Шарлотта Физерстоун - Грешный
Глава 7
Мэтью буквально сверлил Джейн взглядом, стараясь запомнить ее как можно лучше — стоящую в одиночестве на улице, напряженно ожидающую его. На Джейн была надета серая накидка — самая простая, без причудливых украшений. Ее пальцы в перчатках, сжимавшие деревянные ручки сумочки, нервно дрожали, и Мэтью хотел успокоить медсестру, пообещать, что бояться в его обществе нечего. Лорд как завороженный следил за тем, как платье Джейн облегает ее бедра, как незатейливый шлейф колышется сзади при ходьбе, позволяя рассмотреть контуры фигуры медсестры.
Взор Мэтью невольно скользил по изгибам тела Джейн: медленно ласкал ее живот и груди, скрытые под накидкой, пока, наконец, не остановился на темной вуали, прятавшей лицо.
Подумать только, у Мэтью тряслись руки! Он был сильно взволнован — странное состояние для человека, чья жизнь была наполнена тайными свиданиями и развращенными желаниями. Уоллингфорд был убежден: эта встреча окажется особенной. Сама Джейн была особенной. Стараясь унять сотрясавшую тело мелкую дрожь, Мэтью протянул ей руку:
— Поедемте ко мне.
Джейн поколебалась с мгновение и оглянулась на грязные окна больницы, словно ища там разрешения. Мэтью вдруг подумал, а не стоит ли там доктор Инглбрайт, наблюдая за ними из–за занавески. Но все мысли о Ричарде вылетели у графа из головы, когда Джейн медленно направилась к нему. Эти несколько шагов показались целой вечностью. Мэтью истосковался по ней, сейчас он мечтал только об одном — заключить возлюбленную в свои объятия. С трудом сглатывая, Уоллингфорд пытался обуздать свои безумные порывы, напоминал себе о том, что подобающе будет держать дистанцию с Джейн, которая явно ощущала ту же страсть. Но он не мог встретить ее так холодно. Сказать по правде, Мэтью хотел, чтобы эта женщина спешила к нему, добровольно предлагая себя.
Когда кончики их пальцев соприкоснулись, граф почувствовал себя так, словно кто–то сильно ударил его в солнечное сплетение. Пальцы влюбленных переплелись, и было в этом жесте что–то нежное, но в то же время пугающее. Бросив взгляд на их соединенные руки, Мэтью почувствовал: то, к чему он стремился, наконец–то свершилось. Циничный инстинкт приказывал графу отпросить все эмоции. Но стоило Джейн заговорить, как знакомый ангельский голос заставил сердечность и тепло разлиться по всему его телу.
— Я почти уже решила не приходить сюда сегодня. Все инстинкты тут же улетучились. В конце концов, прошлое графа, его образ жизни были совершенно неважны здесь, с Джейн. Перед ней он представал лишь как Мэтью — не скандальный граф Уоллингфордский, не распутник из высшего общества, каким он и был на самом деле.
Притянув Джейн поближе, Мэтью снял перчатку с ее руки и дотронулся губами до нежных пальчиков. Руки сгоравших от желания возлюбленных снова переплелись, Уоллингфорд закрыл глаза и принялся вдыхать их перемешавшиеся ароматы: свежий и чистый запах мыла, исходящий от кожи Джейн, и пикантное благоухание восточных специй, доносящееся от его собственных ладоней. Этот общий аромат казался таким эротичным, таким безрассудным, таким пьянящим…
— Я… я… — Джейн в волнении сглотнула и смущенно отвела взгляд, — я не уверена…
— Позвольте мне приезжать к вам, Джейн, — тихо отозвался Мэтью, не в силах больше удерживать себя от желания снова и снова целовать ее мягкие руки. Открыв глаза, граф взглянул в повернутое к нему лицо и заметил вспышку зеленых глаз, пристально наблюдавших за ним из–под вуали. — Не беспокойтесь, Джейн. Я возьму только то, что вы пожелаете мне дать. Медсестра снова судорожно сглотнула, и Уоллингфорд увидел, как дернулось ее горло. Проведя пальцами по гладкой коже, он почувствовал, как сильно билось сердце Джейн — по его вине.
— Поедемте ко мне, Джейн, — прошептал граф, привлекая ее еще ближе. — Мой экипаж ждет. Он ждет вас. Я жду вас!
Дыхание Джейн сбилось, и от Мэтью не укрылось ее смятение. Набравшись смелости, она кивнула, сделала неуверенный шаг к спутнику и позволила ему проводить себя в обход огромной лужи к поджидающей карете. Наклонив голову, Джейн спрятала лицо от кучера, который все еще сидел на козлах неподвижно, словно изваяние. Эта мера предосторожности была излишней: взгляд слуги смотрел в одну точку, прямо перед собой, подчеркнуто не замечая ничего происходящего вокруг. Внутри кареты все еще плясали зловещие тени, но стоило Мэтью захлопнуть дверцу экипажа и погасить лампу, как салон погрузился во тьму.
Раздался легкий стук, карета покачнулась и двинулась с места. Внутри было так темно и неестественно тихо, что Мэтью мог поклясться: он слышит стук сердца Джейн, гулко бьющегося в ее груди. Граф по–прежнему тонко улавливал аромат мыла и страстного женского трепета, и это заставляло его ствол набухать в сладком предвкушении близости.
— Вы сказали, что едва не отказались прийти сегодня. Почему? — нарушил молчание Мэтью, чувствуя, как внутри все горит в томительном ожидании ответа.
— Подобная опрометчивость для меня опасна. Это риск для моей работы в больнице. Моей репутации. — Джейн прерывисто вздохнула, и ее пальцы тревожно задрожали.
— Именно поэтому вы скрыли лицо под вуалью.
— Да.
— А сейчас, когда мы едем ко мне, вы сожалеете о нашей встрече, Джейн?
— Не знаю, — еле слышно ответила она.
— Не волнуйтесь, — прошептал Мэтью и, точно угадывая в кромешной тьме, где сидит спутница, потянулся к ней, нежно обнял за талию и привлек к себе ближе. Когда граф поднес руку к вуали, сердце Джейн почти остановилось.
— Не бойтесь, — произнес Мэтью, откидывая вуаль с лица медсестры и начиная медленно развязывать банты из атласных лент ее шляпы. — Я надлежащим образом позабочусь о вас, Джейн. Со мной вам нечего бояться.
Сняв со спутницы шляпу, граф вытянулся поперек кареты, чтобы положить головной убор на противоположную скамью. Повернувшись, он оказался совсем рядом с Джейн, их трепещущие тела соприкасались. Пристальный взгляд Мэтью скользил по очертаниям фигуры спутницы, но разглядеть ее в темноте было почти невозможно. Оставалось лишь слушать мягкий голос, вдыхать знакомый аромат, чувствовать биение сердца — и, прильнув губами ко лбу возлюбленной, дарить ей поцелуи с особой нежностью и даже благоговением.
Губы Мэтью скользили по коже и волосам Джейн, и он не мог удержаться от желания плавно, кончиками пальцев притрагиваться к милым изгибам женского лица — изучая ее, запоминая ее, рисуя ее в своем воображении… О боже, он хотел эту женщину больше всего на свете — даже больше собственной художественной галереи. Почему же Джейн так вдохновляла его на безумства? Он никогда прежде не испытывал потребности соединиться с кем–то столь сильно.
