Дом из пепла и стекла (ЛП) - Уэбб Силла

Я толкаю его в грудь с дикостью, будто набрасываюсь на боксёрскую грушу. В какой-то момент я понимаю, что Нико не защищает себя. Когда адреналин начинает иссякать, я обнаруживаю, что сражаюсь с человеком, который не сопротивляется.

Я внезапно останавливаюсь. Это… Что происходит? Нико подходит ко мне и хватает обе мои руки, держа их за спиной так сильно, что я знаю, что не смогу вырваться.

— Я не нарушаю своё обещание, tesoro. Я лишь хочу доказать кое-что.

— Что? — я дышу так тяжело, что болит в груди.

— Ты, блядь, можешь бороться. Почему ты готова рискнуть всем, даже жизнью, чтобы сражаться со мной? Бороться против этого, но не бороться против неё?

Я смотрю на ковёр, чувствуя себя подавленной. Адреналин всё ещё присутствует, не так интенсивно, но он делает меня нервной и полной энергии, без перспективы освобождения.

— Я не собираюсь ничего с тобой делать, моя прекрасная Синдерс, но я должен был показать тебе. Ты можешь бороться. Это в тебе есть. Борись с ней.

— Как? — я почти рыдаю. — С тобой я могу бороться физически. С ней? Мне нужны деньги. Адвокат. Вещи, которых у меня нет.

— Первый шаг — осознать, что ты ведёшь борьбу, и прекратить все эти притворства. Не покупай ей, блядь, подарок. Эта сучка больше ничего от тебя не заслуживает. Ты притворяешься, потому что думаешь, что это означает, что ты получишь свой дом в день, когда тебе исполнится двадцать два, но это не так. Так почему бы не начать бороться сейчас? По-настоящему? Научись действовать низко и грязно, и, возможно, тебе не понадобится адвокат.

— Спорим, тебе бы это понравилось, — я извиваюсь в его руках, пытаясь вырваться из его хватки. — Тебе будет весело наблюдать, да? Сидеть и смотреть, как женщины пытаются выцарапать друг другу глаза.

— Это так, не буду лгать. Может быть, тебе тоже будет весело.

— Сомневаюсь. Я не больна, как все вы. Я не наслаждаюсь борьбой. Мне нравится жить счастливой, мирной жизнью.

— Но такова уж рука, которую тебе протянули. Либо уходи, как ты сказала. Сдайся. Предай своих родителей. Или сражайся.

Я ещё раз пытаюсь освободить руки, но его хватка только сжимается.

— Отвали от меня, — требую я.

— Нет.

— Пошёл ты!

— Ну, это ещё один способ справиться со всем тем адреналином, который у тебя накопился. Ты можешь трахнуть меня. Выплесни это на меня.

Я смеюсь.

— Как самоотверженно с твоей стороны.

— Позволь мне заставить тебя кончить, — слова шепчутся мне на ухо.

Моё дыхание сбивается.

— Что?

— Тебе не нужно ничего делать взамен, Синдерс. Позволь мне заставить тебя кончить. Я хочу видеть, как ты распадаешься на части. Я хочу чувствовать, как ты разбивается.

— Я… хм, Нико, — пытаюсь рассмеяться, но получается очень громко.

Он отпускает мои руки и опускается на колени на ковёр передо мной. Я смотрю вниз, и что-то первобытное проносится сквозь меня, когда этот мощный, большой мужчина опускается на колени передо мной. Для меня.

Его большие руки подхватывают нижнюю часть кашемирового платья, в которое я одета, и медленно, мучительно медленно поднимают его вверх по моим ногам, обнажая мою кожу. Икры, колени, бедра. Наконец он задирает материал так высоко, что мои простые, скучные, белые хлопковые трусики оказываются на виду.

Спереди на ткани есть влажное пятно, и я вздрагиваю, когда он обдувает его горячим дыханием.

— Наша борьба заводит тебя так же, как и меня, — говорит он, прежде чем поцеловать меня в бедро.

— Тебе не нужно бояться, — говорит он, когда мои ноги дрожат от его прикосновений. — Я собираюсь попробовать тебя на вкус. Использую свой рот на тебе. Заставлю тебя кончить. А потом я уйду. Я не жду ничего взамен.

Я хочу сказать ему, что он не может заставить меня кончить. Я не позволю. Это слишком. Слишком личное. Это даст ему власть надо мной. Власть, которую я не смогу разорвать. Но все мои слова теряют смысл, когда он оттягивает ткань моих трусиков в сторону и целует меня там. В моё самое сокровенное место. Его рот мягкий, и он стонет, когда его язык скользит между моих складочек и находит мой клитор.

Для женщины, у которой никогда не было секса, мне нравится держать себя в чистоте и стричь там, и я благодарна, что побрилась несколько дней назад.

Я никогда не делала этого раньше. У меня были парни, включая того, кому я отсосала. Он гладил меня в ответ, пока я не кончила, но никогда мужчина не прикасался ко мне там ртом. Сначала я стеснялась, но по мере того, как язык Нико ласкает меня, мои ноги начинают дрожать, и не от страха или смущения.

Его язык как тёмная магия, мучает и дразнит меня так же, как и он сам. Он подводит меня к краю, раз, два, и пока я напрягаюсь и готовлюсь к падению, оно не наступает. Он делает паузу, двигает языком, а затем возвращает его обратно в другом ритме.

Я испускаю вздох разочарования, и он усмехается, прижимаясь ко мне. Затем большие руки обхватывают мои бёдра, удерживая меня на месте. Прикрепляя меня к земле. Когда он проводит по мне языком, то задерживает его там и всасывает мою киску в рот, как спелый персик.

Я так возбуждена и на взводе, что только этого и не хватало. Я вскрикиваю, взрываясь. Я кончаю, когда он проталкивает в меня свой язык, давая мне повод для спазмов, когда мои мышцы то сжимаются, то расслабляются. Это головокружительно, и я не думаю о своей реакции, прижимаясь к его лицу, почти катаясь на его языке, пока наслаждение разрывает меня на части.

Когда оно стихает, я шатаюсь, но он всё ещё держит меня. Заземляет меня.

Ужас охватывает меня.

Что я наделала?

Он встаёт и достает из кармана брюк шёлковый платок. Он вытирает рот, а затем медленно, целенаправленно, снова поднимает мою юбку и вытирает мою киску.

Он мрачно смотрит на неё, пока вытирает меня.

— У тебя самая идеальная киска, которую я когда-либо видел.

Я не знаю, что на это ответить.

— Я так хочу её трахнуть.

— Ты не можешь, — говорю я. Чёрт, мой голос дрожит так же, как и ноги.

Он снова прижимает свою руку. заставляя меня хныкать. Когда он прижимается ко мне, по телу пробегают толчки. Его рука обхватывает весь мой бугор, удерживая меня и заставляя боль нарастать снова.

— Теперь эта киска принадлежит мне, — говорит он.

Что?

— Больше никто не сможет прикасаться к ней. Никто.

— Нико…

— Нет. Теперь, когда я попробовал, увидел её — она моя, — он подтягивает мои трусики и шлёпает мою киску сквозь них, затем позволяет моей юбке упасть.

Я отступаю назад, спотыкаясь. Он идёт следом, его рука берёт меня за подбородок. Его прекрасные, красивые, смертельно опасные, детские голубые глаза смотрят на меня, притягивая своей интенсивностью.

— Ты моя.

Затем он целует меня. Это жёстко. Не нежно, как в первый раз. Не осторожно, как было, когда он стоял на коленях.

Этот поцелуй стихийный.

Это как потеряться в буре. Поцелуй перехватывает дыхание. Он поглощает моё сопротивление.

Его язык проникает в мой рот, и он снова стонет, звук доносится прямо до моего клитора. Он засасывает мою нижнюю губу между зубами и добавляет к этому резкую остроту восхитительной боли.

Я нахожу свои пальцы в его волосах, будто они не часть меня.

Моя грудь прижимается к его каменной груди. Мои ноги придвигаются ближе, и сердцевина пульсирует с новой силой.

Мой разум говорит: «стой, замедлись, не делай этого».

Моё тело кричит: «да, больше, никогда не останавливайся».

Он останавливается.

Нико разрывает поцелуй.

Его губы красные, а мои, наверное, ещё больше. Он тяжело дышит и встряхивает головой.

— Блядь, ты моя. Понятно?

— Ты сказал, что не будешь принуждать меня.

Он разражается смехом.

— О, детка. Я не собираюсь заставлять тебя. Твоё тело уже здесь. Твоё сердце тоже. Только это мешает нам, — он стучит по своему виску. — Я могу подождать. Я не буду принуждать тебя. Но если кто-либо ещё дотронется до тебя, — он умрёт.