Сама дура виновата (СИ) - Хаан Ашира

У меня сегодня не было сил тащиться наверх в который раз.

После бессонной ночи и уже проведенной экскурсии вторая давалась с большим трудом.

Лифт заняли какие-то более усталые туристы, поэтому я плюнула и прислонилась к стенке, устало прикрыв глаза и вертя в пальцах уже порядком растрепанную розочку.

От нее почему-то становилось чуть легче.

— Посмотрели? Давайте покажу еще кое-что! — объявила я уже вполне бодрым голосом, когда вся группа спустилась, налюбовавшись рамами.

Шоу должно продолжаться!

— Сейчас мы пройдемся еще немного по этой улице и по правую руку вы увидите желтый дом…

— …с белыми колоннами? — закончил знакомый ехидный голос.

Я аж проснулась, хотя к этому моменту практически дремала на ходу.

Среди моей маленькой отары послушных туристов из Китая, организованным хвостиком ходивших за мной второй час, вдруг обнаружился большой серый волк!

Егор в ответ на мой изумленный взгляд состроил крайне невинный вид и кивнул, мол, продолжайте госпожа экскурсовод.

Продолжайте.

А я тут пристроюсь.

Совсем не помешаю, правда?

Глава тридцать первая, в которой оскверняются питерские святыни

— В этом доме в тысяча девятьсот… девятьсот… — я попыталась сосредоточиться, но сердце остро трепыхалось в груди, а из головы повылетали все даты и факты. — Жил и работал…

Господи, кто там у нас жил?

Надо конспект написать, чтобы в следующий раз, когда самый шикарный парень в этом городе будет так на меня смотреть, все равно продолжать экскурсию как ни в чем не бывало.

В отличие от Егора, китайцы смотрели на меня глазами, наполненными жаждой знаний, а не чистейшей бесстыдной похотью. Хоть это слава богу.

Русский они знали хорошо, это мы еще в начале экскурсии выяснили, и сейчас было жуть как стыдно перед ними. Какое-то генетическое почтение перед иностранцами, что ли? С нашими полегче было бы?

Быстренько пробормотав какие-то общие слова про большое значение этого здания с точки зрения архитектуры и культуры Петербурга, при этом мысленно отбив себе весь лоб, я предложила:

— Давайте зайдем еще вот в этот двор, я покажу вам конюшни, переделанные в гаражи, и расскажу, как был устроен быт петербуржцев до революции.

Пока цепочка дисциплинированных туристов просачивалась сквозь череду проходных дворов, я замешкалась у решетки и — была утянута за угол наглыми лапами.

И поцелована жадно и горячо.

— Дар… — шепнул Егор тихо. — Дари-и-и-ина…

— У меня экскурсия! — я вывернулась из объятий и гордо ушла, по мере сил соблюдая заветы Верки Сердючки. Правда, ухмылка на лице Егора, который остался стоять в арке, следя за мной бесстыдными своими глазами, намекала, что все еще впереди.

На конюшнях ко мне слегка вернулось красноречие, и я подробно описала, как приходили в этот двор разносчики продуктов, как тут же держали кур и свиней, какой стоял целый день гвалт и как пахло в этом уютном ныне дворике.

— Это сейчас ценятся квартиры окнами во двор, где тише. В те времена на дорогах было куда меньше суеты и шума. Так что парадные комнаты смотрели окнами на город, а комнаты прислуги — во двор. Что было даже удобно — разносчики клали свежее молоко и булки в корзины, которые спускали на веревках и втягивали обратно. Вот такая в Петербурге за сто лет до нашего времени, считайте, была развитая доставка.

Обычно в этом месте туристы смеются, но китайцы только покивали с серьезным видом и пошли фотографировать аутентичные ворота конюшни-гаража.

И только Егор показал большой палец, не переставая ухмыляться.

Ага, слушает все-таки!

— Давайте снова зайдем в парадную…

Очередная плитка-лестница-лифт-витражи-двери-перила-чугунные переплетения стоек перил с цветами и зверями.

Группа по привычке потопала наверх, разыскивать артефакты дореволюционной эпохи и признаки советского быта, а меня Егор поймал на повороте, проследил за последним китайцем, с пыхтением, штурмующим лестницу, и снова вжал в себя, зарывшись пальцами в волосы и скользя губами по губам.

— Что ты делаешь? — прошептала я панически. — Егор!

— Пристаю к тебе, — честно ответил он. Его ладони проскользнули по моей спине, сжали задницу, и он втянул воздух сквозь сжатые зубы. — У меня весь день стояк от воспоминаний о ночи. Я тебя хочу.

— А я работаю!

— И совсем меня не хочешь? — его пальцы вжали шов джинсов мне между ног, словно нажимая кнопку, которая мгновенно включила еще не уснувшую с ночи систему возбуждения. По всему телу разбежались огненные молнии, теребя тлеющие искры удовольствия, и я невольно задышала резче и чаще.

Широкая, по-мужски самодовольная улыбка на лице Егора взбесила меня и… возбудила еще больше. Он умел доставлять мне наслаждение — мое тело хорошо это помнило. Устоять было невозможно.

Особенно когда он задрал свитер, быстро спустил кружевную часть лифчика вниз и накрыл губами мой сосок. Ловкие пальцы еще сильнее вжали шов джинсов, надавливая так, что изнутри он терся о клитор. Горячая волна ударила в голову и затопила меня кипящим желанием.

— Тш-ш-ш-ш-ш-ш… — так я попыталась призвать Егора к порядку. Ничего более внятного сказать не удалось.

Но он и сам уже заметил самых нетерпеливых туристов, уже спускающихся по лестнице и молниеносно привел меня в порядок. А сам оперся рядом на стену плечом, с равнодушным видом пялясь в телефон, будто не имеет никакого отношения к тому, что экскурсовод тут стоит с растрепанными волосами и вся красная.

Очередную черную лестницу мы посмотрели очень быстро — пока все отвернулись, чтобы пофотографировать легендарный артефакт советской эпохи — односекционную батарею, Егор прижался к моей спине, приподнял волосы, и его язык начертил несколько магических знаков на шее сзади, отчего мурашки разбежались по всему телу.

— Это особенная, тайная парадная, — торжественно заявила я, приведя группу на очередную точку. — Если подняться на несколько этажей, из окна между пролетами откроется вид, который вы не забудете никогда.

А я никогда не забуду, как лихорадочно расстегивала джинсы, поглядывая наверх, как слишком громко звенела пряжка пояса Егора, как блестели его глаза, когда он нанизывал меня на себя, зажав мне рот ладонью, и как я впивалась зубами в эту ладонь, когда меня накрыл мощнейший оргазм после трех минут реактивного секса на ступеньках в одной из исторических парадных Васильевского острова.

До конца дней своих буду помнить и загадочно улыбаться, приводя сюда туристов.

Наше сорванное дыхание вплеталось в шорохи и скрипы старого дома, в шум шагов, в эхо переклички туристов — и растворялось в лестничных пролетах, никому нас так и не выдав.

Господи, что я творю?

Это ладно, это уже потом можно обдумать.

Сейчас снова все застегнуть, одернуть, поправить — выдохнуть и нервно улыбнуться туристам, которые ничего так и не заподозрили.

— Ты какой-то извращенец, — прошипела я Егору, когда он придержал мне тяжелую дверь на выходе.

— Тебе не понравилось? — ухмыльнулся он.

— Понравилось!

Я развернулась и, пользуясь тем, что его руки заняты дверью, быстро лизнула его в шею.

И с невинным видом выскользнула на улицу, направляя свою толпу овечек к следующему пункту программы.

— Я так и подумал, — вполголоса заявил Егор, нагоняя меня и пристраиваясь рядом. — В кровати мне приходится стараться ради твоего оргазма гораздо дольше. Похоже, тебе нравится экстремальный секс.

— Тш-ш-ш-ш-ш-ш! — снова зашипела я. — Это кому еще он нравится! Адреналин, да? Поэтому ты меня на катер притащил? Опасность, что застукают, необычные места?

— Нет, вообще, — он вальяжно закинул руку мне на плечо и прижал к себе, вдохнув запах моих волос. — Я люблю чистую постель, яркий свет и очень много времени на всякие извращения. Необычные места меня не возбуждают — я занят тобой и вообще не вижу, кто там наблюдает или нет. Но если это заводит тебя, то я запросто готов потрахаться на всех крышах и во всех парках Питера.