Серебряный лебедь (ЛП) - Джонс Амо

― Алло? Это не смешно... ― Линия замолкает, и я смотрю на свой телефон, слегка приоткрыв рот. Что, черт возьми, это было?

― Мэди! ― кричит Тилли из одного из магазинов одежды, размахивая платьем.

О нет.

― Иду! ― кричу я, снова глядя на свой телефон. Кто вообще использует этот жуткий голос, и кто, черт возьми, это был? Какой-то глупый ребенок играет с телефоном своих родителей. Да, какой-то глупый ребенок, который просто случайно знает, как заблокировать свой идентификатор вызывающего абонента.

Встав на ноги, иду к магазину одежды и засовываю телефон обратно в карман вместе со своими чувствами по поводу этого звонка.

― Что. Это. Такое? ― спрашиваю я, указывая на наряд, который Татум гладит перед зеркалом.

― Что? ― она смеется, как гиена. ― Это Харли Квинн!

― Я знаю, что это Харли Квинн, но почему ты его надела? ― я хихикаю, забирая у нее костюм, который Тилли выбрала для меня.

― Потому что я хочу найти своего пудинга.

― О господи.

Она начинает трясти волосами, как сумасшедшая, и я качаю головой, глядя на…

― Я не надену это.

― Почемуууу? ― Тилли стонет. ― Это мило!

― Да, для девушки, которая хочет, чтобы ее печенье зависло. ― Я отдаю его ей и опускаюсь на стулья для клиентов. ― Я даже не могу думать о том, во что я хочу одеться.

― Ну, ты должна быть кем-то! ― возмущается Татум, возвращаясь в раздевалку и выскальзывая из своего наряда.

― Да, хорошо... ― Я смотрю налево и вижу маскарадную маску в стиле скелета. ― Придержи эту мысль. ― Подхожу к нему, становясь на цыпочки, чтобы отцепить его от манекена. Проведя большим пальцем по рельефным костям и кружевам, я ухмыляюсь. ― С этим я могу работать.

― Это немного жутковато, ― бормочет Татум из-за моего плеча.

― Ну, конечно, это Хэллоуин, и я знаю, что это может быть шоком для тебя, но ты должна одеваться жутко, а не как шлюха. Мы оставляем это для выходных, когда наши парни расстаются с нами, ― я улыбаюсь ей, добавляя последнюю часть, чтобы смягчить удар. Татум не шлюха и не потаскуха, но она немного шлюшка. Но разве не все мы такие? Как бы я ни любила джинсы, толстовки и одежду, прикрывающую мою задницу, иногда мне тоже нравится наряжаться.

Тилли смеется.

― Ну, я буду пастушкой, Татум ― Харли Квинн, а Мэди ― зомби из бального зала! Мы все ― троица, созданная в аду.

Мы начинаем смеяться, и я ухожу от них, перебирая одежду, чтобы попытаться найти платье или что-нибудь, чтобы надеть к образу в моей голове. После пятой неудачной попытки я снова вешаю одно из платьев на крючок и поворачиваюсь.

― Я могу просто надеть черное платье с этим.

― И подвязки! ― кричит Татум, когда мы выходим из магазина.

― Нет, никаких подвязок.

― С тобой не весело.

― Татум, мы будем в лесу. Я не собираюсь одеваться, как шлюха в лесу. Кстати, кто будет ставить наши палатки? ― спрашиваю я, останавливаясь у небольшого кафе и бросая сумку на стол. Татум и Тилли садятся.

― Хороший вопрос. Может быть, тебе стоит спросить Картера, так как он будет там рано. ― Одна из моих многочисленных проблем. Но он мог бы поставить нашу палатку, и это не приглашение или что-то в этом роде. Но он мужчина, а иногда они ожидают чего-то взамен.

― Я напишу ему. ― Сажусь и просматриваю меню.

― Итак... Бишоп, да? ― Тилли шевелит бровями. Я смотрю на нее из-за меню.

― Мы не говорим о нем, ― отвечаю я невнятно, а затем возвращаюсь к поиску между рогаликами и картофельными дольками со сметаной.

Татум наливает ей стакан воды и хихикает.

― Да, он ― запретная зона для разговоров с Мэди.

― Но у меня даже не было возможности поговорить об этом! ― Тилли ругается, как ребенок, желающий получить последнее печенье.

― Ничего особенного. ― Бросаю меню, когда официант подходит к нашему столику. ― Можно мне картофельные дольки, куриные палочки и кока-колу?

― Почему? ― спрашивает Тилли, заказав еду.

― Потому что это случилось, а потом я узнала, что все это было каким-то больным гребаным... ― Я делаю паузу, глядя на официанта, который, должно быть, примерно нашего возраста, с небрежными каштановыми волосами и макияжем, который мог бы дать Татум фору.

Он замечает, что я смотрю на него, и смеется, отмахиваясь от меня.

― О, девочка, тебе не стоит беспокоиться обо мне.

― Да, хорошо, ― я улыбаюсь ему, и он закатывает глаза, записывая наши заказы, прежде чем уйти.

― Больным что? ― насмехается Татум, делая глоток воды и ухмыляясь из-за края бокала.

― Не знаю, но это было не по-настоящему. Ничего из этого не реально.

― Ничего из чего? ― спрашивает Татум, откидываясь на спинку стула. Я действительно хочу, чтобы она перестала задавать так много гребаных вопросов.

― Не знаю, Татум. Я растеряна и сбита с толку.

― Они опасны, Мэди, ― шепчет Татум, наклоняясь вперед. Тилли делает паузу и внимательно наблюдает за нашим разговором. ― Подумай об этом. Хейлс пропала без вести... Никто не знает, где она и что случилось. Все, что мы знаем, это то, что она встречалась с Бишопом. ― Она откидывается на спинку стула.

― Ну и что? Это ничего не значит, ― спокойно отвечаю я.

― И это может означать все, ― спокойно парирует Татум.

Я пожимаю плечами.

― Ну и что? Я держусь подальше. Даже не знаю, что между нами произошло.

― Ничего, ― объявляет Тилли из ниоткуда.

― Что? ― шепчу я. Я впервые слышу, как она что-то говорит с тех пор, как завела этот разговор.

― Между вами ничего не было. Для него это ничего не значило.

― И откуда ты это знаешь? Я имею в виду, знаю это, но откуда ты это знаешь? ― спрашиваю я, наклоняясь, вперед и наливая еще стакан воды, когда официант возвращается и ставит нашу еду на стол.

― Просто предположение. Я имею в виду... ни у одного из этих парней никогда раньше не было девушки, ― небрежно говорит Тилли, беря одну из моих картофельных долек. ― Единственный, кто когда-либо это делал, был Бишоп, и посмотрите, чем это закончилось, ― она смеется, качая головой. ― Я не имею в виду это из подлости, просто по-настоящему.

― Все в порядке, ― шепчу я, беря картофель и макая хрустящую, обжаренную во фритюре вкуснятину в сметану. ― Я просто хочу, чтобы они забыли обо мне.

ГЛАВА 21

— Теперь, когда у нас есть костюмы на эти выходные, — говорит Татум по телефону, пока я включаю кран в душе, — ты спросила Картера, сможет ли он установить наши палатки?

Нейт заходит в ванную, его волосы растрепаны, на нем белые боксеры Calvin Klein. Он не удостаивает меня взглядом, а идет прямо к раковине и размазывает зубную пасту по щетке.

— Мэди?

— Что? — спрашиваю я, снова глядя в пол. Ни одного умного замечания от Нейта? Это на него не похоже. Я снова смотрю на него в зеркало. Он чистит зубы, его глаза смотрят в ответ, но на этот раз они смотрят сквозь меня, а не на меня, а когда дело доходит до Нейта, есть огромная разница. Я вздрагиваю от его пристального взгляда. — Извини, гм, да, Картер сказал, что сделает.

— Хорошо, хорошо.

Нейт перестает чистить зубы, его глаза остаются на мне, когда он наклоняется и медленно сплевывает. Сполоснув зубную щетку, он кладет ее обратно в раковину.

— Мне нужно идти. — Как только я вешаю трубку, Нейт выходит, хлопнув за собой дверью. В чем, черт возьми, его проблема? Решив, что не хочу сталкиваться с его дерьмом, я подхожу и щелкаю замком, прежде чем вылезти из пижамы.

Втирая в кожу сладко пахнущее мыло, я закрываю глаза, когда ко мне возвращаются яркие картины той ночи, когда они остановили меня на темной дороге. Мое дыхание медленно восстанавливается, грудь поднимается и опускается. «Хочешь поиграть в игру, Китти?» Грубый материал их лыжных масок обжигает лицо. Сражайся или беги. Сражайся или беги. Бегство. Моя рука скользит по кольцу на животе, вниз к вершине бедер. «Ты знаешь, что хочешь этого, Китти» раздается ленивый голос Бишопа. Я хочу.