Без кислорода. Вторая книга (СИ) - Тесс Кира
Демид сглупил, предлагая Валерии открыто свою помощь. А после того, как получил отказ — посыпались письма с больниц. Она же не глупая и догадалась, с чьей подачи ею заинтересовались крупные клиники страны. Нужно придумать что-то другое. Заставить ищеек поискать информацию у местных врачей, у которых она на учете. И через них уже искать варианты лечения. И все тихо, без каких-либо неверных шагов сторону, чтобы не догадалась ни о чем. Других вариантов пока не вижу.
Зажмурив глаза, силюсь восстановить картину, когда попал в номер Демида и вспомнить, что творил, озверев с Лерой, когда увидел ее в рубашке брата. Но все напрасно. Был настолько пьян, что все перемешалось в голове, полный хаос. Обрывками всплывают пятна крови и крики. Её.
Блядь! Мне срочно нужно выпить. Вскочив с кресла, обхватываю голову ладонями и с силой сжимаю волосы. Внутри зарождает тупая боль, которая перерастает в крик, что жалит горло и вырывается, проносясь эхом по комнате. Блядь, я ничего не помню! Ничего! Только леденящие душу крики и кровь. Много крови. Омерзителен себе, что посмел поднять руку и оставить на ее теле раны и увечья. Как мог так низко пасть? И самое главное, как теперь все исправить? Когда просила оставить — подчинился. Видел, что морально сломал, и это бессилен был исправить. Единственный лекарь в этом случае — только время. И огромная дистанция между нами. Но как не заметил травмированную руку? Это нужно исправить. Не могу позволить ей оставаться с травмой, потому как это является серьезной помехой в ее жизни.
Тишину квартиры и поток мыслей, нарушает оживший на столе телефон. Если снова Ника, в этот раз возьму трубку и она пожалеет, что усердствует, пытаясь дозвониться до меня. Но к счастью, это Семен.
— Слушаю.
— Марк, сбор сведений о Валерии уже начат, кое-что уже удалось накопать.
— Ты узнал о травме? Что с ней?
— Еще нет, но скоро узнаю. Есть информация поважнее. Только стало известно. — Мне кажется или он действительно тянет кота за яйца, так и норовя, вывести меня из себя, и ждет, что взорвусь криком?
— Говори!
— Несколько часов она поступила в больницу. Попала в аварию.
— Как она? — Опустившись на кресло, глубоко вздохнул, чтобы успокоить бешеный пульс, что ударом молота бьет в область груди и отдается в висках.
- Сейчас выясняю подробности ее состояния. Как только будет известно — сразу сообщу.
— Я должен лететь к ней, — бормочу не осознавая, что нужно делать. Но одно знаю точно — сейчас я должен быть там. В каком бы она не была состоянии на данный момент, хочу быть рядом. Если она в порядке, то должен просто увидеть ее. Незаметно. Со стороны. Пока спит. Она даже не узнает, что я рядом.
— Ты уверен?
— Да, подготовь самолет.
— Понял.
— Семен?
— Да?
— Прошу. перезвони мне сразу, как только узнаешь, как она.
— Хорошо.
В трубке раздаются короткие гудки, Семен отключился, но я по-прежнему сжимаю в руках телефон. Я не знаю насколько серьезной была авария и ее последствия. Но мозг рисует страшные картины того, как она лежит в операционной, а я слышу с кардиомонитора ее сердечный ритм. Который так же быстро отбивает ритм, что и эти гудки. И мне становится тошно от осознания того, что возможно сейчас ее сердце навсегда перестанет биться. Всем своим существом, желаю, чтобы она жила и дальше, спокойной, размеренной жизнью, не омраченной какого-либо рода трудностями. И не готов к тому, что ее жизнь, так просто может оборваться.
От Семена так и не было звонка пока я садился в самолет. Весь полет не отрывал взгляда от телефона. Я был зол, что аппарат до сих пор молчит. Четыре часа в небе тянулись бесконечно долго. Кажется, все замерло в этом мучительном ожидании. Без алкоголя, едва удавалось совладать со страхом, который паутиной сковал внутренности и мышцы во всем теле. Всегда считал себя закоренелым атеистом, но даже сейчас в минуты отчаяния и надежды, вспомнил о существовании высших сил. Эта смелая, бесконечно преданная и смышленая малышка, должна жить, слышишь? Забирай меня, но на ее счет не смей строить никаких планов.
Как только самолет садится и телефон ловит связь, приходят уведомления о пропущенных звонках и сообщения от Семена. Набираю его, но он не берет трубку. В сообщении он прислал адрес больницы, где находится Лера и номер такси. Не теряя ни минуты заказываю машину и еду в больницу. Все это время пытаюсь дозвониться до Семена. Прибыв на место, торопливо подхожу к стойке регистратора:
— Сегодня ночью к вам поступила Романова Валерия после аварии, у кого я могу узнать о ее состоянии?
— Кем Вы ей приходитесь? — Подняв недовольный взгляд, смотрит на меня женщина в возрасте.
— Я… — мешкаюсь, не сумев отыскать подходящих слов. Кто я ей? Никто.
В кармане звенит телефон, и я мгновенно хватаю его:
— Я на месте. Как мне к ней попасть?
— Она в платной палате на твое имя. Просто назови фамилию и тебя отведут к ней, а врач обо всем расскажет.
— Как она?
— Ее жизни ничего не угрожает, но…, - замолкает друг.
— Блядь! Но, что, НО!? Семен? — рычу в трубку.
— Не ругайтесь, молодой человек. Так Вы родственник? — Настойчиво перебивает меня женщина за стойкой.
— Назови свою фамилию, тебе пропустят. Узнаешь все сам. — Он вешает трубку.
— Черт! Власов я! Пропустите к Романовой! — Обозленный на Семена, рявкаю ей в ответ.
— Лариса! — Повернувшись кричит она в приоткрытую дверь слева. — Тут в платную палату к Романовой, отведи пожалуйста.
— Сейчас! — доносится в ответ и в проеме появляется уставшая медсестра. — Идемте за мной. — Кивает мне, и я иду следом.
Длинным коридорам и лестничным пролетам, по которым она ведет, кажется нет, конца и края. А когда уже решаю спросить долго ли еще идти, она кивком указывает на скамью:
— Садитесь, я сейчас позову Василия Алексеевича, — кто он такой и зачем его позовет, не уточнил. Должно быть врач. Но сел и ожидаю. Медсестра исчезла в конце коридора. Через некоторое время появился пожилой мужчина в белом халате.
— Марк Антонович, — торопится ко мне навстречу, и тянет руку поздороваться, мельком глянув на наручные часы, — теперь уже доброе утро. Я врач Валерии Сергеевны, Василий Алексеевич. Пойдемте за мной, я провожу вас к ее палате.
Встав со скамьи, жму ему руку и следую за ним, внимательно слушая.
— Простите, но я тороплюсь на операцию, которая начнется с минуты на минуту, поэтому буду краток, — поправив очки на носу, частым шагом он спешит вперед.
Для своего возраста, а ему точно не меньше семидесяти, он слишком быстр, поэтому едва поспеваю за ним.
— Значит так, Валерия Сергеевна поступила в двенадцатом часу ночи, — второпях бормочет он, и мне еле-еле удается расслышать и уловить суть, — с ней и ребенком все в порядке. — О каком ребенке идет речь? Или послышалось? С ней в машине был чей-то ребенок? — Завтра еще понаблюдаем за его состоянием, и, если все будет хорошо, в чем я не сомневаюсь, послезавтра отпущу домой. А вот с Даниилом Евгеньевичем, что был с ней за рулем, дело плохо. Сейчас он в реанимации, состояние стабильное, мы за ним наблюдаем. Бедро собирали по кусочкам, — качает головой расстроено, — легкое повреждено сломанным ребром. Жизни ничего не угрожает, — внезапно останавливается и поворачивается ко мне, снова поправляя очки в толстой оправе.
— Так значит с Лерой все в порядке? — Уточняю, не давая продолжить свою спешную речь. Вот, что меня интересует. Только она. А не весь этот пустой треп, смысл которого, я не до конца понимаю.
— Да, как я и сказал ранее. Вот ее палата, можете повидаться. — Указывает ладонью на дверь, возле которой остановились, — Сейчас она спит. Мы дали ей успокоительное. Мне пора бежать, прошу еще раз извинить. — Кивнув головой, разворачивается и оставляет меня одного.
Стою возле двери, в пустом коридоре, освещенным ярким светом люминесцентных ламп. Не решаюсь войти. А, что, если она не спит? С ней все в порядке, врач подтвердил. Я ведь это хотел узнать, так? Теперь вопросы о ее здоровье я могу решить на расстоянии. Чуть позже. Дам денег этому врачу, он проведет все обследования и расскажет о проблеме с рукой. Через этого же врача пройдет и лечение. Не здесь так в любой другой клинике, не проблема. Почему же мою ладонь так ломит, от лихорадочного порыва дернуть за ручку и распахнуть дверь? Разум, охваченный единственной мыслью — отчаянным желанием увидеть ее хоть на мгновение, не позволяет развернуться и уйти прочь. Ноги словно намертво вросли в пол. Она там, на расстоянии вытянутой руки, нас разделяет всего лишь дверь. И будь я проклят, если не увижу ее прямо сейчас. Во рту пересохло. Рука предательски дрожит. Но я упрямо тянусь к ручке и опустив ее вниз, открываю дверь.
