Огонь в его объятиях (ЛП) - Диксон Руби

Я не могу переживать по этому поводу. Прямо сейчас мне нужно позаботиться о нем.

Набрав воды, я осторожно промываю его раны и промываю их старой бутылочкой жидкости для полоскания рта, которую нашла в ванной. Я надеюсь, что его дезинфицирующие свойства все еще хороши по прошествии семи лет, но кто знает. Это не повредит. Однако у него сильно порезана спина, и мне быстро становится очевидно, что понадобятся швы.

— Пошел ты, Азар, и твой дерьмовый жилет, — бормочу я, роясь в квартире в поисках иголок и лески.

Мне требуется три квартиры и два часа поисков, чтобы найти то, что мне нужно, но когда я возвращаюсь, Зор все еще спит. Я пытаюсь посылать ему утешительные мысли, пока зашиваю ему спину, но это не имеет значения. Он совершенно не в себе. Я делаю стежки как можно мельче, продвигаясь вверх по нижней части его спины. Я могу точно видеть, куда вонзились шипы, когда он трансформировался, потому что они становятся глубже, чем ближе я подхожу к его плечам.

Мне приходится сделать паузу, набрать свежей воды и вымыть руки. Я устала, вспотела и проголодалась, но не могу остановиться. Я не знаю, как быстро — или медленно — заживают драконы, и я хочу убедиться, что о его ранах позаботятся как можно лучше. Джек однажды порезал себе ногу, и мне пришлось зашивать ее, и я подумала, что это ужасная работа, но это ничто по сравнению с многочисленными колотыми ранами, которые есть у бедняги Зора. Я делаю небольшой перерыв, проглатываю один из своих батончиков гранолы, а затем возвращаюсь к работе.

Когда я добираюсь до его плеч, мне приходится сделать паузу. Его кожа и мышцы здесь разорваны сильнее, и я трачу дополнительные усилия на то, чтобы очистить раны во второй раз, чтобы попытаться предотвратить инфекцию. Когда я обхожу его, осторожно возвращая оторванные участки кожи на место, я замечаю кое-что странное. Его лопатки имеют иную форму, чем мои собственные. Они кажутся шире, более плоскими. Я знала, что у него большие плечи в человеческом обличье, но это кажется… странным.

Повинуясь интуиции, я использую иглу, чтобы отодвинуть кожу и заглянуть в рану. Я вижу что-то похожее на сухожилие в том месте, где сухожилия быть не должно. О черт. Я с трудом сглатываю, споласкиваю руки, а затем копаюсь в одной ране, все время давясь. Я рада, что он без сознания, потому что это не может быть приятным ощущением.

Однако моя догадка верна. Я раздвигаю его рваную рану и вытаскиваю странный предмет, и когда он разворачивается в моей руке, я понимаю, на что смотрю.

Его крыло. Это скрывается под мышцами, когда он принимает человеческий облик, и именно поэтому я никогда этого не видела. Но они все еще существует, в более изящной и гораздо меньшей форме, чем я ожидала… и они почти разорваны на куски. Нежными пальцами я пытаюсь расправить все, что могу. Порезы ужасны — я помню, как оглянулась назад, когда он нес меня, и не увидела ничего, кроме кровавых лент, когда он ворвался через город во время нашего побега, — но это чистые, прямые порезы.

Я… интересно, смогу ли я сшить это для него.

Я с трудом сглатываю при этой мысли. Я ужасно боюсь совершить ошибку и искалечить его еще больше. Я не знаю, как устроены крылья дракона… но я знаю, что если я не попытаюсь, он никогда больше не полетит. Его крылья больше даже не крылья. Но, может быть… может быть, они смогут зажить, хотя бы немного, с помощью швов. Если они, по крайней мере, заживут ровно…

Я осторожно расправляю одно крыло, тяжело сглатываю и готовлюсь сделать самые маленькие стежки, которые я когда-либо делала.

***

На то, чтобы снова сшить крылья Зора, уходит целый день.

Это почти как работать с птицей. На драконе есть крошечные сухожилия и полые кости, которые кажутся невозможными и совершенно абсурдными. Но потом я думаю о том, что он превращается в человека, и, возможно, мне нужно выбросить «невозможное» в окно.

Я прошиваю крошечные линии, сшивая его крыло обратно в самое тонкое полотно в мире. Я делаю стежки как можно мельче, но это требует времени и усилий, и я беру очки для чтения, которые, как я нахожу, помогают мне сосредоточиться. От них у меня раскалывается голова, но, по крайней мере, я могу видеть поближе. Как только одно крылышко готово, я аккуратно складываю его на место и подсовываю под разорванную мышцу, прежде чем зашить все заново.

Пожалуйста, Боже, позволь мне не усугубить ситуацию. Пусть это поможет его крыльям. Я не могу себе представить, каково ему будет потерять способность летать. Я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы этого не произошло.

К тому времени, как я заканчиваю с его вторым крылом и перевязываю последние раны, я измотана и дрожу. Я мою руки, беру свежую воду и выпиваю ее залпом, а затем ложусь рядом с Зором на простыни.

Некоторое время спустя я просыпаюсь от сильной жажды. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что это не моя собственная жажда.

Это принадлежит Зору.

Я дотрагиваюсь рукой до его лба, и он обжигающе горяч — горячее, чем обычно. Дерьмо. Я растираю несколько таблеток аспирина с истекшим сроком годности в небольшом количестве воды и капаю ему в рот, затем протираю его тело прохладной тканью. Солнце наконец-то село, и сильная жара в квартире начинает спадать. Я чаще открываю окна, хотя это небезопасно, смачиваю простыни водой и накрываю ими его тело, регулярно меняя их.

Я устала, но не могу уснуть. Я нужна Зору.

Это тоже моя вина.

Если бы не я, его бы не посадили на цепь. Теперь ко мне добавилось чувство вины за то, что я уничтожила его крылья. Он вырвался из своих пут, чтобы спасти меня, потому что чувствовал, что я в опасности. Я в ужасе и испытываю отвращение, и если он умрет, я никогда не смогу простить себя.

Так что я просто должна убедиться, что он не умрет.

Я провожу весь вечер, меняя одну мокрую простыню на другую, только что смоченную, и капаю ему в рот воду с аспирином.

Встает солнце, и день обещает быть опять жарким. Я подумываю о том, чтобы попытаться найти квартиру с лучшим воздушным потоком, но когда я смотрю на небо, то вижу вдалеке красных драконов. Дерьмо. Это день нападения драконов, и красные будут атаковать до сумерек всю неделю. Нам ничего не остается, кроме как прятаться и надеяться, что они не захватят здание, в котором мы находимся.

По крайней мере, сегодня дует ветерок, но вместе с ним доносится запах золы и обуглившегося угля. Я дремлю несколько часов, а затем снова начинаю смачивать перегретую кожу Зора и пытаюсь влить в него немного воды. Он беспокойно ворочается, и с каждым часом я все больше и больше беспокоюсь, что причинила больше вреда, чем пользы. Я не знаю, как исцелить дракона. Что, если я все сделала неправильно?

Я накрываю его тело еще одной мокрой простыней, чтобы охладить, и ложусь рядом, чтобы немного вздремнуть. В тот момент, когда я это делаю, шквал образов заполняет мой разум.

Пустыни.

Далекие, суровые горы на фоне красноватого закатного неба.

Песок. Так много песка. Невыносимая жара. Успокаивающий запах огня. Крылья. Полет. Я чувствую, как ветерок треплет мои крылья, и задыхаюсь от сильной радости, которая разливается по всему моему организму. Это Зор, мечтающий. Он летит во сне, и это самая невероятная вещь. Это кажется свободным, легким и чудесным. Он высоко ныряет, а затем пикирует низко, приземляясь у ног…

…женщины. Красивая женщина с красновато-золотистой кожей и длинными, ниспадающими волосами того же оттенка. Она обнажена, и когда я приземляюсь, она поднимается на ноги. Ее глаза яркие, цвета жидкого золота, и она смотрит на меня сверху вниз с такой сильной любовью…

Я ахаю, мои глаза открываются.

Другая женщина. Зор солгал мне. Или, может быть, он не помнит. Саша говорит, что у драконов разрозненные воспоминания о своем прошлом, и что Дах почти ничего не помнит. Но ясно, что у Зора и раньше были какие-то образы из его мира. Пустыня запечатлелась в моем сознании, прекрасный адский, унылый пейзаж. Женщина менее отчетлива, и даже сейчас, когда я пытаюсь вспомнить ее, все, что я получаю, — это образы яркой красновато-золотистой кожи и красивой улыбки.