Джорджия Ле Карр - Иден #3 (ЛП)

– Отведите меня к моему мужу, пожалуйста.

– Он все еще в операционной, но я могу отвести вас к вашей семье.

Я хмурюсь.

– Моей семье?

– Да, они все ждут. Пойдемте.

Я следую за ней в комнату ожидания.

– Вот они, – бодро говорит она.

Первого человека, которого я вижу – мать Джека.

Медсестра уходит.

Несколько секунд мать Джека молча смотрит на меня. Затем она поднимается и направляется ко мне. Ее губы дрожат от гнева. Я вижу, как она приближается и не чувствую страха. Я хочу, чтобы она ударили меня, потому что я заслужила. Это все моя вина. Я оказалась настолько, черт побери, глупой и беспечной. Для меня будет облегчением, если она ударит. Она останавливается передо мной и замахивается, она все же решила это сделать. Если бы я была на ее месте, я бы точно ударила, смогла бы. Ее рука начинается двигаться, но так и не дотрагивается до меня, Шейн хватает ее налету.

– Не надо, ма, – с грустью говорит он. – Он любит ее. Когда он очнется, ему разобьет это сердце, если он узнает, что ты ударила ее.

Он отпускает ее руку, и она прикрывает рот руками. Она смотрит огромным, шокирующими глазами, руки заметно дрожат.

– А что, если он не очнется?

Лицо Шейна заметно белеет.

– Тогда его душа будет печалится об этом.

Она теребит руки, всхлипывая, ее бедное материнское сердце разрывается от боли. Он обнимает ее за талию и осторожно ведет назад к синему креслу.

Дом встает рядом со мной.

– Пойдем, – зовет он. – Выпьем кофе.

Я разрешаю ему вывести из этого зала ожидания с голубыми креслами, заполненного печалью и болью матери Джека.

Я прислоняюсь к стене в коридоре. Мы какое-то время просто молчим, я стараюсь держаться от него подальше.

– Хочешь выпить что-нибудь покрепче? – спрашивает он.

– Ага, – отвечаю я.

Он достает флягу из кармана куртки.

Я жадно глотаю, алкоголь обжигает горло.

– Как долго он уже в операционной?

– Семь часов.

Я чувствую страх, причем очень сильный.

– Он же очнется, не так ли?

Его подбородок напрягается.

– Он выкарабкается, – наконец отвечает его брат. – Он очнется, или же бл*дь, я убью этого придурка сам.

В этом весь Доминик: Зачем открывать чертову дверь, если можно ее просто выбить? У меня текут слезы по щекам.

Джек

Я просыпаюсь от неописуемой боли.

– Лили, – бормочу я.

Тишина. Я опять проваливаюсь в благословенный мрак.

Я возвращаюсь назад. Огни. Голоса. Машины. Жгучая боль. Я проваливаюсь.

Открываю глаза. Женщина.

– Лили?

– Медсестра Борна, мне жаль.

– Лили.

– Ваша жена?

– Да, моя жена. Скажите ей, чтобы тащила сюда свою задницу, – с трудом бормочу я.

И опять я проваливаюсь во тьму.

Мать держит меня за руку. Я знаю, что это она, чувствую. Она плачет. Я хочу остановить ее, и сказать, что у меня все в порядке. Приходит Шейн и шепчет мне на ухо.

– Поправляйся поскорее.

Я открываю глаза, и вижу опять маму. Она трясется от беззвучных рыданий, берет меня за руку. Ей похоже больше требуется помощь, чем мне, потому что она совсем не в порядке.

– Я так люблю тебя, – говорит она. Я опять проваливаюсь в темноту.

В следующий раз, когда я открываю глаза, вижу уже более-менее четко, а не размытые предметы. Я смотрю на маму.

– Где Лили, ма? – спрашиваю я.

– Она за дверью, – говорит она. – Ты чуть не умер из-за нее.

– Это правда. Я чуть не умер из-за нее, но я бы умер без нее, ма. Она предупредила нас, так как в организацию Би Джея просочился коп.

Моя мать не мстительная, она легко простит.

– В таком случае я помолюсь Мадонне за твою жену, – шепчет она.

Ма тихо уходит через несколько минут, и после нее Лили открывает дверь.

– О, ты очнулся, – плачет она, не веря своим глазам.

Она подходит и останавливается рядом со мной, хрупкая фигурка, словно фарфоровая. У нее заклеен висок и большой синяк почти во всю щеку, и тени под глазами, но она такая красивая, что мне хочется заплакать.

– Я не могу дождаться, чтобы запустить свой член в твою киску, – говорю я, и она начинает плакать, большими крупными слезами, скатывающимися по щекам. Я не останавливаю ее, потому что точно знаю, что это слезы радости.

17. Лили

Если бы я не сделала запись произошедшего, то не знаю, как бы все обернулось. Газеты много дней подряд пестрели подробностями случившегося, это была сенсация, потому что мы убили детектива-сержанта, весьма уважаемого сотрудника полиции. Я рассказала все, что знала, но так и не знала, что случилось с Робином. Как-то я позвонила в офис и попросила его к телефону. Один из парней взял трубку и сообщил мне, что он больше здесь не работает. О нем ничего не сообщалось в газетах, думаю просто поступили, как обычно, чтобы прикрыть свои собственные задницы, сделали вид, что его вообще не было.

Прошло две недели, прежде чем нам разрешили перевести Джека домой. Семья собралась в полном составе. Шейн и Дом перенесли кровать на первый этаж, установив ее в одной из гостиной, чтобы Джеку не приходилось подниматься по лестнице. Братья осторожно кладут его в кровать. Я беспомощно суечусь рядом с ними. Джек выглядит очень бледным.

– Спасибо, – говорит он им.

Я предлагаю им что-нибудь выпить, но они быстро оставляют нас, сказав, что заглянут попозже вечером.

– Хорошо, – отвечаю я, закрывая входную дверь. Возвращаюсь в гостиную, Джек широко улыбается.

– Боже, я соскучился по нашему дому, – говорит он. – Иди сюда и поцелуй меня как следует.

Я иду к нему, испытывая неожиданно робость. Я говорила тогда, что люблю его, но не знаю, слышал ли он. Остались ли у него какие-либо воспоминания, несмотря на травму головы.

Я нежно целую его в губы и еле касаясь обхватываю его за плечо.

– Ты же знаешь, что это называется жалкий поцелуй?

Я смеюсь.

– Ты не должен напрягаться.

– Я не должен, но ты же можешь.

Я хмурюсь.

– Что ты говоришь такое?

– Сними трусики.

– Что?

– Ты слышала.

– Зачем?

– Не заставляй меня подниматься и делать все самому.

– Это безумие. Я не могу поверить, что ты это говоришь, – отвечаю я, снимая трусики. – Вот. Сделано. Счастлив теперь?

– Подойди ближе, – приглашает он, и его глаза оживают, загораясь огнем, которого я уже не видела в течение двух недель. И если честно, то боялась, что больше никогда и не увижу.

– Послушай, тебе не разрешается…

– Напрягаться. Я и не собираюсь напрягаться. Ты будешь все делать.

Я прикусываю губу, раздумывая, поскольку очень хочу подойти, но при этом очень боюсь, как-то навредить ему.

– Если ты не подойдешь ко мне, я встану и подойду к тебе, – предупреждает он.