Ана Феррейра - Амадора. Та, что любит...
– Новая блузка?
– Не то чтобы новая… А, вот! Я нашла твой перочинный ножик!
– Хорошо, очень хорошо.
За каждым глупым словом – скрытый смысл, за каждой фразой – подтекст. Голос сердца читается между строк.
– Я нашла перочинный ножик и шахматы.
(Ты представить себе не можешь, что в душе у меня творится, когда я тебя вижу…)
– Все хорошо.
(Вот бы расстегнулась пуговка у тебя на блузке…)
– А шахматная доска у меня теперь вместо телефонного столика…
(Как хочется тебя поцеловать… Боже мой!)
– Да, помню. Ничего. Другую доску достану…
(Пойдем домой… к тебе…)
– Ладно.
(Ладно.)
Не успела приветливая японка подать суши, как мы превратились в единое целое. Восточная женщина легонько постучала в дверь… Мы перестали целоваться, и Луис объявил, что пора ехать. Я положила суши на заднее сиденье. Мы не проронили ни слова. Я загляделась в окно, слушая, как ветер поет победный гимн. Ветер всякий раз возвращал мне Луиса.
Мы начали, едва переступив порог дома. Гараж. Он поставил машину и стал срывать с меня одежду, обнажая плоть, истосковавшуюся по его ласкам… В лифте вместе с нами ехала женщина в зеленой шали, которая избавила нас от своего общества и оставила наедине лишь на седьмом этаже…
Night to night that’s the way to love you right.[4]
Наша последняя размолвка произошла оттого, что я перепутала его имя. Я назвала его Андре. Он разозлился и исчез.
– Ты же знаешь, что Андре – это мой лучший друг.
– Что он был твоим любовником, я тоже знаю.
– А хоть бы и так!
– То, что ты меня назвала его именем – это уж слишком…
– Да не было у нас ничего…
– Не хватало только, чтобы во время оргазма ты заорала: «Ах! Андре!»
– Что за чушь…
– Тогда я буду звать тебя Вивиан, Барбара…
– Да зови как хочешь!.. Роберта, Фернанда, Изадора, Ребекка, Жасмин… Луара, Жудит…
Он взял пиджак и хлопнул дверью, когда я произнесла «Валерия».
You do me, I do you…[5]
Столько встреч и разлук, столько ссор и примирений, столько слов… Я вздыхаю.
Красная папка
У меня есть желтая и есть красная папка. В отличие от желтой, красную ни от кого не прятали – она всегда была в изголовье у матери. Любопытства эта папка у меня не пробуждала – в ней мать хранила счета, договоры, свидетельства… Никто туда не лазил, пока мать не уехала за границу и ей срочно не понадобился один документ. Она позвонила из Канады и сказала, что точно помнит: документ должен быть в красной папке. Папка была переполнена, и казалось, что резинка вот-вот лопнет.
– Завтра обязательно вышли! А то меня отсюда не выпустят…
– Мама, ты же была на Сицилии!
– На экскурсии я познакомилась с одной канадкой…
– Знаю… Так я тебя хоть когда-нибудь увижу?
– Увидишь. На Рождество.
– Ты уже два года это повторяешь.
– Обещаю, что на это Рождество приеду. Я столько подарков накупила – наверняка будет перегруз… У меня всё в порядке.
– У тебя подруга или друг в Канаде?
– Подруга. Шерил. Хочешь поговорить с ней?
– No, thanks…[6]
– Ты хорошо закрыла папку? Смотри, чтоб ничего не выпало! Там полно мелких бумажек…
– Все нормально.
– Осторожно, резинку не порви.
– Да выдержит резинка.
– Поцелуй от меня братьев. Я пришлю им открытки…
– Как я по тебе скучаю!
– Я тоже.
– Приезжай скорее!
– На Рождество. Я тебя очень люблю.
– И я тебя.
– Целую!
– Целую…
…Последняя открытка пришла с Сицилии.
После того как братья мои женились, я еще три года жила с мамой… В это время она серьезно занялась литературой. Поглощала целые собрания сочинений разных авторов, рискнула написать несколько монографий и, наконец, получила стипендию в Португалии. Ее пригласили на полугодичную стажировку в какой-то португальский университет. Вся такая важная, она села на самолет и перелетела через Атлантический океан… Стажировка закончилась, и мама поехала к друзьям в Амстердам, потом в Милан, сообщила письмом, что летит в Непал… Ей оставалось только позвонить с Марса и попросить, чтобы я нашла родственников в Южной Африке…
Мама не ангел, но обзавелась крыльями и улетела.
Я положила трубку и решила еще разок заглянуть в желтую папку. Открыла дверцу шкафа, но не нашла там ни чемодана с зимними вещами, ни, тем более, папки. Значит, увезла с собой, решила я. Испугалась, что больше мне не придется перечитывать ее записок. А то, что запечатлелось в памяти, я могу и забыть…
Я закрыла окна и полила цветы. Это я делала раз в неделю. Мама предложила мне пожить у нее, пока она в отъезде, но я понятия не имела, что мне делать со своей мебелью.
Я въехала в свою бывшую комнату. Мать всё оставила так, как было при мне, только перекрасила желтые стены в белый цвет. В комнатах у братьев тоже всё осталось по-прежнему. Я ощутила ностальгию по времени, когда жила здесь, и сжала в объятиях красную папку. Когда я собралась убрать ее обратно в тумбочку, ветхая резинка лопнула. Все важные бумаги вывалились у меня из рук, заплясали в воздухе и попбдали на пол. Счета, договоры, дубликаты, квитанции, приглашения на свадьбы и юбилеи, молитвы, образки, просроченный заграничный паспорт, свидетельства о рождении – мое и братьев, удостоверение избирателя, а дальше – газетные вырезки, газетные вырезки, газетные вырезки…
Я могла бы начать с красной папки. У меня было такое намерение, когда я рассказывала про Дон-Жуана… Дон-Жуан на коленях в мистической атмосфере… «Дон-Жуан», «Божественная комедия», «Паоло и Франческа»… Непонятно. Русский салат. Греческая трагедия.
То, что мать рассказывала про отца, частично могло быть правдой. Значит, он погиб в авиакатастрофе… Но вот эту газетную вырезку она никогда мне не показывала… Зачем же мать ее прятала? Почему прятала?
«Все тела обнаружены. Никто из пассажиров не выжил. Опознание произведено родственниками…»
В списке погибших я не обнаружила никакого Джима, но другое имя привлекло мое внимание… Мигел – это же архангел Михаил! Это с ним была мама в полете? На обороте вырезки – кусок заметки о заморозках, которые нанесли ущерб плантациям на северо-востоке штата. Заморозками мама отродясь не интересовалась…
Мигел Фонсека. Отец мой – ангел. Наверное, это его имя. Это имя и фамилия были мне знакомы. Я вскрикнула.
Мои братья
Нет ничего удивительного, что моя половая жизнь не обошлась без инцеста. Казалось бы, заголовок настоящей главы подразумевает, что речь пойдет об отношениях между братом и сестрой… Но это не совсем так.
