Отравленный памятью (СИ) - Манило Лина

— Нет, поеду уже — дел вагон, сама понимаешь.

— Хорошо, — кивает, не отрывая взгляда от документов. — Заезжай, не забывай обо мне.

— Ага.

Выхожу на улицу, и разгорячённый ветер бьёт в лицо облаком пыли. Это лето выдалось особенно жарким. В голове мозги оплывают, как воск со свечи. Даже дышать трудно, не то, что думать. Наверное, погода на меня так влияет, толкая на глупые, необдуманные поступки.

Оглядываюсь по сторонам, выискивая глазами ту, кто в последнее время будоражит воображение. Не думаю, что Кристина успела далеко уйти, но я не вижу её. Неужели опоздал? Вглядываюсь в прохожих, рассматриваю витрины магазинов, но девушки нигде нет. Всё-таки я придурок. Надо было сразу идти за ней, а не болтать о всякой ерунде. Мама вряд ли бы обиделась.

На противоположной стороне улицы стоит пятиэтажный дом, в полуподвальном помещении которого находится небольшая пекарня, где пекут и продают круассаны, от одной мысли о которых рот наполняется слюной. Как говорят датчане: "Ты не можешь купить счастье, но можешь купить пирожное, а это почти одно и то же". В этом я с датчанами точно спорить не собираюсь.

Оставляю мотоцикл на парковке и перебегаю дорогу на красный свет, чуть не попав под колёса тёмно-зелёной Субару. Показываю, ошалевшему от радости видеть мою персону перед своим капотом, водителю средний палец и несусь к пекарне. Надеюсь, у мужика не случился инфаркт от нервного потрясения.

Добежав до пункта назначения, спускаюсь вниз по ступенькам, открываю белую пластиковую дверь и попадаю в небольшое уютное помещение, наполненное самыми лучшими ароматами во Вселенной: свежей сдобы, корицы, ванили и шоколада. Колокольчик над входом оповещает работников о моём приходе, и уже через несколько секунд ко мне подходит Витольд — человек, который заведует этим хлебобулочным царством. На нём белоснежный комбинезон, а на голове повязан, на манер банданы, платок в тон одежде.

— Арчи, друг мой, давно тебя видно не было. — Витольд протягивает свою сухощавую ладонь. Весь его вид опровергает расхожее мнение, что пекарь обязан быть человеком дородным, с внушительным брюшком. — Как дела в «Ржавой банке»?

— «Банка» наша непотопляема. — Рукопожатие у Витольда крепкое, властное, несмотря на худощавость. Сам он весь будто сложен из острых углов, но глаза неизменно улыбаются. — Почему не заезжаешь?

Пекарь вздыхает, но через секунду лицо его озаряется счастливой улыбкой. Приобняв меня за плечи, мягко уводит в дальний угол торгового зала. Когда цель путешествия достигнута, он наклоняется к моему уху и заговорчески произносит:

— Понимаешь, тут такое дело. — Пауза, во время которой он оглядывается по сторонам, выискивая тех, кто решит нас подслушать, подсказывает, что всё это довольно серьёзно. Но зная натуру Витольда и его склонность всё драматизировать, причина такой таинственности может быть любой. — Я влюбился. Сам не знаю, как это произошло, но сейчас всё настолько закрутилось, что времени почти ни на что другое не остаётся.

Опять двадцать пять.

— Вит, я не пойму, ты же женат, вроде.

Он морщится, пожимает плечами и отворачивается, будто мои слова вмиг сделали его несчастным.

— Женат, — произносит, не поворачивая головы. — Но это такая мелочь. Досадная, не спорю, но мелочь.

Витольду больше сорока и добрую половину жизни он женат на прекрасной во всех отношениях особе, родившей ему семерых детей. Но раз в год этот припорошенный мукой костлявый ловелас влюбляется в очередную деву с оленьими глазами и затуманенным томной поволокой взглядом. Наваждение обычно проходит, когда перед страстным пекарем становится вопрос развода и следующий за ним раздел имущества. И тут жадность берёт верх, и Витольд снова становится примерным мужем и отцом семейства.

— Ну и кто она?

— Мила. — Голос Витольда наполняется патокой, словно только одно упоминание заветного имени согревает его кровь. — Она прекрасна, ты даже представить не можешь, насколько. Я тебя с ней познакомлю, хочешь?

Хочу ли я? Вот нафига мне эти знакомства? Будто у меня других проблем нет.

— Не сто?ит, мне кажется. Всё равно она у тебя ненадолго.

При этих словах лицо Витольда заметно мрачнеет, но, что мне до его переживаний? В конце концов, я хочу просто-напросто купить десяток круассанов и уехать отсюда к чертям. Не знаю, почему всё ещё выслушиваю весь этот сентиментальный бред. Сколько знаю этого чудака, каждый раз одно и то же.

— Как хочешь, я не навязываюсь, — произносит пекарь, явно теряя ко мне всяческий интерес. Ну, пусть обижается, зато одной проблемой меньше.

Витольд отходит в сторону, всем своим видом изображая заинтересованность выкладкой бриошей на витрине. Ну и хрен с ним, нашёлся тут ещё ранимый персонаж.

Прохожу по залу, рассматривая разнообразную выпечку, от которой ломятся прилавки. Чего здесь только нет, и всё такое аппетитное, манящее. Борюсь с желанием загрузиться по полной, потому что я, хоть и придурочный алкаш и дебошир, но от сладкой булки никогда не откажусь. Впрочем, от несладкой тоже.

Неожиданно какой-то шелест привлекает внимание. Кто-то шурудит бумажными пакетами совсем рядом, но рассмотреть этого человека не выходит из-за разделяющего нас стеллажа. Какой чёрт дёрнул меня обойти прилавок и глянуть на этого шелестуна я не знаю, но отчего-то увидеть его захотелось отчаянно. Иногда какой-то смутный импульс толкает на необдуманные шаги, которые могут изменить ход истории.

Обойдя стеллаж вокруг, слышу шипение и приглушённые ругательства, которые весьма мило звучат в её устах. Синее платье в тонкую полосочку очень ей идёт, а светлые волосы распущены и покрывают плечи, делая девушку ещё прекраснее. Чисто нимфа, тут без вариантов.

— Помочь? — спрашиваю, подойдя совсем близко, но она так увлечённо воюет с бумажным пакетом, который никак не хочет раскрываться в её тонких пальцах, что не сразу замечает моё появление.

Протягиваю руку и аккуратно дотрагиваюсь пальцами до её плеча.

— Ой. — Кристина подпрыгивает на месте, выронив из руки румяную плюшку. Только моя реакция спасает хлебобулочное изделие, усыпанное сахаром сверх всякой меры, от падения. — А вы здесь каким образом?

В её вопросе искреннее удивление, а в глазах недоумение.

— Думаешь, я только пивом питаюсь? Не-а, я ещё и булки люблю. И мясо, кстати, тоже.

— Отличный рацион: пиво, мясо и булки. — Смотрит на меня чуть искоса, сжимая в руке злополучный пакет.

— Ну, а почему бы и нет? — Протягиваю ей булку, забираю пакет и одним движением раскрываю его. Пухлая сдоба падает на дно с глухим шуршанием. — Кстати, советую взять ещё и круассанов — они бесподобны. У меня каждый раз оргазм после их поедания.

— Как мало вам для этого нужно, — усмехается, чуть краснея. — Булку съел и порядок.

— Видишь, какой я неординарный мужчина.

Она хмыкает, передёргивает плечами, словно пытается скинуть с себя какую-то тяжесть.

— Мужчина, как мужчина, — бурчит себе под нос и отворачивается, направляясь к кассе.

— Постой, куда ты? — смеюсь, наблюдая, как она спешит расплатиться и уйти отсюда, как можно быстрее. Неужели она меня боится? Или я ей неприятен? Кристина, наверное, первая девушка, которую не могу понять. И это нравится мне всё больше. — А как же круассаны? Вспомни: оргазм с первого кусочка! И не забеременеешь.

— Хам! — говорит, не поворачивая головы, и я уже смеюсь во всё горло. Нет, эта девушка так просто не отделается, как бы не сопротивлялась.

Подбегаю к витрине, на которой выложены рядами нежнейшие рогалики с разнообразными начинками. Хватаю самый большой пакет и набиваю его под завязку всеми видами, что есть. С повидлом, сгущёнкой, сливочным кремом, и мои самые любимые: шоколадные. Нет, так просто она от меня не отделается. Почему-то идея накормить Кристину круассанами горит внутри, не даёт здраво рассуждать.

Одного понять не могу: когда в последний раз меня что-то так сильно волновало? Плывя по жизни, словно потерявший управление корабль, давно отвык о чём-то беспокоиться, кроме своих друзей и «Ржавой банки». Но эта девушка чем-то интересна мне. Есть в ней нечто такое, что будоражит кровь и сознание. Какая-то тайна, загадка, которую до ломоты в зубах и головокружения хочу разгадать. А ещё она мне кажется грустной и потерянной, и это тревожит. Ну, твою мать, что со мной вообще творится? Свихнулся, не иначе.