Безжалостный наследник (СИ) - Кейн Моника
Роза делает паузу, кашель сотрясает ее тело. Лео наливает ей чашку воды и протягивает с соломинкой. Она сопротивляется, но я не предлагаю ей успокоиться. Мне нужно услышать, что она хочет сказать. Нашей мамы не было несколько месяцев, и мы не могли объяснить, чем она болела. В то время мы не знали, что это значит. Мы были просто испуганными и растерянными детьми, которые пытались вести себя круто, скучали по матери, а отец был поглощен своим собственным горем и отвлекался на империю, которой он должен был управлять.
— Никто не должен был знать о беременности вашей матери, даже другие сотрудники. К ней были приставлены только я и врач, и нам очень хорошо платили за то, чтобы мы заботились о ее нуждах и держали язык за зубами. И мы молчали. Ваш отец приходил к ней время от времени, но когда ее живот начал расти, он перестал. Только присылал деньги и больше ничего. — Ее глаза остекленели от воспоминаний. — Это уничтожило вашу мать.
Тишина в комнате стала почти оглушительной. Кусочки головоломки встают на свои места. Пустые места нашего детства, которые не складывались в единое целое, оказываются в фокусе. Я зажмуриваю глаза, прислоняюсь головой к окну и жду, когда Роза продолжит.
— Георгина доверилась мне. Мы провели несколько месяцев вместе, только я и она, гуляли по территории больницы, ели, узнавали о жизни друг друга. Ваша мать, как вы знаете, была нежной душой. Когда-то она любила вашего отца, но с годами он ожесточился. Его работа поглощала его. Она разъедала его душу: жизни, которые ему приходилось отнимать, война, которую он вел каждый день на улицах. Но она разъедала и душу вашей матери. Насилие было пятном на вашей семье, а не только кровью на руках вашего отца.
— Поэтому она старалась оставаться невинной. Она не знала соперников вашего отца и не хотела вникать в дела Братвы. Она сохраняла наивность, чтобы защитить свое сердце, но, в конце концов, возможно, именно это и привело ее к смерти.
По позвоночнику пробегает холодок. Даже воздух в комнате словно замирает, когда мы впитываем ее слова. Мой отец мог быть отстраненным и расчетливым, и он стал еще более расчетливым, когда боролся за создание своей собственной империи на американской земле. Моя мать была другой. Она была мягкой, милой и неравнодушной ко всему миру. Через некоторое время она обиделась на папу, но никогда не обижалась на нас, своих детей, которые связали ее с этой жизнью.
Еще один затрудненный вдох, Роза борется за кислород.
— Видите ли, ваш отец знал, что у вашей матери была депрессия, — хрипит она. — Она с трудом приспосабливалась к жизни в мафии, с трудом переживала потерю элементарной свободы, поэтому он позволял ей маленькие радости. Она посещала уроки плавания и художественный кружок в местном колледже — мелочи, которые скрашивали ее день. Там она и встретила его. Его звали Максим. Еще один русский эмигрант, художник из ее класса. Он не был особенно красив, но был добр, а главное, он был привязан к ней. Она не искала проблем, никогда не собиралась предавать отца, но после долгого отсутствия внимания она жаждала его, и Максим дал ей его. Он соблазнил ее. Когда рядом с ней постоянно находились телохранители, вашей матери было трудно оставаться с ним наедине, но она нашла выход. Это была короткая интрижка, но это все, что требовалось.
Трахните меня. Я обмениваюсь взглядами с братьями, общаясь, не произнося ни слова.
— Ваш отец знал, что это не его ребенок, и был в ярости на нее. Но он также глубоко любил ее и не мог заставить себя убить ее, поэтому он отослал ее подальше, чтобы проблема была замята. — Я киваю. В нашем мире интрижка — это повод для убийства. Как бы тяжело ни было папе, надо отдать ему должное. Он не мог причинить вред своей любимой жене.
— Весной ваша мама родила девочку — красавицу Киру со здоровыми легкими и копной светлых волос. Роды были долгими и отняли много сил у вашей мамы. Она спала весь день, едва успевая вставать и кормить новорожденную. — Роза на мгновение умолкает, ее взгляд устремлен мимо Лео на что-то, видимое только ей. Когда она заговорила снова, голос ее стал мягче. — На следующее утро в больницу пришел человек, который назвался Максимом, отцом ребенка. С ним была охрана. Честно говоря, они выглядели как бандиты. Не успела я разбудить вашу маму или что-то сделать, чтобы остановить его, как он забрал Киру из детской и ушел. Вот так просто, и ни один человек не попытался его остановить. — Ее глаза блестят от непролитых слез. — Я пыталась что-то сделать, что-то сказать, но все мои возражения остались без внимания. Георгина позвонила вашему отцу, но было уже слишком поздно. Ребенка не было, а ваша мать была… она была уничтожена.
Роза качает головой, в ее глазах все еще светится опустошение. То, что произошло в тот день, продолжает преследовать ее. Очередной приступ кашля сотрясает ее тело, и Лео подносит к ее губам чашку с водой, чтобы она выпила. Он ласково помогает Розе лечь обратно. Как только ее голова опускается на подушку, ее глаза закрываются, и она отдыхает, слишком уставшая, чтобы продолжать. Мы все сидим и смотрим на ее распростертую фигуру, каждый из нас моргает, впитывая то, что мы только что узнали.
— Есть ли какая-нибудь информация о Максиме, отце? Где он может быть?
Роза открывает глаза и смотрит на меня.
— Максим был не тем, за кого себя выдавал. Уж точно не голодающий художник. Максим — это даже не настоящее имя. Он был мошенником.
У меня замирает сердце, и я борюсь с тошнотой, которая накатывает на меня. То, что Олег — отец Киры, не удивительно. Но узнать, что он использовал нашу мать как пешку в грязной мафиозной игре, — это просто ужас. Я сжимаю кулаки, и мне требуется максимум сил, чтобы не сорваться на крик.
После возвращения домой наша мать уже никогда не была прежней, она покончила с собой всего через несколько месяцев после выписки из больницы. Видение матери, безжизненно свисающей со стропил гаража, до сих пор, спустя годы, преследует мои сны, и я знаю, что оно преследует и Даниила. Мы нашли ее. Двое детей взяли свои велосипеды из гаража. Этот момент навсегда запечатлелся в наших мозгах, в нашем существе. Вскоре после этого отец отправил нас в школу-интернат, не желая справляться с эмоциональным кризисом. Лео был слишком мал, чтобы понять, что произошло. Но мы с Даниилом носим в себе душевные раны. Я научился заглушать их, затаскивать далеко вниз, туда, где их нет. Там, где зарыто уродливое дерьмо.
И вот мы здесь, разворошили осиное гнездо. Выкручиваем себе внутренности. И все это во имя того, чтобы найти сестру, о которой мы даже не подозревали еще несколько месяцев назад. Но именно этого хотела бы наша мама — чтобы мы были вместе.
Роза — женщина, которой я буду бесконечно благодарен, — тихонько похрапывает, найдя убежище во сне.
— Мы должны перевезти ее из этой дыры, — говорю я никому конкретно. — Она заслуживает лучшего.
Лео кивает.
— Я позабочусь об этом.
Я знаю, что моим братьям больно так же, как и мне, но я не могу сейчас смотреть на их боль. Я слишком поглощен своей собственной.
Выйдя из комнаты, я обнаружил, что Джулиан стоит на страже у двери. Прочитав мое выражение лица, он понял, что лучше не спрашивать, как все прошло. Он знает, что мне нужно.
— Боксерский ринг? — спрашивает он, когда мы начинаем спускаться по лестнице.
Я киваю. Или я должен найти свое спасение между бедер Джорджии. Войти в нее глубоко, почувствовать ее изнутри — это помогло бы погасить огонь в моих венах, но я не хочу идти к ней, пока не сниму напряжение, боясь, что я сделаю с ней, если сначала не избавлюсь от этой безумной энергии.
— Да, пойдем на ринг. Бери капу и качку. Мне понадобится несколько раундов.
ГЛАВА 23
Андрей
Я устал. Бокс оказывает на меня такое влияние. Берет всю беспокойную энергию и съедает ее, направляет ее как лазер, во что-то, что доводит меня до изнеможения. Как только я вылечу из себя часть ярости, я снова ощущаю оцепенение.
