Неверный муж (СИ) - Коваль Лина
До дома добираюсь гораздо позднее, чем планировала. Контролирую сборы Марка в школу и валюсь в постель.
Мысли то и дело скатываются к Матвею и тому, что он сейчас, я уверена, проживает.
В те дни меня успокаивало целое отделение неонатологии. Много что говорили, но в основном сухую статистику и что никто не виноват. Врачи, как правило, в подобных ситуациях не могут проявлять эмпатию, потому как просто невозможно иметь внутри такое ее количество, чтобы хватило на всех.
Так бывает.
Два слова, от которых у меня до сих пор мурашки. Разве может быть легче от этого?!
Ни секунды ни легче.
Ни единой секунды.
Чуть лучше стало только со временем. Наверное, это можно сравнить с ампутацией. Рана зажила, но я никогда не буду прежней. Часть моей души навсегда отсечена.
Следующие дни провожу в полнейшей апатии, то и дело проверяяегомашину на автостоянке. Машину, которой там нет.
Я просто не представляю, как выкинуть Матвея из своей головы? Я честно стремилась к этому предыдущие два месяца, даже несмотря на его разрывающее душу сообщение. Я честно пыталась сдержать обещание, которое дала себе в день, когда ушла.
На деле всё оказалось сложнее…
Отхожу от окна и пытаюсь вынудить себя поработать с расписанием занятий. Когда слышу голос Таи, понимаю, что уже полчаса вожу карандашом по бумаге.
- Вик, ты говорила напомнить тебе в среду, что надо позвонить швее…
- А?? – откликаюсь, поднимая глаза на календарь.
- Сегодня среда, - повторяет Тая.
Перевожу стеклянный взгляд на неё и планку срывает…
- Ты просила напомнить, - ошарашенно проговаривает. Кричит, когда я, подхватив вещи, лечу к двери. – Вика-а-а-а… ты куда?!
Бросаю что-то нечленораздельное и бегу сломя голову на стоянку. Ничего не чувствую, хотя ладони покалывает от холода.
Завожу двигатель и рявкаю на мимо проезжающие машины. А потом зачем-то смотрюсь в зеркало. Кажется, я два дня этого не делала. Щеки впали. Бледная как моль. Кусаю губы в пробке и лицо растираю.
Кое-как припарковавшись во дворе, взлетаю на нужный этаж и расплющиваю пальцем звонок.
Я просто не в силах опустить руку.
Матвей отпирает дверь через минуту.
Он только что после душа, в одних спортивных брюках. Мокрые волосы в беспорядке, лицо заросшее, а глаза потухшие. Я смотрела в такие же бесцветные двенадцать минут назад. В зеркало.
Увидев меня, отступает и на стену опирается. Так и стоим. Я в подъезде, а он в квартире. Будто плотная стена между нами. Стена из печалей и обид, которую я намеренно, осознанно превращаю в развалины и переступаю порог.
Ничего не могу с собой поделать, реальность разъезжается под натиском слёз. Пытаюсь сдержать рыдания, но не выходит. Плечи сотрясаются, а воздуха внутри практически не осталось.
Мы так много пережили, столько дров наломали… Но, боже, я так его люблю. И мне так отчаянно хочется верить в его любовь…
Верить в нас.
Зажмуриваю глаза и всхлипываю, чувствуя, как меня подхватывают сильные руки, придавливают к влажному твердому телу. Снежинки с моей шубы объединяются с каплями на его груди и тают вместе со всем плохим, что было…
Судорожно, немного царапая, обхватываю голые плечи. Наконец-то совершаю то, что должна была сделать еще два дня назад. Утыкаюсь в пахнущую мужским гелем для душа шею и отчаянно пачкаю её слезами.
Матвей обнимает меня намертво, будто навсегда. Тоже дрожит, а когда я пытаюсь заглянуть в лицо, скрывается в моем вороте и качает головой. Не знаю, показалось ли мне, но я отметила, как сверкнули его глаза.
- Ты говорил, что будешь ждать каждую среду, - шепчу, когда мы оба стихаем.
- Дурак был, - хрипит Матвей, перед тем как накрывает мои губы. – Я ждал тебя каждый божий день.
Глава 31. Виктория.
Его губы соленые от моих слез, а ладони отчаянно сдавливают ребра.
Бывает так больно… что хорошо. До трепета.
Сейчас как раз такой случай.
Прижимаюсь еще сильнее и охватываю его бедра ногами. Верхняя одежда мешается, но не настолько, чтобы хотя бы на минуту отлепиться от его тела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Господи, спасибо тебе за это мгновение!
Матвей целует, ни на минуту не останавливается. Одичавше, жадно. Как будто в пустыне до воды добрался. Я отзываюсь, конечно. Облизываю жесткие губы, горячий язык. Потом отрываюсь и лицо зацеловываю.
- Я сто лет не брился, - хрипит.
- Мне все равно, - отвечаю легко.
- Пойдем, - говорит он и тянет меня в гостиную.
Там осторожно усаживает на диван и оседает на пол. Неспешно расстегивает замок на длинном сапоге, потом будто не выдерживает, наклоняется и щемяще нежно целует коленку.
Я поднимаю руку и провожу пальчиками по ёжику на затылке.
Не отрываясь на него смотрю. Боже, какие это счастье. Просто. Открыто на него любоваться. Не стесняясь.
Матвей сваливает мою обувь и тянется к поясу. Помогаю скинуть шубку с плеч и чуть приподнимаюсь, чтобы он отбросил её в сторону.
Потом так и сидим долго. Я на диване, а Матвей на полу, склонив голову мне на колени. Щекой прижимается и выражается периодически. А еще оглаживает, всё, до чего руками дотягивается.
Мне кажется, если сейчас заняться сексом, мы просто раздерём друг друга в клочья. Оттого что соскучились, от того какой силы наша любовь.
Любовь, которая всё испытала. Вообще ВСЁ!
Нет на свете такого, что мы бы не пережили. Боль, предательство, даже смерть…
Наша любовь, я не знаю… Это что-то из Красной книги…
Порой, мне кажется, мы оба её недостойны.
- Пойду всё-таки побреюсь, - говорит Матвей. – А то я тебе кожу до мяса сотру. Хочу целовать… всю.
Мурашки на коже от этого признания, а внутри розовые пони табунами прыгают.
- Я с тобой, - говорю живо.
Он искренне хохочет. Давно не слышала, как он смеется.
Снова подхватывает меня на руки и несет в ванную, там определяет на крышку стиральной машины. Сам же тянется к бритве. Включает воду. А я, не отрываясь, каждое движение жадно ловлю.
Глазею, как размазывает пену по лицу и тоже беспрестанно на меня поглядывает. Ванная комната, слава богу, крошечная. Боже, храни малогабаритные квартиры! В другой планировке я бы не смогла просто протянуть руку и погладить кожу на его спине, провести ладонью вдоль позвоночника. Дотронуться до манящих ямочек над низким поясом брюк.
- Я сейчас пол-лица срежу, - искренне смеется Матвей.
- Прости, - легко пожимаю плечами и смотрю на него в зеркало, а потом перевожу взгляд на себя.
Мои глаза светятся!
Наверное, впервые за два с лишним года, блестят словно звезда на макушке у новогодней елки.
С горем пополам дожидаюсь, пока Матвей закончит с опасной процедурой и тут же впечатываюсь в его тело сзади. Щекой к спине прижимаюсь.
Затихаю, жду, пока умоется.
А потом утопаю в его объятиях, когда разворачивается и бережно несет меня обратно в комнату. Хочу не отклеиваться от него как минимум сто лет.
Дыхание периодически срывается, каждая клеточка в теле словно не верит, что всё.
Мой.
Он и всегда был мой. Ни на минуту, даже в душе́, своего Матвея никогда не отдавала. Ни Еве, ни кому бы то ни было.
Размещаемся в кресле. Льну к нему и руками шею обвиваю.
- Тебе куда-нибудь надо сегодня? – спрашивает, поглаживая бедра.
Внизу живота от этих прикосновений броуновское движение запускается.
- Домой. К Марку, - поднимаю на него с волнением взгляд. – Ты… со мной поедешь?
Матвей глаза прикрывает.
- Пфф… спрашивает она, - широко улыбается. – Я от тебя теперь ни на шаг.
В груди один за одним цветки от этой фразы вырастают как из-под земли, а слезные каналы снова наполняются влагой.
- Не реви, - шепчет.
Утомлённо вздыхаю и обхватываю ладонями свежевыбритое лицо. Рассматриваю близко-близко светло-серые глаза с расширенными зрачками, длинные, темные, чуть загнутые ресницы, крохотную россыпь еле заметных морщинок на нижнем веке, правильной формы нос, широкие скулы и яркие от наших поцелуев губы.