Добровольно проданная (СИ) - Шагаева Наталья
В какой-то момент я не выдерживаю и со стоном сильно всасываю клитор, ударяя по нему языком, и девочка рассыпается. Содрогаясь, туго сжимая мои пальцы спазмами оргазма. Падает и сильно стискивает в руке мой член.
— Ммм, — хрипло стону, продолжая аккуратно водить языком по ее мокрым складочкам.
У меня в ушах шумит от перевозбуждения, и трясти начинает вместе с ней. Девочка все понимает, втягивает в рот головку и старательно посасывает, не останавливаясь. Глотает воздух и вновь ласкает меня. От нее так сладко пахнет терпким удовольствием, сексом и оргазмом, что просто невозможно ее не трогать. Потираю пальцами складочки, иступлено их целуя, пока она не доводит меня до сумасшествия.
— Да! — начинаю кончать в ее горячий ротик. — Не смей отстраняться! — рычу я и изливаюсь, чувствуя, как она сглатывает, немного давясь. Откидываю голову на подушки, продолжая пю инерции поглаживать ее бедра, пытаясь отдышаться и прийти в себя.
Хорошо. По венам разливается истома, тело вибрирует. София аккуратно сползает с меня и садится, подтягивая ножки, обнимая их, скрывая от меня наготу. Такая забавная, будто я что-то еще там не видел. Имел ее уже много раз, а она все равно каждый раз краснеет, стесняясь,
Обычно после секса я либо уходил, либо отправлял ее спать в свою комнату, А сегодня…
— Иди сюда, — хлопаю рукой по подушке. Сил нет сопротивляться. — Ближе, — хватаю ее подбородок и целую. Просто слегка всасываю губы. Совсем немного, потому что невыносимо хочется их попробовать. Но быстро отпускаю. София кладет ладошку на мою грудь, накрывая сердце, и замирает.
— Можно? — тихо спрашивает, заглядывая мне в глаза.
— Можно, — выдыхаю. Я настолько расслаблен, что мне не хочется анализировать.
Она опускает голову на подушку рядом и медленно водит ладонью по моей груди, посылая приятную истому по телу. Да, я эгоистичная сволочь, сейчас для восстановления мне нужно ее тепло. Мы лежим молча несколько минут, слушая дыхание друг друга.
— Послезавтра Новый год, — тихо говорит она, продолжая играть пальчиками на моей груди.
— Да, что ты хочешь в подарок?
— Елку, — вдруг выдает она.
— Что?
— Обычную елку и игрушки, мишуру, огоньки, — поясняет она. — Новый год без елки — это очень грустно. А у тебя камин. Представляешь, как красиво будет — елка возле камина? Зажечь огонь в камине, оставить только огоньки и светильники, — славно восхищенный ребенок, поясняет она. Такая простая, милая, непосредственная.
Она хочет елку и огоньки. Романтика, мать вашу! А я давно все это вычеркнул из своей жизни. Стал циником до мозга костей. Новый год — это семейный праздник. А у меня давно нет семьи. Они навечно остались там, в доме возле синего озера. Молчу, пытаясь дышать ровнее. Ее ласковая рука теперь кажется сильно горячей, раскаленной, и каждое касание оставляет ожоги на груди.
— А еще можно отпустить Наташу, и я сама приготовлю праздничный ужин. Утку, салаты или что-то другое. Что ты любишь? — продолжает тараторить девочка.
И если сегодня я немного сдвинул границы, подпуская ее ближе, то она сейчас стирает их к чертовой матери. Внутри все выворачивает и ноет, старые загнившие раны вскрываются, и я почти загибаюсь от боли.
Ну что ты со мной творишь, малышка?! Зачем?!
Мне же нельзя никого так близко подпускать. Я не хочу больше терять. Я не хочу больше быть палачом. Я давно мертв, не нужно воскрешать труп. Это чревато последствиями.
— Нет! — стараюсь говорить мягче, но выходит грубо, голос покрывается льдом. — Это все не нужно! Хочешь праздник, опускаю тебя отпраздновать его с друзьями или куплю билет к матери! — хватаю ее запястья и скидываю со своей груди. А сам челюсть сжимаю, чтобы не закричать.
— Хорошо… Я поняла… Извини, — ее голос срывается, я не смотрю Софии в глаза, но готов поспорить, там вот-вот хлынут слезы. Горько, обидно, может, даже больно. Но лучше сразу указать ей ее место, иначе позже загибаться будем вместе.
София встает с кровати, быстро натягивает на себя трусики, маечку, штанишки, подхватывает кофточку и уходит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Спокойной ночи, — кидает она мне, прежде чем закрыть дверь. И я начинаю истерично смеяться, запрокидывая голову.
Это какая-то агония, хочется биться головой об стену. Куда-то мы не туда идем с тобой, зайка. Не получается строго по договору. А нам очень надо держать дистанцию. Ради тебя же самой.
ГЛАВА 24
София
Обычно каждый день, в одно и то же время я спускаюсь к завтраку. А сегодня не хочу. Я валяюсь в кровати и смотрю в окно на красиво оседающий на землю пушистый снег, Не хочу видеть Константина сегодня и завтра тоже! Что он там обещал7 Билет к маме? Вот к мамочке я очень хочу. Глупо это все, учитывая, что мои желания никому не нужны. Тысячный раз напоминаю себе, что я не имею права на эмоции, и Адамади ничем мне не обязан. Все так, все правильно, каждый выполняет свои обязанности, но меня все равно кроет обидой. Так не должно быть, так неправильно, я должна держать дистанцию, но сегодня со мной что-то не так. Во мне проснулась упрямая и обиженная девочка, а ей все равно на договоры и границы.
Поднимаюсь с кровати, долго принимаю душ, наношу на тело молочко, дневной крем на лицо, шлифую ногти — все что угодно, чтобы протянуть время. Одеваюсь, заплетаю волосы и назло Константину крашу ресницы и губы. Долго смотрю на себя в зеркало и понимаю, что это глупо и по- детски. Иду в ванную и смываю с себя косметику.
На часах полдень, время завтрака давно прошло, и я решаюсь спуститься вниз. Тишина, в доме никого нет, даже Наташи. Константина тоже нет. И мне становится стыдно, что я не спустилась к завтраку. Он ранен и уже покинул дом, несмотря на запрет доктора. А потом моя внутренняя вредная девочка шепчет, что мне должно быть все равно, как и ему на меня.
Делаю себе на кухне чай, беру творожное печенье и иду в гостиную. Сажусь в кресло у окна, устраиваюсь удобнее, открываю в телефоне конспект и пытаюсь вникнуть в графики. Мама всегда говорит: если нечего делать лучше потратить это время на саморазвитие.
Где-то через час меня отвлекает шум на входе в дом. Дверь в гостиную распахивается, первым входит Артем, за ним двое мужчины из охраны, которые заносят настоящую огромную пушистую ёлку. Я лишаюсь дара речи, хлопаю глазами и наблюдаю, как мужчины отставляют ель возле камина и уходят.
— Сейчас принесут коробки с игрушками и украшениями, — сообщает Артем. — Там на кухню привезли продукты к новогоднему столу. Константин Александрович сказал, что отпустил Наташу до третьего января, и всем распоряжаешься ты.
Открываю рот и тут же закрываю, потому что слов нет. Наблюдаю, как мужчины заносят несколько коробок и оставляют их возле ёлки.
— Константин Александрович просил помочь тебе установить ёлку, — говорит Артем, снимает пиджак и закатывает рукава водолазки. — А ты иди пока, разбери продукты, там есть скоропортящиеся.
Киваю как дура и убегаю на кухню. Атам меня ждут бумажные пакеты с обилием продуктов, фруктов и сладостей. На автомате разбираю пакеты и начинаю улыбаться, словно умалишенная.
— И что же вас заставило передумать, Константин Александрович?
Я дура, но это безумно приятно. Он поступился принципами и сделал это для меня. А это значит — мы будем отмечать этот праздник вместе. Пару месяцев назад когда меня пугал даже его взгляд, я не могла представить, что буду рада провести с Константином праздники.
Когда возвращаюсь в гостиную, елку уже установили. Никогда не видела такой красивой пушистой живой ели дома. Я, как маленькая девочка, обхожу ее со всех сторон, вдыхаю еловый запах и восхищаюсь. На Новый год все мы немного дети, ждем чуда и перемен к лучшему. И мое чудо состоялось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— А… — подбираю слова. — Как так вышло, что это все здесь? У Адамади прием в честь праздника? — спрашиваю Артема.
— Насколько я знаю, нет. Он заказал это все, а мы забрали,
— Ясно, — улыбаюсь я и сажусь на ковер, начиная распаковывать коробки.