Ты мое дыхание (СИ) - Яфор Анна
Поплотнее укуталась в его пиджак, но не потому, что было холодно. Это делало меня как будто ближе к нему. Плотная бархатистая ткань хранила тепло его тела и его запах, терпкий аромат дорогого парфюма. А я… Я хотела запомнить этот запах. Впитать в себя. Чтобы он остался на моей одежде, на коже, и я могла чувствовать его, даже когда самого Ольшанского не будет рядом.
Наша соседка решила не ограничиться одними только возмущениями. Она демонстративно отсела подальше, пыхтя и шипя как закипающая в кастрюле вода, и обратилась к пожилому мужчине, задумчиво рассматривающему проплывающие мимо нас дома и свисающие к самой воде ветки деревьев.
— Разве в наше время было такое? — и, не дожидаясь его ответа, сама же и пояснила: — Конечно, нет! Ну куда же это годится? Скоро детей будет страшно выпустить на улицу! Того и гляди, наткнутся на что-то такое!
Это было до смешного нелепо, и я наверняка рассмеялась бы, если бы не находилась в таком смятении. Но теперь все, на что была способна — с опаской взглянуть на Матвея. Что он думает?
А он улыбался. Улыбался своими потрясающими губами, на которых была моя помада. Та самая, за которую я в магазине выложила кучу денег. Меня уверяли, что она точно не размажется. Но, наверно, не предполагалось, что ее будут слизывать так старательно и жарко.
Я на мгновенье закрыла глаза, пытаясь справиться с другим жаром: тем, что грозил спалить меня изнутри. Тщетная попытка! Разве можно было успокоиться, находясь рядом с Ольшанским и все еще ощущая на свои губах его вкус?
— Теперь, кажется, салфетка нужна вам.
Он приподнял бровь, и его улыбка стала шире.
— Вам? Ника, на брудершафт мы, конечно, не пили, но думаю, на «ты» нам все же стоит перейти. В силу, так сказать, сложившихся обстоятельств.
Я смутилась еще больше и не нашла ничего лучше, как снова заняться выуживанием салфеток из сумки. До причала было уже совсем близко, а мне совершенно не хотелось, чтобы Матвей вышел на берег под свет фонарей со следами моей помады на губах.
Стараясь не смотреть в его смеющиеся глаза, приложила бумажный платок ко рту. Тереть было страшно. Что если я не рассчитаю силу и сделаю ему больно? Мужчина неожиданно хмыкнул, покачал головой и забрал салфетку из моих рук. А потом склонился близко-близко и, почти касаясь губами моего уха, прошептал:
— Если бы не эта склочница, не пришлось бы ничего вытирать. Мы бы с тобой благополучно избавились от остатков твоей стойкой помады.
Что со мной происходит? Это был всего лишь шепот, а я чувствовала себя так, будто вот-вот должна была растаять, растечься прямо у его ног. И еще я напрочь забыла все, что прочла в Ингиной книжке. Что надо делать в таких ситуациях, как вести себя, чтобы соблазнение наверняка удалось. Да и кто кого соблазнял? Пока я только планировала это, он уже успел довести меня до состояния, в котором контролировать себя было все сложнее.
Катер толкнулся в прикрепленные к причалу камеры, и Матвей неожиданно перестал улыбаться. Поднялся быстрее, чем я успела отреагировать и понять причины его спешки, и, взяв меня за руку, потянул за собой на берег. Автомобиль был недалеко, и я с тоской подумала о том, что уже слишком поздно. Пора домой, потому что утром рано вставать. И что я не хочу уходить, но совершенно не представляю, что сказать или сделать, чтобы задержаться.
Мужчина открыл дверь пропуская меня в салон, и только потом сел сам. Замки щелкнули, но он, вместо того чтобы завести машину, швырнул ключи на панель. И обернулся ко мне. В потемневших, ставших почти черными глазах, не осталось ни капли от прежнего веселья.
— Почему мы не едем? — я не собиралась шептать, но голос внезапно сел, а переполняющий меня жар подступил к горлу. — Что-то случилось? — облизала пересохшие губы, и жадный, голодный взгляд, которым Ольшанский сопроводил это мое движение, заставил меня затаить дыхание.
— Кое-что… — ответил тоже шепотом, бархатным и пьянящим. Я будто глотнула крепкого вина, тотчас ударившего в голову. — Поедем… позже, — он нажал какую-то кнопку, и сиденье с плавным гулом опустились вниз.
Прежде чем я успела опомниться, приподнял меня, пересаживая на свои колени и заставляя оседлать его бедра. Потянул вверх подол задравшейся до колен юбки. Пальцы скользнули по ногам, как-то слишком быстро добираясь до белья и заставляя меня вздрогнуть. В полумраке салона я почти не видела лица мужчины, лишь чувствовала исходящий от него жар желания. Тот же жар, что плавил мои внутренности, растекаясь болезненной и одновременно сладкой тяжестью в груди и животе.
На мгновенье сжал ягодицы и двинулся выше, поглаживая поясницу — и с моих губ сорвался рваный выдох. Меня еще никто не трогал… так. Не гладил спину, чуть царапая позвоночник ногтями и вызывая столп мурашек по всему телу. От его пальцев как будто расходились волны тепла, проникая под кожу. А то, что и он возбужден, заводило еще сильнее. Нас разделяла лишь ткань его брюк и тонкое кружево моего белья, и осознание этого сводило с ума.
Я хотела прикоснуться к нему. Пробраться пальцами под рубашку и дотронуться до груди, там, где шелковистые волоски покрывали кожу и спускались темной полоской к низу живота.
Матвей опередил меня. Придвинул к себе, дергая за края блузки. Если бы там были пуговицы — от них не осталось бы и следа. Кнопочки же просто разошлись, и мужчина, раздвинув ткань, потянулся к моей груди. Медленно обвел пальцем чашечку бюстгалтера, поддевая кружево, но оставляя его на месте. А я замерла, представляя, что он сделает дальше. Его губы были так близко, и теплое дыхание опаляло кожу. Грудь мужчины вздымалась, а я находилась так близко, что не могла не реагировать на это, невольно пытаясь вздохнуть вместе с ним.
— Какая ты красивая… — губы скользнули по ключице, и он прикусил кожу, тут же зализывая это место языком. Я прогнулась в его руках, еще больше пьянея от сладости таких желанных касаний.
Губы мужчины двинулись ниже, сомкнулись на соске, лаская прямо через кружево, и нежная, невесомая прежде ткань показалась слишком грубой. Она мешала почувствовать его, наслаждаться тем, что он творил со мной безо всяких преград. Я повела плечами, сбрасывая блузку и позволяя соскользнуть бретелькам, но это не позволило освободить грудь до конца, лишь чуть сдвинуло ткань.
Сделай это… Пожалуйста… Не осмелилась произнести вслух, лишь смотрела в его до черноты потемневшие глаза, мысленно умоляя помочь мне. Пальцы мужчины спустились по позвоночнику вниз, и сильные ладони сжали талию. Он стиснул меня почти до боли, прижимая к своим бедрам.
— Если ты сейчас скажешь «нет» — я остановлюсь.
— Не-е-ет… — я всхлипнула, осознавая, что боюсь этого больше всего на свете. Боюсь проснуться. Открыть глаза и в один миг осознать, что все это неправда. Что все закончилось, не успев начаться. — Не останавливайся. Пожалуйста…
Матвей засмеялся хрипловатым гортанным смехом и двинул бедрами, давая мне ощутить силу своего возбуждения.
— Не знаю, что бы я сделал, если бы ты действительно захотела остановиться.
Дотянулся до моей груди, зубами стягивая белье вниз и обводя языком поочередно затвердевшие соски. Дразнил, едва дотрагиваясь, а мне хотелось еще больше, сильнее, чтобы незнакомые и такие умопомрачительные ощущения сделались еще острее. Я зарылась пальцами в его волосы, притягивая голову ближе к себе. Снова что-то пробормотала, не разбирая значения. Но он, кажется, понял. Обхватил меня за шею, склоняя к себе и выдохнул в рот:
— Жадная девочка. Сладкая. Какая же ты сладкая…
Я услышала звук разъезжающейся молнии и зажмурилась, когда сильные руки приподняли меня, чтобы мгновенье спустя насадить на его восставшую плоть. Он застонал, ловя губами мой вскрик и двинулся, проникая глубже. Опять толкнулся бедрами, ускоряя движения и повторяя тот же ритм языком, снова и снова погружаясь в мой рот. Заставляя забыть обо всем. Перестать думать и только чувствовать. Сходить с ума вместе с ним. Для него.
