Мерзавец и Маргарита (СИ) - Гауф Юлия

- Шшшш, девочка моя, прости… прости… больше никогда, слышишь? Никогда больше!

Сильные, родные руки гладят, теснее вжимают в свое тело, и я окончательно понимаю – да, нужна ему. Пусть, использовал меня так гнусно, пусть!

Но Макс, пожалуй, единственный человек, которому я по-настоящему дорога!

У подруг свои жизни: Крис вся в работе, у Марины дети, а у меня вот Макс.

А у него я.

И на короткий миг забывается все, что он сделал. А затем я вспоминаю. Все, и сразу. Плевать на мою женскую гордость, которой итак не было, и на то, что воспользовался мной, но убийства…

Руки, которые меня обнимают, и силой которых я наслаждаюсь, в крови.

И она пачкает меня. Оставляет на одежде пятна, клеймит кожу так, что не отмыться. Максу – от убийств, а мне от тех четырнадцати, которые на моей совести.

- Я…

… ненавижу тебя, отпусти!

- Я скучала, - договариваю совсем не то, что хотела сказать. А то, что у меня на душе.

Я чертовски скучала! И не прогнала бы Макса, если бы он вломился в мою комнату-темницу, снова решив все за меня.

За нас обоих.

- Больше не оставлю, - он подхватывает меня на руки, и несет в другую сторону от моей комнаты. Не оборачиваясь, торопливо бормочет, обращаясь к доктору: - Спасибо, до завтра. Правда, спасибо.

- Куда мы…

- Ко мне. Мы ко мне, Марго.

Макс и правда вносит меня в свою комнату в унылой серо-белой расцветке. Странно, но я думаю не о том, зачем Макс притащил меня сюда, а о том, как бы оживил кровать синий плед. И одну стену бы выкрасить в бледно-желтый. Да и шторы слишком короткие…

Глупости какие. Нашлась тут хозяйка!

- Макс, я не могу, - обращаюсь к нему, когда оказываюсь на кровати, на которую Макс меня усаживает. – Не могу.

- Что не можешь, маленькая?

Он садится на пол, обхватывает мои ноги, и кладет подбородок на худые колени.

- Секс. Я не могу. Прости.

- Я не за этим тебя принес, - спокойно отвечает мужчина. – Всегда говори, если тебе что-то не нравится, или если ты чего-то не хочешь. И не извиняйся. Никогда передо мной не извиняйся.

Ох, Макс, ты тоже ненормальный, раз выбрал меня.

От таких как я нужно держаться подальше.

И от таких, как ты, тоже.

Некоторые люди встречаются, чтобы быть счастливыми вместе, а мы, наверное, чтобы быть несчастливыми в компании друг друга: убийца и сумасшедшая, монстр и чокнутая.

Чудесная пара.

Одна закончит в психушке, второй – в камере.

- Марго, ты когда-нибудь простишь меня? – Макс не заискивает, но я понимаю: он искренне хочет, чтобы я простила.

Только разве прощение нужно у меня просить? Меня он предал, но не убил.

Спас.

А у тех, кто по его вине умер, он прощения попросить не сможет.

- Марго?

- Я простила, Макс, - устало выдыхаю я, чувствуя, что силы оставляют меня. – Простила.

- Но…?

Но я хочу, чтобы ты был другим. Чтобы на твоих руках мне не мерещился багровый глянец крови, чтобы я не видела в твоих глазах отблески пороха и металла, чтобы ты бросил все к моим ногам.

Я не хочу быть сумасшедшей и покинутой миссис Рочестер.

Хочу быть любимой и лелеемой Джейн Эйр.

Только имею ли я право просить Макса оставить этот ужас? Я не Марина, а Макс – не Андрей. И связывает нас не долгая история любви и общий ребенок. Нас несчастье связывает.

- Марго, - Макс проводит ладонью по моей щиколотке, оглаживая ребристые косточки, которые обтягивает тонкая кожа, - скажи мне: что ты хочешь? Не молчи!

- Я хочу, чтобы мы с тобой уехали. Если ты любишь меня, Макс, если ты по-настоящему меня любишь, я хочу, чтобы ты оставил всю грязь здесь, в Москве, - бросаюсь в омут с головой, подозревая, что желание мое он не исполнит. – Хочу начать новую жизнь.

ГЛАВА 40

Мы уедем.

Макс обещал, что так и будет – он все уладит, и мы вдвоем сядем на самолет, который приземлится на другом конце земного шара. Может, там я почувствую себя свободной от этих оков?

- В вас много обиды, Маргарита, - снова беседую я с психологом. – Не только на саму жизнь, но и на людей. На родителей, на Максима, на вашего бывшего. А еще на кого?

На коллег, не заметивших моей пропажи, и даже не побеспокоившихся, не умерла ли я. Нет меня, и хорошо – никто и не заметил, думаю.

На подруг.

Да, теперь я могу в этом признаться, хоть и гнала от себя эти мысли.

На Кристину, занятую тем, что любовников меняет, а потом сама же страдает от мужского эгоизма. Выбирает ведь не тех: проходимцев, или женатых проходимцев.

На Марину тоже. Да, у подруги много проблем, и семья, но я ведь была рядом всегда, когда нужна была поддержка.

А когда они все нужны мне – я остаюсь в одиночестве.

- И что, вы предлагаете мне простить всех?

- Простить всех невозможно, - качает головой Всеволод Игоревич. – Вы ведь живой человек. Злитесь, не подавляйте в себе эту эмоцию, как и все остальные. Обижайтесь, разбирайтесь в себе, но будьте честны. Может, со временем вы и сможете простить.

Смогу.

Всех, кроме родителей. Нет, даже не так: отец мой – моральный урод, но вот мама… как она могла и сама страдать, и меня на это обрекать?

Что она за мать такая?

- Что мне делать с родителями? Подскажите, пожалуйста, - прошу я, отчаявшись найти ответ.

Если Всеволод Игоревич скажет найти с ними общий язык – я постараюсь.

Если нет – продолжу делать вид, что их не существует.

- Я не знаю, Маргарита. Я не знаю, - качает он головой. – Вы сами проживали свою жизнь, и ответ вы должны дать себе сами. Но вот, что я могу сказать: все проблемы родом из детства. Подумайте.

И я думаю: день, два, три.

Утром, пытаясь медитировать. Днем, пока Макс занят, и вечером – перед сном.

Макс пока терпит наш стариковский образ жизни. Не жалуется, хотя натура у него деятельная, и не чета моей. Ходит со мной под ручку по скверу, собирает паззлы, и читает вслух Чехова.

Я и знаю этого человека, с которым каждую ночь делю кровать, и не знаю. Но роднее для меня нет.

- Поговори со мной, - просит он, плотнее затянув на моей шее шарф. – От тебя снова одни глаза остались. Дело во мне? Марго, ты ведь веришь мне?

Верю. Если я верю – то до конца, до самого края, и дальше.

- Нет, Макс, не в тебе дело. Оно всегда во мне, - с извиняющейся улыбкой отвечаю ему. – Я стала такой, какая есть, по большей части из-за родителей. Док прямо не сказал, но я поняла, что он имеет в виду: мне нужно встретиться с ними.

Именно это я видела во множестве фильмов: встреться со своим страхом лицом к лицу, победи его, забери силу себе и живи дальше, свободная от прошлого. Очень красиво наблюдать со стороны.

- Я съезжу с тобой.

- Я не хочу ехать. И не смогу, - качаю головой. – Ты ведь помнишь, что я слабый человек? Кажется, увижу отца или мать – и это меня добьет, - улыбаюсь с толикой грусти и сожаления своим мыслям, и трансформирую их в слова: - Если бы у меня была хоть капля надежды на то, что они что-то поняли… даже не на то, что сами стали по-другому жить, а что поняли, как плохо со мной обращались – я бы поехала. Но некоторые люди не меняются.

Я слишком хорошо их знаю.

Отец вычеркнул меня из жизни, и мать послушно, как и всегда, к нему присоединилась. Меня и на порог не пустят. Встреть меня мама на улице – глаза опустит, и пройдет мимо, словно я незнакомка.

- Как ты скажешь – так и будет, - со вселяющей надежду уверенностью говорит Макс.

А я остановиться не могу, выплескивая на него свой поток сознания:

- Я похожа на маму, знаешь? Она вот тоже, - хмыкаю, и веселясь, и грустя одновременно, - слабая и забитая. И сломанная. Я и жалела ее с самого раннего детства, что побои терпит, и бесконечные унижения, и презирала, если быть честной. Думала, что повзрослею, и стану сильной, и никогда не стану на нее похожей – пример ведь перед глазами. А жизнь вот как повернула.

- То, чего мы боимся – то и случается, милая, - вздыхает Макс, и дальше мы идем в молчании.