Галина Чередий - Взгляни на птиц небесных
Мусса с силой оттолкнул брата, чтобы не сорваться и не ударить.
– Эй, Мусса, братан! Твоя мулаточка ушла, пока вы тут бодались. Реально, мне кажется, что Марат прав! Если у тебя к ней чувства, не хрен этого стыдиться и слушать таких трепливых мудаков, как я! – Череп выглядел по-настоящему растерянным и враз протрезвевшим.
Мусса резко обернулся и едва не упал. На самом деле, Элоди не было. Он метнулся за ней так быстро, как позволяло наполненное алкоголем до краев тело. Выскочив из кабинета, он увидел Элоди у выхода из клуба. В пустом зале не было никого, кроме них.
– Стой! – рявкнул Мусса, но Элоди его проигнорировала. – Я сказал стой, Элоди!
Но Элоди даже не подумала замедлиться.
– Думаешь, я как тупой озабоченный кобель побегу за тобой? – заорал Мусса.
– Не думаю, что это хоть что-то изменит, – бросила через плечо Элоди.
Она казалась словно меньше ростом и какой-то раздавленной. И это рвало Муссу на куски, сжигая стыдом, доводя до последней степени ярости.
– Элоди, остановись! Если выйдешь за эти гребаные двери – назад уже дороги не будет! – заорал он уже почти в отчаянии.
Элоди обернулась, и у него словно ноги отнялись от боли, что буквально истекала в окружающее ее пространство.
– Я не вернусь, – тихо сказала она. – Ты не заслуживаешь меня.
И она, двигаясь так, словно на ее плечах лежит весь небесный свод, придавливая к земле, медленно вышла, исчезая из его жизни.
Хлопнула дверь кабинета, и мимо Муссы прошагал Марат со спортивной сумкой, перекинутой через плечо.
– И куда это ты собрался? – набычился на брата Мусса.
– Ухожу. Думаю, ты прекрасно обойдешься и без такого гребаного слизняка и подкаблучника, как я, – отрывисто бросил Марат и стал быстро спускаться по лестнице.
– То есть ты бросаешь меня, своего брата, ради бабы? Что у тебя на хрен с головой, Марат? – взвился Мусса и пнул стул, стоявший рядом.
– Ты действительно не понимаешь? – Марат замер посреди лестницы и обернулся. – Дело не в Софии и моем к ней отношении. Что бы ты ни сказал или ни сделал, моих чувств к ней это не изменит. Я их признаю, какими бы они ни были. А ты корчишь из себя супермачо и одинокого волка. Тебе охренеть как повезло встретить такую женщину, как Элоди, но ты настолько слепой и тупорылый, что в упор не видишь, какой великий дар тебе достался просто так, ни за что. И вместо того, чтобы беречь и растить то, что между вами, – ты этим бросаешься, как чем-то, не имеющим никакой ценности. Ты унизил женщину, что по-настоящему любила тебя. Ты прячешь ваши отношения, как постыдный секрет, превращая нечто прекрасное в грязь. Надеюсь, если у Элоди есть мозги, она никогда к тебе не вернется и не простит тебя. Ты так ценишь эту свою долбаную свободу? Ну так высшая степень свободы – это полное одиночество! Созвонимся, брат!
Марат быстро исчез за той же дверью, что и Элоди.
Мусса смотрел несколько минут на эту проклятую дверь, медленно осознавая затуманенным мозгом произошедшее. А потом волны чистейшей ярости захлестнули его с головой. Мусса громил все, что попадалось ему на глаза. Очнулся он от того, что его к полу прижимали своими тушами Череп и охранник клуба.
– Очнись, мужик! Что с тобой происходит? – хрипел от натуги Череп.
– Слезь с меня на хрен! – прорычал Мусса.
– Обязательно, как только увижу, что ты вменяем. Меня прижиматься к твоей заднице ни черта не заводит.
– Череп, слезь с моей спины. Я уже в норме, – тяжело дыша уже почти спокойно сказал Мусса.
– Ты в этом уверен?
– Более чем.
Череп медленно отпустил Муссу. Охранник тоже отошел в сторону.
– Слушай, Мусса, может, тебе стоит разобраться в своих чувствах…
– Череп, может, хоть ты не будешь мне тут втирать всю эту сопливую хрень про чувства? Не хочу даже слышать об этом, – рявкнул Мусса. – Я сваливаю домой! Можете оставаться, сколько захотите.
Мусса вылетел из клуба, и тут к нему подошел еще один охранник.
– Вам просили передать, – он протянул на ладони новенький блестящий ключ. Тот самый ключ, что он дал Элоди, желая, чтобы ее стало чуть больше в его жизни. И вот теперь этот гребаный ключ словно запирал для него ту самую дверь, которую он не только не набрался смелости открыть, но захлопнул с грохотом, когда Элоди попыталась сделать это сама…
– На хрен это все! – Мусса схватил ключ и зашвырнул как можно дальше.
Надо было давно все прекратить! Эти тупые мексиканские страсти не для него!
Глава 13
Мусса сглотнул сухим горлом и со стоном перевернулся на живот, шаря рукой по постели в поисках нежной кожи Элоди рядом. Но не найдя ее, он вдруг все вспомнил и резко сел. Голова отозвалась таким ударом в мозг, что он заскрипел зубами, хватаясь за виски. Но четкие воспоминания о вчерашнем были гораздо больнее, чем самая сильная головная боль.
Мусса глянул на ту сторону кровати, где всегда спала Элоди, когда он, конечно, давал ей короткий отдых. Выходит, он никогда больше не увидит ее, расслабленно лежащую с ним рядом? Никогда не проснется, переплетаясь с ней, как единое целое? Никогда больше не зароется утром в ее волосы, вдыхая ни на что не похожий экзотический аромат ее кожи? И никогда ее тело не сожмет его до боли, срывая крышу и швыряя в наслаждение с такой отчаянной силой, что останавливается дыхание?
Его собственное тело тут же отозвалось острой болью в груди и мучительной тяжестью в паху. Мусса невольно потер грудь. Чему там болеть в его-то возрасте и при его здоровье?
Тяжкое, обволакивающее возбуждение было ему знакомо и даже привычно. Оно всегда накатывало на него, когда он думал об Элоди. Вся его сущность отзывалась на любую, даже мимолетную, мысль о ней взрывом вожделения. А вот режущая боль в груди была чем-то новым и даже пугающим.
Наверное, он сам виноват. Не стоило в отношениях с Элоди заходить так далеко. Затягивать их так надолго. Он подсел на нее, как на наркоту, и теперь его ждет чрезвычайно неприятный момент ломки. Но ведь он не какой-то сопливый малолетка, чтобы бежать за бабой и умолять вернуться.
Как говорится, умерла так умерла. Сама захотела уйти? Так пусть валит!
– Правильно? – спросил Мусса у собственного отражения, и сам себе и ответил. – Ни хрена не правильно.
Это он вел себя, как последняя тварь. Он выгнал Элоди, даже не пожелав узнать, зачем она приходила.
Мусса вспомнил глаза Элоди, когда он орал на нее в кабинете. Она смотрела так, словно он каждым словом убивал ее. И этот последний взгляд от двери… Взгляд, который кричал, что уже ничего не исправить, не вылечить.
Мусса мучительно застонал, чувствуя, как боль и стыд душат его. Он поплелся в комнату и схватил телефон.
Позвонить ей? Но что он может сказать? Прости, я такой гребаный мудак? Я не хотел тебя обидеть? Но если бы не хотел, разве обидел бы, даже будучи пьяным в дрова? Может быть, все дело в том, что Марат прав, и он долбаный трус и самый настоящий слабак? Что он почувствовал, как Элоди забирается ему внутрь, заполняя все пространство его желаний и мыслей, и тупо испугался? А сил и решимости выдрать ее оттуда самому у него нет, вот он и поступил, как последний урод, подтолкнув ее к тому, чтобы ушла сама?
