Джуэл Э. Энн - Нераспустившийся цветок (ЛП)
— Ни в коем случае, — он хватает меня за запястья. — У тебя будет все болеть. Ты должна подумать о том, чтобы принять горячую ванну, — переплетая наши пальцы, он передвигает наши руки мне за спину. — Увидимся утром. Хорошо?
Мои губы расплываются в вынужденной улыбке, чтобы он не видел моего разочарования. Это не из-за секса. Он прав, мне немного… ладно, очень больно сейчас. Мне просто не хочется покидать комфорт его рук, а моя односпальная кровать не такая заманчивая, поэтому просить его остаться было бы смешно.
Он снова меня целует и снова, и снова.
— Пока, — улыбается он и целует меня в лоб.
— Пока, — я жду, пока он не закроет дверь, затем сажусь на кровать, притягивая колени к груди и обнимая их. Нет ничего хуже, чем оставаться наедине со своими мыслями. Я должна быть взволнована. Ранее сегодня я планировала отдать свою девственность Ченсу наименее возможным романтическим способом: полуодетой на его диване. Вместо этого все закончилось с Оливером, и он заставил меня почувствовать себя красивой, сексуальной и удивительной. Так почему же мне грустно?
Я поднимаю глаза, когда слышу, как моя дверь открывается.
Оливер усмехается.
— Ты можешь бросить какую-то одежду в сумку и пойти принять ванну у меня дома… со мной.
И снова, мир прекращает свое движение. Только мы.
***
Оливер
Вивьен настаивает на ванной с пеной. Я настаиваю на том, что мое мыло без лаурилсульфата натрия не создаст много пены. Вылив почти всю бутылку геля для душа, у нас образовался слабый слой пены, но Вивьен, тем не менее, выглядела довольной.
После ванны я был тоже доволен, потому что она лежала обнаженная рядом со мной, на моей королевского размера кровати[35].
— Мне нужно было принести свою подушку.
Я предлагаю ей свою руку. Она кладет на нее голову, и я притягиваю ее ближе.
— Могу я спросить, почему у тебя такое отвращение к подушкам? Проблемы с шеей или что-то еще?
— Это что-то, что касается моего прошлого, я поделюсь с тобой этим потом, не сейчас.
Она поднимает голову и целует мою челюсть, без слов принимая мое неопределенное объяснение. Я знаю, что так будет не всегда. Я не помню, когда в последний раз чувствовал такое удовлетворение… возможно, никогда.
Людям привычки, таким как мы с папой, не нужен будильник. Восход зовет меня, поэтому я неохотно оставляю обнаженную женщину рядом со мной и иду на террасу встречать новый день. После того, как я чувствую формальное начало, окончание еще одной темноты, я бегу в «Данкин Донатс» и покупаю пончики и кофе.
Вивьен все еще спит к тому времени, как я возвращаюсь, и я не могу поверить, как ей удалось расположить свое длинное тело по диагонали моей кровати. Я думал, что тот, кто спит на двуспальной кровати каждую ночь, сжался бы на краю. Слишком много теории.
Я ставлю завтрак на ночной столик и снимаю рубашку и шорты, перед тем как нахожу небольшое пространство на кровати рядом с ней. Она спит на животе, спутанные волосы скрывают ее лицо. У меня свободный вид на ее спину. Конечно, мне любопытно, откуда ее шрамы, но я не буду спрашивать. Это, должно быть, ее прошлое, которым она поделится потом, не сейчас. Я наклоняюсь над ней и целую один из закрытых бутонов, скрывающий шрам, затем другой, затем еще один.
— Оли, — говорит она слабым голосом.
Я опускаюсь ниже и целую мягкий изгиб ее попы.
— Ты только что назвала меня Оли?
— Угу, — она потягивается с характерным звуком, затем переворачивается и садится. Ее соски торчат, а угольно-черные волосы повсюду, и это так чертовски сексуально. Мой уже и так твердый член пульсирует. Я пытался вести себя сдержанно прошлой ночью, как будто принимать с ней ванну или спать с ней голой не изводило меня. Насколько я глуп?
— Я чувствую запах пончиков, — она поворачивает голову и хватает коробку.
— Пончиков? Только ты можешь чувствовать запах пончиков в коробке до запаха дымящегося кофе.
Она открывает крышку и так широко улыбается.
Пам-пам-пам… пульсирует мой член.
— «Бостон Крем», — она подбирает немного шоколадной глазури и медленно слизывает ее с пальца. — Ммм…
Пам-пам-пам.
Я хватаю свой кофе и делаю глоток, надеясь, что кофеин нейтрализует эффект, который она на меня оказывает.
Она вставляет палец в середину, прокручивает его и достает кремообразную начинку, слизывает ее с мягким стоном, закрыв глаза.
ПАМ-ПАМ-ПАМ.
Я давлюсь кофе, когда он обжигает небо и язык.
— С тобой все хорошо?
Я киваю, отставляя кофе обратно на ночной столик, прочищая горло. Она снова вставляет свой палец в эту чертовую середину пончика.
— Прекрати!
Она широко раскрывает глаза и снова засовывает палец с начинкой в рот.
— Прекратить что? — бормочет она с пальцем во рту.
Ее невинность в этом деле делает все только хуже. Нет ничего сексуальнее, чем женщина, которая не осознает, что она сексуальна.
— Это! — я вытягиваю палец из ее рта и засовываю в свой, затем вытаскиваю, обводя его языком. — Трахать пальцем свой пончик. Прекрати. Трахать. Пальцем. Свой. Пончик.
— Это не то, что я делаю, — хихикает она.
— Нет, это именно то, что ты делаешь и это…
Она медленно, соблазнительно слизывает глазурь с поверхности пончика.
— Это что? — клянусь, она мурлычет эти слова.
— Ничего, — я качаю головой.
Вивьен склоняет голову на бок.
— Ты заводишься оттого, что наблюдаешь, как я ем этот пончик, Оли?
— Почему Оли? И как ты думаешь? — я показываю на свою эрекцию, упирающуюся в трусы.
Она облизывает губы и усмехается, толкая меня на кровать. Я вижу озорство, пляшущее в этих очаровательных глазах, когда она освобождает меня от трусов. Оседлав мои бедра, она садится прямо и проводит языком по глазури на своем пончике снова.
ПАМ-ПАМ-ПАМ.
Затем засовывает палец в середину и достает шарик кремовой начинки и вытирает ее о мой член.
— Что? Ах, не делай так… — я начинаю протестовать, пока она не начинает облизывать меня и… О, боже… сосать… меня. — Да, ох… еще… пожалуйста… сделай это…
***
Мы сидим в кровати и допиваем кофе, а Вивьен доедает свой пончик, будто она только что не слизала половину его с моего члена. То, что только что произошло, — это, должно быть, какое-то серьезное нарушение норм здравоохранения, но она оставила меня с широченной улыбкой на лице.
— Я упала на тлеющие угли костра, когда была в выпускном классе. Это был несчастный случай. Я потеряла шесть дюймов волос (прим. пер. — примерно пятнадцать сантиметров) и получила ожоги третьей степени.