос не выдержал. Это было выше его сил. Он повернулся к Клер и повёл ладонями по её щекам, стирая с них слёзы. Клэр тут же поймала его руки и прижала к своему лицу.
— Кристоф… — сдавленно прошептала она. — Кристоф… Я подумать не могла… Кристоф…
Она лепетала что-то бессвязное, а Ферос без удивления, с какой-то обречённостью начал замечать, что ярость по отношению к этой женщине начинает засыпать. Давно уснула. Исчезла.
Его ярость начала исчезать в тот самый момент, когда он увидел её снова. Он сам пытался растравлять свою злость и обиду, но не преуспел. Он просто не мог ненавидеть свою Клер. Боль никуда не ушла, но ненависти больше не было. Лишь горечь.
Ферос открыл рот, закрыл, открыл снова. Слова, распиравшие его изнутри, никак не могли прорваться наружу. Он слишком боялся услышать ответ Клер. Но не мог унять жгучее желание знать. И пусть он уже не хотел ничего бередить, не хотел ничего вспоминать, но всё-таки задал ей вопрос, который мучил его на протяжении десяти лет.
— Почему ты сбежала тогда?
Сказать это было невероятно трудно. Трудно было выплюнуть из себя этот вопрос, показать ей, что это было для него важно. Он вообще никому не хотел показывать, насколько та история изменила его жизнь.
