Олег Болтогаев - Подростки
Я подошел к ним. Я неотрывно смотрел на ее лицо. Она же мельком взглянула на меня и все. Они притихли. Нужно было что-то сказать, но что?
— Ну, как вам поход? — наконец выдавил я из себя гениальную мысль.
— Нормально, — ответил один из юношей.
— Как спалось? — продолжал я, чувствуя, как земля потихоньку уходит из-под моих ног.
— Нормально, — ответила она и посмотрела мне прямо в глаза.
Тамара, пойдем со мной, захотелось сказать мне ей, что ты тут делаешь, ведь мы с тобой вон что делали ночью, значит, ты теперь моя, а я твой, зачем тебе эта компания, пойдем, я буду любить тебя всегда, только пойдем, я так давно мечтал о девушке, чтоб была моя, совсем моя, как ты…
— Ладно, пошли на завтрак, — сказал один из парней и поднялся.
И Тамара, моя Тамара, вдруг протянула ему руку и капризно пропела:
— Ну, тогда помоги встать, тоже мне, кавалер.
Они ушли, а я стоял, как оплеванный. Наверное, ночи не было. Вероятно, мне все почудилось. Иначе как это можно было объяснить? Или я все сделал так плохо?
Но почему она мне все это позволила? Ведь я ничего не делал насильно.
Так и стоял я китайским болванчиком. Кто я теперь?
Девственники — налево, остальные — направо! А мне куда?
Тетрадь Лены
Нет, мир не перевернулся. Мои отношения с Романом остались, как мне казалось, для всех тайной. Месяц пролетел, словно один день, и пришел вечер, когда мне нужно было уезжать. Опять вокзал, опять наш поезд, меня провожали тетка, Ирка и Роман. Большая проблема — как увезти ответные дары: три коробки и чемодан.
Роман все время находился рядом, он то и дело заботливо придерживал меня за талию. Я чувствовала себя неуютно, я стеснялась тетки, мне казалось, что она о чем-то догадывается. Зато Ирка была весела и беззаботна.
Роман затащил вещи в купе. Я оставалась в коридоре.
В последний момент они все по очереди поцеловали меня. Роман что-то шепнул, но я не расслышала. И вот я в вагоне одна, я смотрю на них сквозь оконное стекло, но вижу перед собой только Романа. Я все думаю, как такое могло произойти, что мне теперь делать, должна ли я писать ему, кто он теперь — мой парень или тайный любовник, и все случившееся надо хранить за семью печатями?
Локомотив дернул, и мы медленно поехали.
Я помахала им рукой, мне хотелось плакать.
Их фигуры становились все меньше и меньше и наконец исчезли за деревьями.
Постояв с минуту, я повернулась и открыла дверь в купе. Ничего себе! В купе сидели двое из тех троих солдат, с которыми я ехала сюда месяц назад.
— Привет, малышка, — сказал Толик.
— Здравствуйте, — выдавила я из себя. — Вот так встреча.
— О, наша старая любовь, привет, привет, — улыбнулся рыжий.
— А где ваш третий? — спросила я.
Парни заулыбались, но ничего не сказали.
— Видишь, мы все-таки встретились, — широко улыбался Толик.
— Мир тесен, — ответила я.
— Отметим встречу? — предложил рыжий.
— Конечно, — сказал Толик.
— Нет, мальчики, нет — давайте поедим, но без градуса.
— Ну, нет. По чуть-чуть надо, — рыжий поднялся и вышел из купе.
Только теперь я сообразила, что в этот раз я еду не в плацкарте, а в купе, и ситуация с солдатиками будет посложнее, особенно если они сейчас примут на грудь.
— Не забыла? — Толик придвинулся совсем близко.
— Да нет, склероза еще не наблюдается.
— И я не забыл, — и вдруг он резко и неожиданно поцеловал меня в губы.
— Господи, перестань, ты что, с ума сошел, что ли? — я едва вырвалась.
— Я же люблю тебя, ты же знаешь, — сказал он.
— С каких это пор? — спросила я, переводя дыхание.
— Да ты все забыла! Помнишь, как целовались в тамбуре?
Что я должна была отвечать? Помню, конечно. Рассказать про Романа? Или оправдываться, что в тот раз мы не целовались, это он приставал ко мне, что не одно и тоже.
И то, и другое показалось мне глупым. И я промолчала. Он же, видимо, понял мои слова как одобрение его действий и придвинулся ближе.
— У тебя мама хорошая? — спросил.
— Хорошая, а зачем ты спрашиваешь?
— А твоей маме зять не нужен?
Сначала я не уловила смысл вопроса. Потом дошло, и я рассмеялась. Могуч наш русский язык, могуч.
— Ага, значит, нужен, — обрадовался Толик.
— Мне рано еще.
— Тебе рано, а маме пора, — цокнул языком Толик и положил мне ладонь на ногу.
— Убери, а то сейчас как тресну, — тихо сказала я.
— Треснешь — зашьем, нитки есть, — ответил Толик, но ладонь убрал.
Дверь открылась, и вошел рыжий. Только сейчас я заметила, что он отпустил усы.
Рыжий принес вино, водку, колбасу.
— Зачем колбаса, у меня целый кролик, — сказала я.
— Умный кролик сел за столик, — промурлыкал Толик, застилая стол газетой.
— Сейчас будут стакашки, — заявил рыжий и снова исчез в дверях.
— Ну, малышка, выставляй свою снедь.
— Сейчас, сейчас, — честно сказать, мне тоже хотелось есть.
Теткины разносолы заполняли поверхность стола. Каждое новое яство вызывало у служивых бурю эмоций. О, грибочки! О, помидорчики! О, сальцо! О, кролик!
Мне было приятно, что они так восторгаются. Словно я сама это все приготовила.
— За встречу! — Толик налил мне немного вина, а себе и рыжему — водочки.
— За новую встречу, — уточнил рыжий.
— За вас, — почему-то сказала я.
— Нет, за нас потом! Сейчас — за встречу.
Они выпили залпом. Я глотнула немного и поставила стакан.
— Надо допить. Видишь, как поезд трясется? Иначе вино разольется.
— Ты прямо рифмами заговорил. Не нужно было столько наливать.
— Сколько? Тут сто грамм.
— Ага, знаем мы ваши сто грамм.
— Ну, ладно, мы по второй, а ты расправишься с первой. За тебя, малышка!
— Что-то вы, мальчики, резво начали.
Но они уже выпили по второй и выжидательно, молча смотрели на меня. Я выпила.
Знакомое тепло разлилось по телу. Черт, не потерять бы контроль над собой. Я отметила про себя, что совсем не думаю ни о Романе, ни о своих проблемах.
Почему-то вспомнилось, как в первый день приезда я сказала Ирке, что у меня есть парень, имея ввиду вот этого Толика. Чудно устроена жизнь.
— Ну, как тетка? — спросил Толик.
— Мы за нее должны выпить, — заявил рыжий, — за ее кроликов.
— Погодь, успеем, так как тетка? — повторил свой вопрос Толик.
— Тетка — лучше всех, — улыбнулась я.
— А как кузены, по ночам спать не мешали?