Феликс Аксельруд - Испанский сон
Письменный стол, за которым сидели двое, был покрыт толстой зеленой материей и вдобавок толстым стеклом сверху. Один из сидящих был Вальд Плетешковский, а другой — его коллега, г-н Х. Они сидели уже битых полтора часа, и г-н Х., отбросив приличия, бросил нетерпеливый взгляд на каминные часы, а затем как бы невзначай бросил в пространство:
— Скоро конец рабочего дня…
— Тренировка? — немедленно отозвался Вальд.
— Вот именно, — подтвердил г-н Х. и раскрыл было рот, намереваясь рассказать о сложностях передвижения по городу, но Вальд предвосхитил события и заговорил все же несколько раньше.
— Дорогой г-н Х., — мягко сказал он, — пора бы вам уже подумать о служебной машине. Ведь это не дело: едва я начинаю постигать суть вопроса, вы сразу же собираете свои, извините, манатки и были таковы.
— Вы думаете, — озабоченно спросил Х., — до Теплого Стана быстрее доехать на автомобиле?
— Бесспорно, — заявил Вальд. — Многие неопытные водители совершают ошибку, направляясь вдоль линии метро. Действительно, Профсоюзная улица является на первый взгляд самой прямой дорогой — остается лишь свернуть направо за самой станцией «Теплый Стан», — но на самом деле, если учесть плотность движения и количество светофоров, путь по проспекту Вернадского несравненно более короток. Единственная тамошняя проблема — неизбывная пробка (я имею в виду часы пик) при соединении с Ленинским проспектом, однако там строится развязка… и судя по тому, что я самолично наблюдал с высоты птичьего полета, работы идут ударными темпами.
— Вот, значит, в чем секрет, — задумчиво проговорил Х. — Но говорят, что мост близ Лужников вот-вот начнут ремонтировать. Вы представляете себе сроки мероприятий?
— Да? — удивился Вальд. — Этого я еще не наблюдал… Все же вы подумаете о служебной машине?
— Безусловно. Какую модель мне иметь в виду?
— Э-э…
Г-н Х. бросил целых два взгляда на часы — один на каминные, другой на свои наручные.
— Отстают на пять минут, — заметил он.
— Которые?
— Вон те, на камине.
— А я думал, ходики… Надо будет сказать секретарше, чтоб подвела. Впрочем… — Вальд немного подумал и сказал: — Пожалуй, я подведу их собственноручно.
— Я могу идти? — осведомился Х.
— Но, г-н Х., — мягко напомнил Вальд, — мы ведь еще не рассмотрели вопрос о налогах на проценты.
— Я и не планировал заниматься этим сегодня, — сказал Х. — Это отдельная тема; займет никак не меньше чем час.
— А не хотите ли бросить бадминтон?
— Боюсь, нет. Я, знаете ли, консервативен.
— Может быть, вам перейти в секцию поближе?
— Но я привык к тренеру… к клубу…
— Хотите, я вам куплю этот клуб? Будучи его владельцем, вы легко смените место тренировок.
Г-н Х. задумался.
— Это еще одна тема, — сказал он. — Давайте обсудим ее послезавтра… а сейчас, с вашего позволения…
— Ну да, — разочарованно отозвался Вальд.
Нет счастья в жизни, подумал он, глядя в спину удаляющегося по кабинету юриста. Почему нельзя распорядиться — и чтобы все стало как я хочу? У каждого какие-то амбиции… какие-то свои идеи, мечты… и со всеми нужно считаться…
А нужно ли?
Дверь за г-ном Х. неслышно закрылась, и тотчас зазвенел телефон — задорным, настоящим металлическим звонком, не безликим электронным курлыканьем.
— Да?
— Вальдемар Эдуардович, вы освободились?
— Смотря для чего.
— Вас тут битый час ждет дама.
— Даже так. Почему же ты раньше не доложила?
— Вы велели вас не беспокоить.
— Ты права. Что за дама?
— Она лишь говорит, что жена вашего знакомого.
— Хм. Проси.
Вновь открылась дверь, и на пороге возникла женская фигура. Она была одета во все черное — черное платье с широкой черной юбкой, черная шляпка, черная сумочка в одной руке и маленький черный зонтик в другой. Дверь закрылась, но женщина нерешительно продолжала стоять где стояла.
— Аня? — удивленно предположил Вальд. — Почему такой странный наряд? Но проходи же, присаживайся.
Женщина приблизилась. Лицо ее закрывала черная вуаль, но по ее движениям, скованным и несколько неловким, Вальд понял, что ошибся в своем предположении.
— Извините, — пробормотал он. — Я вас знаю?
Женщина подняла вуаль, и Вальд узнал Эскуратову.
— Вот как, — проговорил он, не зная, что сказать.
— Вы помните меня, Вальдемар? — тихо спросила Эскуратова.
— Да, — сказал Вальд.
— Вы разрешите мне присесть?
— Я же уже сказал…
— Принимая меня за другую.
Она положила сумочку и зонт на шахматный столик работы Чиппендейла (отчего Вальд незаметно поморщился), обошла кругом кресло, еще хранящее тепло г-на Х., и устроилась в нем на самом краешке.
Вальд поднял телефонную трубку.
— Алла, — сказал он, — принеси нам два кофе.
— Чаю, с вашего позволения, — сказала дама.
— Один кофе, один чай, — поправился Вальд.
— Одну минуту, Вальдемар Эдуардович.
Вальд опустил трубку и посмотрел гостье в глаза. Что говорить, подумал он. Спросить, как дела? Ясно как. Прямо спросить, зачем пришла? Как-то нетактично. Быстрей бы принесли чай, что ли.
Алла, молодец, зашла едва не тотчас, внесла напитки с пирожными, улыбнулась. Бросила взгляд на каминные часы, нахмурилась.
— Вальдемар Эдуардович, часы отстают. Подвести?
— Я сам.
— Как незаметно время проходит! Уже почти шесть.
— Можешь идти.
— Спасибо, Вальдемар Эдуардович. До завтра.
Опять надо что-то говорить. Впрочем…
Вальд положил в кофе два кусочка сахару, взял в руки чашку, встал из-за стола и, помешивая сахар, начал расхаживать по кабинету.
Вот, например, в чем преимущество такого кабинета. Расхаживать по такому кабинету — логично и естественно. Он как бы сам просит: «Ну, походи по мне хоть немножечко». А что эти пространства? Ходить по ним — тьфу!
— У вас необычно, — заметила Эскуратова.
— Правда? — обрадовался Вальд.
— Я думала, таких кабинетов уже не осталось.
— Хм. — Вальд хотел уже было сказать, что он специально оборудовал этот кабинет, но подумал, что это может выглядеть как некий намек на изменение его позиции, последовавшее за известными событиями, и не сказал больше ничего.
— Вы, наверно, гадаете, зачем я пришла, — предположила Эскуратова.
— Если честно, то да, — признался Вальд.
— В моих глазах, — сказала Эскуратова, — вы как бы преемник моего покойного мужа.
Вальд остановился.
— Простите, — сказал он, — я так неучтив… Очевидно, я первым делом должен был высказать свои соболезнования.
— Считайте, что вы их уже высказали.
