Он мой, а прочее неважно (СИ) - Столыпин Валерий Олегович

— Да! Люблю танцевать. Кажется, я об этом уже говорила. Так. А о чём ещё не говорила? О том, что сейчас у нас будет праздник. Люблю праздники. Не стой как истукан, развлекай девушку. Ты же не хочешь, чтобы я повесилась от тоски. Наверно здесь, в деревне, очень скучно. Вот чем ты занимаешься, когда не работаешь? Небось по девчонкам бегаешь. Теперь будешь бегать только ко мне.

Она забегала опять, накрывала на стол.

Воздух наполнился нестерпимо-чувственным запахом вспотевшей молодой женщины. Этот чарующий аромат будоражит во мне не совсем знакомые чувства, полностью отбивая аппетит. Точнее, аппетит есть, но совсем не на еду.

Гляжу не отрываясь, боюсь, что видение может сейчас исчезнуть, испариться. Хочется смотреть и смотреть, не отрываясь, не тратя даром времени на обыденность.

Может, мне это снится?

Нет, только не сейчас. Теперь я хочу жить, хочу дышать воздухом, так заманчиво пахнущим этой девочкой. Хочу дотронуться до неё, как в недавнем не совсем удачном танце.

Ах, эти соблазнительные коленки, эти волнующие трусики и зелёные глаза!

Как же хочется потрогать соблазнительницу, ощутить толчки её пылкого сердца, почувствовать напряжение мышц.

Ноги сделались ватными, руки и язык отказываются повиноваться. Почему у Иры и у меня всё наоборот? Чем энергичнее она двигается и больше говорит, тем сильнее торможу я. Она вкладывает в мою руку бутылку вина.

— Открывай. Будем пить на брудершафт. Потом опять танцевать. Хотя нет! Про себя я всё рассказала, а о тебе ничего не знаю. Рассказывай. И чтобы без утайки. Я сразу пойму, если соврёшь. Потом опять будем танцевать.

Ирина вновь залилась мелодичным смехом. Бутылку вина открыть оказалось нечем. Пришлось протолкнуть пробку внутрь.

Наливаю вино в гранёные стаканы. Больше не во что. Хорошо, что не в оловянные кружки. Бывало и такое.

Чокаемся. Я выпиваю весь стакан, словно газированную воду, не почувствовал даже вкуса. Ира делает маленький глоток и ставит стакан на стол.

— Ну, начинай.

Девушка округляет губки, вытягивает их слоником, делает серьёзные глазки, требующие начать рассказ, кладёт голову на ладони рук, качает в нетерпении головой, топает ножкой.

Нетронутая еда давно остыла. Мы замёрзли: ночи, хоть и весна, на севере холодные. Растопили печку, уселись спиной к ней на пол, вытянули ноги.

Печка загудела, изрядно надымив, пока не нагрелась.

Сидим рядышком, укрывшись от стужи телогрейкой, плечом к плечу. Взял я махонькую Иришкину ладошку двумя руками, держу, словно штурвал судна в шторм, не отпускаю. Говорю, говорю, боюсь, что ладошку отберёт.

Сколько сидели, не знаю, только заснула девчонка. Голову на моё плечо положила, сама постанывает во сне и забавно шевелит носом.

Я притих, боюсь разбудить. Поза, сначала казавшаяся удобной, стала напрягать. Мышцы, застывшие в неподвижности, окаменели, гудят.

Какая же она во сне замечательная.

Осмелел, зная, что она не видит и не знает, чем я занят: понюхал волосы, поцеловал их, встал на колени. Пытаюсь взять на руки, чтобы отнести на кровать.

Она сопит, улыбается чему-то во сне.

Меня обдало волной жара. Донёс до постели, положил, рядом стул поставил и смотрю. Такая она во сне маленькая, нежная, как дитя. Спит беспечно, доверившись моей порядочности.

Сижу — охраняю покой её безмятежного сна, как пёс сторожевой, не могу позволить себе заснуть. Ирина поворочалась с боку на бок, засунула ладошки под щёку, подёргивается время от времени, как маленький щенок, оторванный от мамки.

Так и просидел до утра, пока она не вздрогнула, открыв неожиданно глаза. Огляделась беспокойно вокруг, видно не сразу поняла, что и как.

. — Мне снилось, что мы поженились. Сначала танцевали вальс, потом танго и чего-то ещё. Кружимся, а вокруг люди. Все смотрят на нас, хлопают в ладоши. Горько кричат. Долго- долго. Только это не здесь было.

Ты весь в белом, я в длиннющем зелёном платье. В лёгком таком, прозрачном. Фата тоже зелёная. На шее у меня, на руках и ногах ожерелья изумрудные, на пальцах кольца, тоже с огромными изумрудами.

Гостей видимо-невидимо. Они почему-то без лиц. Я ни одного не узнала. Потом мы открывали шампанское, лили в большую ванну, в которой плавали по всей поверхности бутоны алых роз.

Мы купались в этой ванне прямо в свадебных нарядах, целовались. После началась ночь. Ты меня почти раздел, начал приставать. Я испугалась чего-то и проснулась. Оказалось, это сон. Просто сон.

Я и не заметила, как заснула. Это ты меня в постель уложил? Хороший у нас с тобой праздник получился. Только ты мне так и не сказал — на свидание приходил или просто так?

Пусть это будет свидание. Ага, мы еще не целовались. Получается не настоящее свидание. Так не честно. Быстро целуй меня!

Нет! Сначала умоюсь, а то на чучело похожа.

Ирина посмотрела в зеркальце, состроила уморительную гримасу, показала язык, опять понеслась по комнате вприпрыжку, напевая что-то весёленькое себе под нос. Потом долго чистила пёрышки.

Не думал, что для того, чтобы умыться и причесаться, нужно столько времени.

Закончив свои процедуры, Ира подошла ко мне, посмотрела в глаза и сказала, — теперь целуй.

Она закрыла глаза, снова вытянула губы, раскрыв их призывно, придвинулась ко мне, протянула раскинутые для объятия руки.

Целую в щёку, затем в губы, ещё раз… Стоим и обмираем от наслаждения.

Внезапно она открыла глаза, отстранилась, не отпуская из объятий, и говорит, — где это ты так научился? Наверно не всё мне рассказал.

— Свидание. Конечно, это было свидание. Разве мог я придти просто так к любимой девушке? К сожалению, мне пора на работу.

— А чай? Мы же ещё не позавтракали.

— И не поужинали тоже. Только я не голоден. Наверно, любовью сыт.

На столе, между тем, на не тронутых блюдах паслись отъевшиеся до безобразия, разжиревшие за ночь мыши, которым было всё безразлично, им ничего больше не хотелось, но они всё равно ели. Просто так, про запас. Кто же откажется от халявы, тем более, что никто на неё не претендует. У них тоже неплохой получился праздник.

Мы с трудом высвободились из горячих объятий, не имея на это ни сил, ни желания.

Дождь ещё идёт, теперь мелкий, неторопливый. Воды на берегу по колено. Как я не осторожничал, зачерпнул в сапог студёной водицы.

Удивительно, но на том берегу, где я жил и работал, каждый житель уже знал, где я был и что делал.

Такие уж в деревне порядки: телевидения нет, газеты раз в неделю, а новостей хочется ежедневно.

Теперь моё свидание номером один в списке местных новостей.

Бурнасой Часть 1

Бурнасы *(В Поморье так называют рыжий цвет)

Зима выдалась на редкость студёной. Снега навалило по самые окна. Вечерами скулёж и лай собак перемежаются жуткими отголосками недалёкого волчьего воя, узнаваемыми и пугающими.

Кожа от этих звуков покрывается мурашками, дыхание останавливается, сердце напротив торопливо стучит, словно желая убежать подальше и скрыться.

Подбрасываю в печку дров, чтобы не просыпаться лишний раз ночью, ложусь в постель, натягиваю одеяло на голову, свет не гашу.

Не скажу, что боюсь до смерти волков, сколько раз встречал их за околицей на расстоянии выстрела, но ощущение мерзкое.

Заунывная волчья песня невольно заселяет голову мыслями о смерти и конечности всего. Понятно, что избежать мрачного завершения жизни никому не довелось, но такое знание бодрости не прибавляет.

Музыка волчьего оркестра зарождает внутри тревожные импульсы, а память предков немедленно превращает их в безотчётный животный страх.

Пытаюсь прогнать нелепые ощущения, но тщетно. Каждая следующая нота усиливает неприятный эффект. Подвывание испуганных псов возбуждает и ещё сильнее взвинчивает нервное состояние.

Утром отправляться в командировку, а мне никак не удаётся уснуть. Может выйти на крыльцо, да пальнуть из ружья в воздух? Засмеют. Зоотехник от страха, мол, обделался. Перетерплю. Лучше поставлю пластинку. Что-нибудь весёленькое.