Что скрывают лжецы (ЛП) - Ней Сара

Меня физически потряхивает.

Я не видела это. Нет, нет, нет. Это не так.

Кэл любит её. Я тоже люблю её — она сестра, которой у меня никогда не было.

Я даже не могу вызвать никаких неприятных или злых мыслей о ней сейчас, несмотря на правду перед собой. В одном из отделов. Правда, которая смеётся и глупо улыбается, и хихикает как флиртующий подросток. Я так сильно люблю Грейсон, что у меня не хватает смелости, чтобы решительно пойти и отчитать ее за ложь, измену, предательство...

Ох. Я смотрю в потолок магазина на люминесцентные лампы, которые слепят глаза, и тянусь к ярко-розовой кепке, опуская её, чтобы защитить глаза и обдумываю варианты.

Я даже думать не могу о ней как об изменщице. Ужасно. Мне кажется, что меня сейчас вырвет по всему полу в этом отделе.

Ох ты, божечки.

Я медленно вдыхаю и выдыхаю, пытаясь перевести дыхание — как делала в колледже после того, как слишком много выпила и пыталась остановить тошноту. Я продолжаю стоять так до тех пор, пока тошнота не утихает и отвратительное чувство не проходит.

Веки, подрагивая, открываются.

Что мне делать? Что мне, чёрт возьми, делать? Это девушка брата, центр всего его мира, любовь всей жизни. Я не могу рассказать, что она изменяет ему. Не могу рассказать брату, что только что видела, но в то же время, не могу забыть это.

Я также не могу стоять здесь целый день, прячась за кожаными креслами и подушками с тележками, полными неоплаченных туалетных принадлежностей, пока Грейсон и этот горячий парень лениво обходят отдел за отделом, смеясь, флиртуя и прикасаясь друг к другу, будто знакомы вечность.

Снова раздается его смех. Глубокий, низкий и радостный.

Счастливый.

Я думала, что Грейсон будет счастлива — счастлива с Кэлом.

Дерьмо.

И внезапно появляются они. Миллион безжалостных мыслей проносятся в голове, пока я прячусь, скрывшись от их взгляда. Да как она посмела? Как долго это продолжается? Как она может так нагло кокетничать с этим парнем на людях, где любой может наткнуться на них? Что мне сказать брату?

Кэлу, который никогда не влюблялся до сегодняшнего дня. Брату, который никогда не впускал никого в своё сердце. Он будет разбит и даже не будет скрывать свою опустошенность.

Кэл больше никогда никому не доверится.

Грудь сжимается, и сердце разрывается. Я делаю ещё один глубокий — успокоительный вдох и пытаюсь вспомнить несколько дыхательных упражнений, которые выучила в классе йоги. И... ничего не получается.

Дерьмо. Почему я никогда не уделяла внимание этому дурацкому классу? Вдыхай через нос, выдыхай через рот... вдыхай через нос, выдыхай через рот.

Я выглядываю из-за угла, чтобы мельком увидеть их. Грейсон и этого темноволосого красавчика.

Дерьмо, он очень привлекательный. Высокий и широкий с густыми темно-коричневыми волосами и сексуальными чёрными солнцезащитными очками на голове. Грейсон светлой головой опирается на его широкое плечо. Большая рука скользит вокруг талии девушки брата, нежно сжимая ее.

Ненавижу. Ненавижу то, как им определенно комфортно друг с другом. Как, черт возьми, брат может соперничать с таким красивым парнем как этот?

Я пристально смотрю на них, живот начинает крутить и хочется вырвать, затем снова с дрожащим вдохом прижимаюсь к стеллажу. Острый ценник вонзается в спину, выталкивая меня из зловещего оцепенения.

Какого черта я прячусь? Я — единственная, кто не делает что-то противозаконное!

Ещё один глубокий смех наполняет воздух, исходящий из соседнего отдела, и я прихожу в себя. Выпрямляю спину. Отсчет от трёх.

Два.

Один.

Я выхожу в основной отдел, натягивая широкую улыбку, когда оказываюсь лицом к лицу с Грейсон и этим разрушителем сердец мудаком.

— Грейсон! Привет! — голос выходит приторно сладким, звуча пусто, фальшиво и неэмоционально, когда изо всех сил пытаюсь играть удивление, увидев их. Удивленных, но веселых. Определенно веселых. Умора.

— Боже мой! Табита! — ахает Грейсон и выходит из-за тележки, направляясь ко мне, чтобы обнять. — Рада тебя видеть!

Хм-м, она звучит подозрительно радостно. Для лживой, подлой изменщицы.

— Привет. — Мое тело зажато, руки сжимают туалетные принадлежности, которые ещё не добрались до тележки. Я бросаю взгляд между ними из-под козырька кепки. — Что ты делаешь в городе? Так далеко от колледжа?

Они с братом учатся в колледже в трех часах езды отсюда, но так уж совпало, что наши родители живут отдельно друг от друга лишь в двадцати минутах.

Подумать только.

До боли привлекательные глаза парня Грейсон задерживаются на мне с нескрываемым интересом; цвета коричневых ирисов оценивают меня с головы до ног, останавливаясь на груди, где так долго бьётся сердце. Высокие скулы приобретают румянец прежде, чем он дергается, отводя взгляд.

Имей совесть! Что. За. Мудак.

— Мы покупаем всякую всячину ему в квартиру, — медленно отвечает Грейсон, отступая от наших объятий и прищуривает глаза, пока изучает меня. Девушка брата может быть по глупости прекрасной, но определённо не дурой. — Табита, что случилось?

— Ничего, — лгу я, отмахиваясь от ее внимания. — Кто твой друг? — Возбуждённо я начинаю постукивать ногой по твёрдой плитке, прикусывая язык.

Губы Грейсон раскрываются, и я готовлюсь к её лжи.

— Ты о Коллине? — Она растерянно оглядывается назад и вперёд между нами; тревога портит ее прекрасное лицо. — Табита, я не уверена...

— Как ты могла? — шепчу я шипя.

Её выразительные глаза расширяются.

— Как я могла, что?

— О боже, серьёзно? — Я поднимаю ладони от отчаяния — дезодорант и зубная паста шумно падают на пол с глухим лязгом. Металлический лак для волос отскакивает, катится и бьется об соседний металлический стеллаж, но мне все равно.

— Как ты могла поступить так с моим братом? Он любит тебя! — Предъявы требуют каждую каплю самоконтроля, чтобы не взорваться, но, основываясь на пронзительном звуке, который выходит из моего рта, это не увенчалось успехом.

— Табита, расскажи мне, что не так, пожалуйста. Ты меня пугаешь, — настоятельно просит Грейсон, протягивая ко мне руку.

Я дергаюсь назад.

Расстроенная и недалекая от истерики я разворачиваюсь, чтобы уйти, наклоняясь с всхлипыванием и подхватывая покупки с пола.

— Независимо от того, что ты собираешься сказать, оставь это, ладно? Наслаждайся своим смехотворно привлекательными мальчиком. Я буду с братом, чтобы собрать его разбитые кусочки после того, как ты разобьёшь ему сердце на миллион маленьких осколков.

Я оборачиваюсь, шагая прочь.

— Что! — Грейсон вскрикивает позади меня. — О, боже...

— Эй! — темноволосый Адонис кричит за мной, делая несколько длинных шагов и слегка ударяя большой, горячей рукой по моему бицепсу. — Верни свою костлявую задницу сюда на минутку.

Костлявую задницу? Костлявую. Задницу?

— К-как ты смеешь! — яростно бормочу я; было ли это грубым обращением или переходом на личности, не совсем уверена.

— Как смею я? Ты — единственная, кто похожа на душевнобольную. Это моя сестра. Грейсон — моя сестра.

Хорошо.

Ага.

Это та часть, где я стою там ошеломленная, смотря на них с разинутым ртом. Ага, это то, что я делаю. Стою как истукан. Смущенная. С краснющим лицом. Потрясенная. Униженная.

Не думала, что недоразумение окажется одним из худших исходов.

— Я... ох.

— Да, ох. Да что с тобой такое?

— Я не... Я не подумала.

— Ты не подумала? Оно и видно. — Он пробегается загорелой рукой по темным, растрепанным волосам. — Приятно познакомиться, кстати. Я — Коллин Келлер. Брат Грейсон.

Коллин Келлер протягивает руку, и я молчаливо с застенчивостью пялюсь на неё. Он оставляет её там, висящей между нами, ожидая, чтобы обменяться рукопожатием.

— Я... Привет. — Моя рука скользит в его, и я дрожу. Наши взгляды соединяются.

Они карие.

У него карие глаза, точно такие же, как у Грейсон.

Точно. Как. У Грейсон.