Поменяемся? (СИ) - Салах Алайна
— Как только подхожу к номеру, начинает ныть позвоночник, — бормочет Рафаэль, глядя, как я прикладываю карточку к замку. — Как тут не верить в психосоматику.
— Это из-за кресла? — догадываюсь я.
— Ну.
Дверь распахивается. Я намеренно пропускаю Рафаэля вперед и затаиваю дыхание. Сделав несколько шагов, он резко оборачивается, во взгляде появляется недоумение.
— Почему чемоданы собрала?
— Улетаю. Завтра с утра.
— И на хера? — Он хмурится, выглядя разозленным.
Я в сотый раз за вечер растягиваю рот в вымученной улыбке.
— Потому что у меня аллергия на оливки.
— Ясно.
Дернув челюстью, Рафаэль швыряет куртку на кровать и подходит к окну.
— Я улечу, — произносит он через паузу. — Горы — это твоя мечта, не моя.
— Ты достаточно спал в кресле, — возражаю я. — Серьезно. Я уже все решила. Ты, конечно, тоже можешь вернуться домой, но тогда придется поселить в номер Сумко и Рылова, чтобы не пропадал зря. Ты заплатил за него немало, так что будет обидно.
— Дерьмовый какой-то план.
— Продолжать жить вместе — план дерьмовый в квадрате. Я уже вчера была согласна на секс, так что наверняка объездила бы тебя до конца недели. — Я натянуто смеюсь. — Ты оказался на удивление умелым переговорщиком. А когда подключаешь пальцы, становится невозможно противостоять. Короче, будет правильнее уехать. Нельзя забывать, что это всего лишь курорт, а настоящая жизнь у нас обоих дома.
Нахмурившись, Рафаэль смотрит перед собой, словно пытается освоить сказанное.
— Но есть и хорошая новость. — Я скалю зубы, мать его, в тысячный раз. — С сегодняшнего дня тебе больше не нужно будет спать в кресле.
37
Когда я выхожу из душа, упакованная в свою многострадальную пижаму, то обнаруживаю, что Рафаэль успел расположиться в кресле. Его руки скрещены на груди, ноги вытянуты и почти достают до угла кровати. Теперь он похож на Гулливера, по ошибке загремевшего в детский сад во время тихого часа.
Набрав побольше воздуха в легкие, я открываю рот, собираясь сказать что-нибудь милое на прощание, и снова его закрываю. И без расклада таро понятно, что решение вернуться домой — единственно верное, но внутри все равно неуютно и немного тоскливо. Так обычно бывает, когда лето решает показать средний палец, заканчиваясь в первых числах августа.
Забравшись под одеяло, я разглядываю силуэт Рафаэля в полумраке и пытаюсь вернуть размеренность сердечному ритму.
— Спокойной ночи, — шепотом говорю я, когда наконец удается.
— Спокойной, — глухо отзывается он.
Подмяв под себя подушку, я закрываю глаза. Выезжать из отеля нужно в половине восьмого утра, и хотелось бы к этому времени выспаться, но сон, ожидаемо, не идет. Тело упрямо противится расслаблению, что неудивительно с учетом тонны противоречивых мыслей, вот уже сутки насилующих мой мозг.
Время тянется бесконечно долго, заставляя молиться мелатониновым богам о снисхождении. И Рафаэль, будто назло, ворочается в кресле, как заведенный, что никак не облегчает задачу уснуть. Каждый скрип отдается в теле волнительным трепетом. Мне не нравится знать, что он тоже не спит.
Сдавшись, я решительно переворачиваюсь набок и снова нахожу его взглядом.
— Рафа!
В темноте различается едва уловимое движение, но ответа не следует.
— Тоже не можешь уснуть?
Рафаэль молча качает головой. Мол, нет, не могу.
— Ложись в кровать.
— Что? — переспрашивает он, несмотря на то, что фраза была произнесена громко и разборчиво.
— Ложись рядом, — повторяю я, сдабривая приглашение неловким смешком. — Я ведь сразу предложила. Это не кресло кукловода, а самый настоящий электрический стул. Спать в нем невозможно — только сдохнуть.
В течение нескольких секунд я чувствую на себе его напряженный взгляд. Затем, тяжело вздохнув, Рафаэль медленно поднимается.
— И это не приглашение к сексу, если что, — шепчу я, разглядывая тень, нависшую над кроватью.
— То есть зря я поднимался? — звучит с усмешкой.
Заткнув рот одеялом, я беззвучно смеюсь. То, что мы можем шутить об этом, дает надежду, что со временем все будет хорошо.
Рафаэль молча укладывается на свою половину кровати, тактично сохраняя дружескую дистанцию. В комнате снова воцаряется тишина, нарушаемая лишь прерывистым звуком дыхания.
Спустя пару минут я начинаю думать, что гостеприимство было хреновой затеей. То, что он лежит рядом, никак не разрядило атмосферу, а сон, как не шел, так и не идет. К тому же теперь приходится напрягаться, чтобы не дышать слишком шумно.
А потом внезапно рука Рафаэля касается моей. Это едва уловимое и, вероятно, случайное прикосновение заставляет меня широко распахнуть глаза. Он не отдергивает руку, но и не предпринимает попытки сжать мою. Мы оба лежим без движения, боясь налажать.
Не справившись с накатившими эмоциями, я протяжно вздыхаю. Грудная клетка приходит в движение, отчего наши руки становятся еще на сантиметр ближе. Я медленно поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Рафаэля. Он лежит с закрытыми глазами, но его кадык подергивается.
Не в силах себе противостоять, я осторожно сжимаю его пальцы. Они такие же упругие и теплые, какими я их запомнила.
Рафаэль открывает глаза и медленно поворачивается. В его взгляде так много всего, чего мне не стоит пытаться расшифровать, что я на мгновение немею.
Он сжимает мою ладонь в ответ, заставляя зажмуриться. Его тепло проникает сквозь кожу, наполняя тело ощущением, близким к умиротворению. Держаться за руки оказывается достаточным, чтобы любые слова стали ненужными. Нет смысла обсуждать, что будет завтра, давать обещаний или строить планы. Этот честный момент — единственное, что сейчас имеет значение.
— Спи, — хрипло требует Рафаэль.
Не открывая глаз, я киваю. Хорошо, что он снова не ушел гулять в ночи, и у нас появилась возможность по-доброму попрощаться.
38
Двенадцать дней спустя
«И ради бога, никаких синих стен и красных диванов. Хочу, чтобы дома глаз отдыхал».
«Поняла вас, — мои пальцы быстро порхают по клавиатуре смартфона. — Придерживаемся серо-бежевой гаммы, так?»
«Да. Мне нравится что-то подобное».
Я разворачиваю фотографию во вложении и измученно вздыхаю. Ну ясно… Багеты, золотые люстры, белые двери и ещё раз багеты. Вот почему большинство готово сделать из своей квартиры очередную копию, которая перестанет быть актуальной спустя пару лет, и не хотят решиться на что-то оригинальное и подходящее только им? У меня в голове столько идей, ждущих воплощения, а придётся делать очередную штамповку.
«Окей. Через пару дней пришлю наброски».
Я задираю голову, чтобы взглянуть на табло, и вижу, что статус рейса из Мале изменился на «Прибыл». Волнение, скопившееся под рёбрами, подкатывает к горлу.
«Рейс семьсот тридцать два из Мале прибыл в терминал B. Встречающих просим пройти в зону прилёта», — разносится по залу звук громкоговорителя.
Я поднимаюсь на ноги. Ну что? Через несколько минут Витя снова окажется рядом, и жизнь повернёт в привычное русло.
Прибывшие пассажиры один за другим минуют стеклянные двери под треск чемоданных колёс, заставляя меня с замиранием сердца вглядываться в их лица. Хочу поскорее обнять Витю, чтобы убедиться, что между нами всё по-прежнему. Я по нему соскучилась.
Хотя очень сильно скучать не получалось: по возвращении домой рабочие будни закрутили меня в жернова, и засыпала я в обнимку с ноутбуком. На фоне такого сверхтруда под глазами появились синяки, так что перед выездом пришлось замаскировать их консиллером. Из плюсов — я хорошо заработала. Можно даже сказать, что заработала я до хрена.
— Эй! — Завидев родное лицо, я начинаю приплясывать на месте, бешено размахивая руками. — Красавчик! Я тут!!!
