Пианист. Осенняя песнь (СИ) - Вересов Иван

Девушка-продавщица оторвалась от мобильного, подняла голову, спросила:

— Что для вас?

А Вадим не отвечал, он все смотрел на женщину, ее лоб, нос, губы и руку — тонкая кисть, длинные пальцы.

Музыка продолжала звучать в нем…

Солнечный нимб колыхнулся, женщина повернулась от окна, подняла глаза на Вадима — и он узнал! Зеленовато-серые — другого и быть не могло, он тысячу раз видел их, когда играл Дебюсси и представлял, как же выглядит загадочная девушка с волосами цвета льна.

Вадим замер, взгляды их встретились, начался беззвучный диалог, слова трепетали внутри.

“Я нравлюсь тебе?” — с доверчивым удивлением спрашивала она.

“Хочу подойти”, — отвечал он.

Но свет надежды в её глазах быстро угасал. Смущение, страх, решение убежать прочел в них Вадим. Женщина едва заметно отрицательно качнула головой, потянулась за сумочкой, что лежала на подоконнике, не глядя взяла ее, а молния была расстегнута, и все содержимое посыпалось на стол и на пол.

Женщина только ахнула и смотрела, как, звеня и подпрыгивая, раскатывается по полу мелочь и бесшумно разлетаются листки из блокнота.

Она сидела ничего не предпринимая, это было похоже на сакраментальную обреченность цитаты из мультфильма про Винни Пуха. И поза, и выражение лица такие: "Этого следовало ожидать".

Обычно, когда что-то роняют у тебя на глазах, невольной первой реакцией бывает желание рассмеяться, но Вадиму не показалось смешно. Стало жалко ее, что она настолько готова к неприятностям, что уже и не сопротивляется.

— Простите, пожалуйста, это я виноват, сейчас все соберу.

Не ожидая согласия, Вадим в несколько шагов пересек зал и опустился перед ней на колено. Он собирал железные десятирублевики и листки, исписанные аккуратным округлым почерком, щетку для волос, ключи, ручку и маркеры, кошелек, карточки магазинов, путеводитель-справочник по Петербургу…

Близко, так, что можно дотронуться, были ее ножки в черных замшевых ботинкахи — щиколотка точеная, тонкая, икры красивые. И колени круглые, пальто едва прикрыты, обтянуты плотными черными колготками.

— Ну вот, кажется, все, — не поднимаясь, он высыпал мелочь на стол, оглядел пол у ее ног, — а нет, еще вот это, — достал из-под стула тюбик губной помады и пудреницу. — Теперь все.

Он встал.

— Спасибо… — она коснулась щеки, провела пальцами по губам.

— Вы позволите? — он сел за столик, продолжал смотреть на неё. — Вы очень красивы! Когда я вас увидел — вспомнил музыку… девушка с волосами цвета льна… и подумал об утонченности мадонн прерафаэлитов и арабских лошадей.

Страх в её глазах сменился удивлением.

— Девушка с волосами цвета льна похожая на арабскую лошадь — это красиво?

Она не шутила, но бояться перестала. Когда Вадим заговорил, улыбнулась — не дичится. Напряжение отпустило. А ведь сбежать хотела. Голос у неё был вкрадчиво-мелодичный, речь со странным, почему-то знакомым Вадиму акцентом.

— Это больше, чем красиво, — отвечал Лиманский так же серьезно. Что же дальше? Встанет и уйдет? Нет, невозможно! — А почему вы одна? И мне показалось, что расстроены, — спросил он, вспомнив о своем первом впечатлении.

Тень пробежала по ее лицу, осталась в глубине необычных серо-голубых глаз. Двухцветные глаза, чувственность и святость, в средние века сказали бы — ведьма. Да нет, просто женщина.

— Неуютно в незнакомом городе, да еще заехала далеко.

— Это уже и не город, а пригород. Кто же вас завез сюда и бросил?

— Никто, — она повела плечом, поправила волосы — жест одинокой независимости. А волосы прекрасны! Густые, золотистые, закрывают грудь. — Ну вот… совсем заблудилась… Это я сама виновата, не надо портить другим отдых, пусть бы сами… Зачем я с ними поехала?

— А с ними — это с кем? — уточнил Вадим.

— Подруга с сыном, мы взяли тур в Санкт-Петербург, так хотелось посмотреть. Но они не согласились ехать в Пушкин, пошли на аттракционы. Ладно бы в Эрмитаж. Тогда бы и я с ними.

— Ну почему, аттракционы — весело, еще в зоопарк можно, там тигры, обезьяны…

Она вдруг заразительно рассмеялась.

— Обезьяны! Аха-ха… Приехать в Петербург смотреть на обезьян. Вы любите обезьян?

— Нет… — Вадим смутился. Начиная со школы у него были проблемы с девочками — ну не умел он знакомиться! Вот и сейчас выбрал же тему для обсуждения! Ни к месту вспомнилось, как в Тайланде не закрыл окно в номере, и обезьяны украли редкие ноты. — Я не очень люблю их, собак гораздо больше.

Она помолчала и спросила, глядя на руки Вадима:

— Вы хирург?

— Нет, почему вы так решили?

— Пальцы длинные и… не знаю… такие бывают у врачей.

— Нет, не врач, я — пианист

— Правда?!

— Это настолько удивительно?

— Первый раз в жизни вижу живого пианиста.

— И главное, не в вольере, — теперь смеялся Вадим, а смущалась его собеседница.

— Я имела в виду, что не в телевизоре.

Она снова перевела взгляд на его руки и даже не скрывала, что рассматривает. Вадиму показалось, что сделала движение дотронуться, но тут же одернула себя. Или он ошибся?

Приехала с подругой, скорее всего, одинокая — Вадим видел таких среди своих многочисленных поклонниц. Семью и детей они заменяют подружками, путешествиями и хождением по концертам. Но она не синий чулок и не охотница за мужчинами, хоть и сидит в кафе одна… Странная… Обручального кольца не носит — отметил он про себя.

— А зря подружка ваша не поехала. Здесь красиво, осень, листопад. Погода хорошая, и не стоит тратить время на печальные размышления, — сказал Вадим, — дождь пойдет, и без того станет грустно.

Она кивнула, спряталась за волосы и снова отвела с лица светлые пряди, взглянула лукаво, в глазах уже улыбка.

— Кофе и пирожные немного поднимают настроение.

Разрешила ухаживать! Вадим сейчас же поддержал ее легкий, едва уловимый флирт.

— А можно угостить красивую незнакомую женщину пирожным?

Она смутилась, снова закрылась, улыбалась скорее беспомощно, не знала, как повести себя. И вдруг решилась, как рукой махнула — а пускай!

— Если это будет тирамису, то можно!

— Прекрасный выбор… А познакомиться с вами можно?

— Мы, наверное, уже познакомились. Осталось только имя назвать.

— Итак… имя? — закрепил он завоеванные позиции.

— Людмила. А ваше?

— А мое — Вадим, имею честь представиться. Нас некому познакомить, кроме господина Тирамису. Его рекомендации будет достаточно, чтобы после кофе и пирожных Вы согласились погулять со мной?

Вадим даже не пытался бороться с желанием удержать её, включил всю силу убеждения, на какую был способен. Взгляд его говорил гораздо больше. И она, безусловно, поняла, что это уже не легкий флирт. По меркам хорошего тона они вели себя неприлично. Сближались. И, кажется, оба в равной степени в этом преуспели.

— Где погулять? — Людмила опять засомневалась, она балансировала между согласием и стремлением убежать, Вадим понимал это, но не знал причин её страхов, мог только предположить, что в жизни этой красивой женщины произошло нечто такое, что не позволяет ей доверять желаниям.

— В парке. Сегодня день листопада, я так это называю.

Он смотрел в её глаза, теряя пространство и время. Знал, что она согласится, ждал ответа.

— Да. Мне кажется, вы тут все хорошо знаете… и любите.

Под его взглядом Людмила открылась, не пряталась больше. Это действовало на Вадима сильнее, чем самое изощренное кокетство. И он вдруг понял, что старается понравиться ей. Даже на сцене Вадим никогда не делал этого, и вот…

— Да, я тут живу… жил. Царское Село люблю, и все-таки привык называть город Пушкин. Не так по-имперски, зато по-домашнему. Раньше тихий был городок, территория пенсионеров. Я помню улицы пустынные, раз в пятнадцать минут проползет автобус, да иногда легковушки. Никаких тебе туристов на "икарусах". И такие особенные пушкинские старушки гуляли: чопорные, в шляпках, с зонтиками, на классных дам похожи. Говорили как в прошлом веке, кланялись. Старый режим.