Бунтарь (ЛП) - Реншоу Уинтер

Под легкой щетиной я могу разглядеть ямочку на подбородке. Уголки его полных губ приподнимаются и медового цвета глаза смотрят в мои. Зейн небрежно кладет одну руку на бедро, а вторую на край кухонного островка, приподнимает брови и ждет, когда я заговорю.

Пытаясь сохранить самообладание, я делаю вдох и напоминаю себе, что пряник, черт подери, лучше кнута.

— Ты что, обычно останавливаешь частные вечеринки других людей и начинаешь убирать их кухню? — В его голосе слышится смех. — Или ты сбежала откуда-нибудь? Должен ли я позвонить властям? Кто-нибудь ищет тебя?

У меня отвисает челюсть. К черту пряник.

Сейчас он ощутит на себе кнут.

Чувствую, как мои слова, наполненные злобой, поднимаются вверх, по пути обжигая горло.

— Расслабься, красотка.

Он обхватывает мое плечо, полностью его накрыв. У парня немного большие… руки. И он назвал меня красоткой. Хотя мне повезло, и я достаточно умна, чтобы понять, что он, вероятно, не это имеет в виду. И уверена, его уловка, черт возьми, не ослабит мою решимость.

— Я шучу. Но реально, тебе не нужно убирать мою кухню. Я плачу за это другим людям.

Его спутанные темные волосы выглядят как произведение искусства. Они оттеняют бронзовую кожу, чувственный взгляд и ослепительную улыбку. Из-под воротника виднеется кончик татуировки, а мускулистые, обвитые венами предплечья, покрывают черные рисунки.

— Я просто пришла, чтобы попросить тебя убавить громкость. — Скрещиваю руки на груди и делаю шаг назад. — Я живу рядом и пытаюсь заснуть. И мне тяжело это сделать из-за шума. Не мог бы ты попросить гостей зайти в дом?

Мы оба бросаем взгляд в окно, где в бассейне группа парней отбивает пляжный мяч над сеткой для волейбола. На их плечах сидят одетые в бикини девушки. Звук их смеха на фоне ритмичной музыки доносится до кухни.

— Ты внучка Рут? — спрашивает он.

— Внучка. Да.

— О… — Он оценивающе осматривает меня с головы до ног. Его плечи поднимаются и опускаются, он прищуривает глаза. — Далила, верно?

Кончики моих пальцев инстинктивно касаются ключицы, желая поиграть с цепочкой, которой там нет.

— Откуда ты знаешь мое имя? — спрашиваю я.

— Рут сказала мне, — говорит Зейн, приподняв брови, как будто ответ и так очевиден.

Я закатываю глаза, стараясь не засмеяться. Могу себе представить, что именно говорила эта семидесятипятилетняя женщина, озвучивающая все, что у нее на уме.

— Но она не сказала, почему ты здесь. — Его полные губы складываются в улыбку, и Зейн убирает руки в карманы. — Только предупредила держаться от тебя подальше.

Это похоже на Рут.

— Она сказала, если хоть одна из ее внучек свяжется с развратным футболистом, она его непременно убьет, — добавляет Зейн, и мерцание в его теплых глазах говорит, что он больше удивлен, чем обижен.

— Должна признать, Рут не бросает слов на ветер.

Решительность покидает меня со скоростью света. Мне нужно вернуться на правильный путь. И когда я говорю, мой голос звучит со злостью, которую я смогла накопить в себе в этот поздний час:

— В любом случае, если ты просто перенесешь вечеринку в дом, я буду очень признательна.

Зейн молча стоит, уставившись на меня, что делает момент еще более неловким, чем он должен быть. На его возмутительно красивом лице застыло напряжение.

— Хорошо? — киваю я.

Смотрю на дверь. К счастью, толпа переместилась, и я вижу отсюда входную дверь. Делаю шаг, и еще один, пристально глядя на ручку двери. Я почти чувствую прохладный металл в своей ладони.

— Подожди.

Я оглядываюсь и вижу Зейна, идущего за мной. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом.

— Я не буду просить их войти внутрь.

— Извини? — Ошеломленная, я наклоняю голову.

— Я не буду просить их войти внутрь, — заявляет он с еще большей непоколебимостью, чем в первый раз.

— Почему нет?

— Потому что ты слишком молода, чтобы тебе мешала музыка, — говорит он. — И я бы оказал медвежью услугу, подчинившись тебе, потому что тогда ты можешь возомнить о себе, Бог знает что.

На мгновение меня охватывает ярость и, глотая воздух, я пытаюсь успокоиться.

— Я не думаю, что я — центр Вселенной. И не думаю, что прошу невозможного, когда требую проявить немного человеческой порядочности. Ты живешь в окружении соседей. Сейчас середина недели и люди спят. Ты не можешь просто превратить свой задний двор в бордель-тире-клуб, а затем обижаться, когда тебя вежливо просят вести себя тише.

Зейн недоверчиво ухмыляется и подходит ближе. Моя макушка достает точно до его подбородка, но я не позволю его размерам меня запугать.

О нет, нет, нет.

Если будет нужно, я могу выдержать несколько раундов с этим козлом.

— Во-первых, это не бордель. Это — светофорная вечеринка, — начинает он сухим тоном.

— А ты не староват для светофорной вечеринки? — спрашиваю я. — Или ты в братстве взрослых мужиков?

Зейн игнорирует меня.

— Во-вторых, немного веселой музыки — это еще не клуб. В-третьих, ты не просила вежливо сделать тише. Ты довольно настойчиво потребовала, чтобы я перенес всю вечеринку.

— Эта твоя трактовка ситуации, — возражаю я.

Хорошо понимаю, что каждое слово, выходящее из моего рта, не приносит мне никакой пользы, но я не позволю думать этому спортсмену в одежде из «Аберкромби», что уйду отсюда с поджатым хвостом.

— Тебе нужно что-то еще, Далила? У меня гости, требующие моего внимания, так что…

Я сжимаю кулаки. Ему повезло, что я не жестокий человек, потому что сильный удар по его точеному подбородку кажется очень хорошей идеей.

— Думаю, мы закончили, — говорю я.

Совершенно очевидно, что он не собирается выполнять мою просьбу, поэтому, полагаю, я сделала все, что в моих силах.

Добравшись до входной двери, распахиваю ее, напоследок окидывая Зейна яростным взглядом, и хлопаю ею за собой. Не думала, что это чересчур — проявить немного обычной вежливости, немного человеческой порядочности. И если Зейн считает, что именно этого я требовала, он бредит. Я вела себя профессионально и сдержанно.

И я была права.

Зейн де ла Круз — гигантский мудак.

Глава 2

Зейн

Тренер Робертс искренне полагал, что, если я перееду в закрытый жилой комплекс в пригороде Гейнсвилла, где средний возраст жителей составляет шестьдесят семь лет, то это меня успокоит. Он думал, что это заставит меня прекратить «дикие выходки».

Но вместо этого я чувствовал себя тигром, мечущимся по клетке, желающим выбраться из нее, не быть к ней привязанным. Я не желал, чтобы мной управляли и говорили, что делать.

Мои соседи с северной стороны — Кларисса и Дон Чепмен. Пенсионеры, приехавшие из Биг-Скай штата Монтана в середине шестидесятых. Кларисса любит лежать у своего бассейна в скромных цветочных купальниках, покрывшись толстым слоем крема с защитой SPF50 и ругать Дона за то, что он не подстригает живые изгороди до одобренной ассоциацией домовладельцев высоты. Мне непонятно, почему они не нанимают кого-нибудь, как это делает весь район. К тому времени, когда Дон заканчивает, он обгорелый и раздраженный. Он бросает свои ножницы и дает знать Клариссе, что закончил. Затем заходит в дом и выносит ей холодный лимонад.

Если это и есть семейная жизнь, тогда нахрен она мне нужна.

Как бы то ни было, когда Чепмены разъезжают по улице в своем маленьком зеленом гольф-мобиле, они улыбаются и машут мне, словно мы друзья, но я-то слышал, что они говорят обо мне.

Участки здесь огромные, но все они до чертиков благоустроены. Отовсюду слышны голоса. Из окон. Через живые изгороди. Сквозь несущие стены. Над заборами.

Я знаю, что они обо мне думают, особенно эта нахальная Рут Роузвуд, живущая по соседству. Ей семьдесят пять, у нее чертовски много предположений обо мне, и она не боится делиться ими с каждым в радиусе десяти километров от Лагуна-Палмс.