Скажи, что любишь меня (СИ) - Мелевич Яна

— Щас тебя, суку, выведут отсюда. Стоит мне только пожаловаться…

Договорить не вышло, поток ледяной воды обрушился на русую макушку под испуганные вскрики, играющую мелодию и радостный свист откуда-то со стороны. Ошарашенно оглядев мокрую голубую рубашку и промокшие штаны, резко обернулся, встречаясь голубым взглядом, опустив взор на пустую бутылку из-под минералки в руках Тасманова.

— На, — протянул ему Ярик пластиковую тару, которую впавший в оцепенение Дима взял, — выбросишь по дороге, когда будешь отсюда на пятой скорости вылетать.

— Че?

— Тапочки через плечо, — фыркнул Ярослав, кивая двумя суровым охранникам, выступившим из-за спины парня, мигом подхвативших неудачливого Казанову под ручки. — Причем белые.

— Ярослав Марсельевич, его на улицу? — громко спросил один из секьюрити, стараясь переорать музыку, крепко удерживая вырывающегося Дмитрия.

— И подальше отсюда, — кивнул Ярик, пока мужик отчаянно дергался, ничего не понимая.

— Да че за хрень?! Вы кто ваще такие?! Слышь, смазливый, я тя поймаю и рожу размажу в блин! — орал, подпрыгивая на месте, пытаясь освободится. Никто слушать этих истерик не стал, а люди вокруг в секунду забыли о его существовании, вернувшись обратно к своему приятному времяпрепровождению. Бутылку он так и сжимал, пока выносили, словно самый настоящий мусор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты вот не могла тихо у бара посидеть?

Зрачки Кошкиной расширились еще больше, особенно, когда Ярик с претензией налетел на нее, оказавшись рядом. Блондинки не наблюдалось, однако никакой гарантии, что через пару минут она тут не появится или они не договорились встретиться после.

— Я и сама справилась, — проговорила, пытаясь успокоить возбуждение, прокатившееся по крови. Такой выброс адреналина из-за щекотливой ситуации. Стыд за собственную несдержанность, раздражение и злость на этого парня да самого Ярика, сейчас вздумавшего учить ее. — И вообще я здесь, как и ты, чтобы отдохнуть. Мне что, ждать пока ты нагуляешься? — претензия в вопросе заставила Тасманова удивленно моргнуть, будто он удивился такому поведению. А ведь правда. Она никогда на него даже голоса не повышала, разве что один раз с лестницы спустила — на нервной почве.

— Нигде я не гулял, — возмутился, сжимая кулаки. — Здесь был, сказал же — танцевать!

— Ну, знаешь, к своей инстатёлке в нанонаряде ты вполне явственно прижимался с намеком на последующее продолжение за ближайшим углом! — не выдержала, огрызнувшись. Прямо посреди пляшущей толпы, сама постыдившись своей вспышки почти сразу. На красивом лице появилось странное выражение. Какое-то загадочное, будто что-то там до него дошло и он, как та мартышка из мультика эту мысль теперь думал. Тщательно разбирая на косточки.

— Ты что, Рысёнок, ревнуешь? — в голосе ни капли изумления, скорее вопрос риторический. Ответ он и так знал, просто жаждал видимо убедиться в этом, услышать ответ от нее самой, окончательно сломав остатки защитного барьера. Надо сказать, у него получилось. Потому что Кошкина больше не хотела сдерживаться.

— Да, — твердо произнесла, смотря в сверкающие в огнях лазурные глаза. — Да, Тасманов. Я ревную. Если только сейчас это дошло, то поздравляю. Очевидно всем, кроме тебя блин!

Ни слова не говоря, схватил за руку, потянув за собой сквозь толпу людей. Раиса даже не успела ничего сообразить, когда пронеслись мимо гардеробной и стойки администратора.

— А вещи?…

— Потом, — ответил, толкая входные двери, выводя девушку прямо на морозный воздух. Декабрьская ночь мгновенно приняла их свои ледяные объятия. По коже принялись разбегаться мурашки, отчего Рая обхватила себя руками, пытаясь согреться, ощущая, как начинают замерзать кончики пальцев. Проклиная юбку и тонкие колготки да сапогами на каблуке с евромехом, которые ничуть не грели сейчас. Стало так холодно, особенно от взгляда Тасманова, который к ней развернулся, доставая пачку сигарет из кармана, закуривая одну.

— Ответ на твой не заданный вопрос: я знаю, — вдруг проговорил, выдыхая дым. Замерла, пытаясь переваривать сказанное, удивленно хлопая глазами.

— Что? — прошептала, наплевав, слышит он ее или нет в шуме доносившихся рядом голосов с парковки и музыки из здания клуба. Стоило осознать сказанное, как Ярик рассмеялся хрипло, запрокинув голову.

— Ты меня тоже, что ли, за тупого держишь? Как там у вас баб это звучит? Мужики, словно дети, им все разжевывать нужно?!

Рая моргнула, непонимающе глядя на него. На секунду ей показалось, что его лицо исказила злая усмешка, превращая его из ангела в настоящего демона. Того, чья совесть давным-давно потеряна где-то во мраке. Он сделал шаг вперед, отбрасывая недокуренную сигарету, глядя на нее прямо. Сколько ни пыталась, не могла разгадать мыслей, что крутились в его голове. Глаза холодные, нет привычной теплоты, что порой согревала собой. Бездушные, ледяные, как ветер, задувающий под одежду. Испугаться стоит, но ведь Раиса Кошкина трусихой не была никогда. В ответ сама сделала шаг вперед — почему-то возникла мысль, словно шагает в пропасть к собственной гибели. А может так и есть.

— Я не считаю тебя тупым, — тихо произнесла, пробегая взглядом по любимым чертам, выдыхая пар и снова поднимаясь к глазам. — Но, правда, не знаю, как еще донести до тебя тот факт, что люблю тебя. Однажды ты спросил за что, так вот тебе ответ: потому что ты есть.

Ей показалось, всего на секунду, будто что-то изменилось в нем. Словно бы хотел коснуться ее или наоборот отскочить. Однако Ярик тем не менее не сбежал в этот раз, лишь тихо спросил, каждым словом выбивая дух, сжимая в руках сердце крепче, будто желая раздавить.

— А если я никогда не смогу ответить тебе взаимностью? Что если никогда не произнесу слов, что ты жаждешь услышать?

Затаила дыхание, будто пытаясь вновь научиться дышать. Неприятно, больно. Он не пытается облегчить ей задачу, однако и не врет. Наоборот, предельно честен, абсолютно уверен в своих словах, оттого все куда сложнее между ними. Знать бы хоть немного, что скрывалось за привычной маской. Ведь знала: где-то глубоко под огромной глыбой льда, что защищала сердце прекрасного принца от боли и страданий, пряталась любовь. Ярослав Тасманов умел любить так, как не мог никто. Но по чьей-то вине тщательно спрятал эту чувство, оберегая от всех на свете.

Глубоко вдохнула полной грудью морозный воздух, вдруг больше не ощущая холода. Перестала сжиматься, дрожать, положив ладонь ему на щеку, касаясь лица. Поверх ее руки легла его, согревая холодные пальцы, а лбы соприкоснулись. Горячий шепот сорвался с губ вместе с дыханием, смешиваясь между ними.

— Тогда, я научу тебя любить. Через день, неделю, месяц, неважно. Буду бороться до того момента, пока собственное сердце не остановится.



Иногда стоит остерегаться собственных слов и мыслей. Если бы Раиса в тот момент знала, сколь пророческим окажется это обещание, возможно никогда не произносила бы вслух этих слов. Или повторила ошибку, независимо от конечно результата. Однако сейчас была абсолютно уверенна в своем выборе, чувствуя прикосновение губ на своих губах, произносящих провокационные слова:

— Значит, я снимаю с себя всю ответственность. Сегодня мы закончили с детскими играми, а правила новой игры ты только что приняла.

В конце концов, никто ее за язык не тянул — Ярослав пытался. Столько времени делал вид, будто ничего нет, держался, прятался, но без толку. Раиса Кошкина оказалась настойчива. И однажды ее это щелкнет по носу. Все будет потом, думать в данный момент на такие темы, Ярик точно не хотел.

Поцелуй вышел согревающим, заставляющий кровь пробежаться по жилам, обжигая весь организм изнутри. Убрав ее руки, обхватил ладонями шею, внутренне ликуя от того, что при росте Раисе нет никакой необходимости наклоняться. Странные такие идеи в голове во время зарождающейся страсти, однако, ничего поделать не мог. Наверное, будь все иначе, будь сам Тасманов другим, влюбился бы в нее без памяти. Во всем идеальная: от внешности до характера. Отпустить бы, не портить.