Всегда Ты (СИ) - Летова Мария
Блаженство…
— Ммм?.. — отзываюсь безразлично.
Кажется, у нас случился тот самый поцелуй с последствиями.
Мне сейчас на всё плевать. Хочу просто мурлыкать.
— Что у тебя там по дням для залёта? — устало интересуется Паша, целуя мой лоб.
— Не знаю… — отвечаю честно, целуя его грудь.
У меня вообще цикл непостоянный.
— Ну, вот кто бы сомневался… — юродствует он, укладывая мою голову на свой бицепс. Поднимает пальцами мой подбородок и целует мой нос, безошибочно найдя его в темноте. — Я удивлён, что ты знаешь, откуда дети вообще берутся…
— От розовых единорогов?.. — фыркаю, жмурясь от счастья.
— Ага, почкованием.
Хихикаю.
Паша выдыхает и откидывает голову на подушку.
Я не хочу спать. Не хочу проспать ни одной минуточки. А ещё мне кажется, его что-то беспокоит, потому что он не расслабляется. Он напряжён.
— Я выпью таблетку и всё… — говорю тихо, найдя самую очевидную причину его состояния.
— Какую таблетку? — выныривая из своих мыслей, спрашивает Благов.
— От беременности…
— Замахаешься их пить… — сообщает он, протирая рукой глаз.
— О…да?.. — нахожу я нужным спросить.
— Да.
Поразительное легкомыслие, но мне, если честно, пофиг. Стать матерью в двадцать четыре? Это не рановато? А Паше тридцать два. Я не думала о детях вообще, поэтому у меня пока никаких соображений.
Посчитав тему исчерпанной, Паша вновь погружается в молчание. Мои веки против воли тяжелеют. Это был супер длинный день. Но, теперь всё хорошо.
— Почему…ты пришёл? — тихонько спрашиваю я, нежась в тепле и безопасности.
Его пальцы глядят мои позвонки. Я даже повеселиться не могу, так мне хорошо.
— Хотел тебя пожалеть… — тихо и отстранённо говорит он. — И еды принёс.
Улыбаюсь, сникая на глазах. Я сейчас отрублюсь. Нужно…завести будильник. У меня же нет телефона…
— КАтёнок… — спрашивает Благов, прижавшись губами к моему лбу.
— Ммм?
— Ты знаешь, кто мои родители?
Не припоминаю.
— Президенты?.. — мурчу, засыпая.
Паша подозрительно молчит.
Глава 19
Болтаю ногой, ощущая на коже ласковое касание обеденного солнышка. Листаю мышкой график учебного процесса, чтобы сделать вид, будто над чем-то работаю.
На самом деле я думаю о Благове. О чём же ещё мне думать?
Он приедет за мной в два. Сейчас почти половина первого.
Вздыхаю, подперев рукой подбородок.
Он уже выехал? Такие пробки…
Солнце заливает помещение кафедры, струясь через большие окна старого здания. Ему почти восемьдесят лет. Оно, как и многие другие постройки тридцатых годов, наследник итальянского Возрождения с поправкой на «советскость». В общем, здесь царят огромные окна (из-за которых зимой жуткая холодрыга), коридоры и арки. Поскольку я люблю старые здания и мне интересно всё на свете, я изучала его историю, но там совсем ничего примечательного, кроме того, что в девяносто третьем году его передали на баланс моей альма-матер.
Поглядываю на часы, считая минуты, и восстанавливаю в голове свой цикл. Я отмечала дни в телефоне, но теперь эта информация ушла в чужие руки. Смотрю на потолок и прикидываю.
Это чудовищно, но я совсем не волнуюсь. Есть только один мужчина во вселенной, от которого я хотела бы родить ребёнка. Возможно, не прямо сейчас. Дети для меня что-то далёкое и абстрактное. Маленькие кричащие карапузы. С карими глазами и упрямыми пухлыми подбородками.
Кусаю губу, улыбаясь.
Слышу тактичное покашливание и мгновенно встряхиваюсь. Принимаю серьёзный вид и натыкаюсь на изучающий взгляд заведующего кафедрой. Непроизвольно тяну руку к персиковому шарфику, повязанному вокруг моей шеи. Ругаю себя, потому что этот жест ужасно кричащий о том, что я под ним что-то прячу.
Чувствую, что начинаю краснеть.
Вот чёрт.
Я под ним прячу два засоса. Благову нужно прекратить это делать.
Опять улыбаюсь, скрывая лицо за чайной кружкой.
— Катерина, как твоя методичка? — спрашивает Михаил Семёнович, надевая очки в толстой роговой оправе, чтобы лучше видеть, как я буду смущаться и изворачиваться.
Нас в просторном кабинете сейчас шестеро. А вообще пятнадцать.
Откашливаюсь и беспечно отвечаю:
— Уже отдала на вёрстку!
Это абсолютная ложь, но я вру иногда через силу.
Уголок обрисованных морщинками губ моего начальника ползёт вверх.
Ой-ёй.
Это значит, меня раскусили.
Прячу глаза, хмуря брови. Будто увидела в мониторе что-то чрезвычайно важное, но я не могу сдержать улыбки.
Мы оба знаем, что я закончу её в срок.
Я такая исполнительная.
Михаилу Семёновичу шестьдесят восемь. Это щуплый седой очень подвижный мужчина, обожающий свои старые костюмы, которые были пошиты, судя по всему, ещё в семидесятых. Мне кажется, он, эти костюмы и это здание находятся в единой плоскости времени и пространства.
Он профессор с целой вереницей лавров и гордость нашего ВУЗа. Он был моим дипломным руководителем, и он сам выбрал меня. Я считаю это честью. Я так ему и сказала.
Думаю, мой выбор дальнейшего пути был во много предопределён его влиянием. Он подталкивал меня к аспирантуре еще в магистратуре. Это ужасно, но я иногда сажусь ему на шею. Он не чает во мне души, а я на полном серьёзе считаю его самым умным человеком на свете.
— Подойди-ка… — просит Михаил Семёнович, открывая ящик своего стола.
Встаю незамедлительно и оправляю юбку своего нежно-бежевого шифонового платья. У него короткие рукава-фонарики, двубортный воротничок и ряд больших обтянутых тканью пуговиц по центру. Я его обожаю и причисляю к категории «деловой» одежды в своём гардеробе. Оно очень лёгкое и струящееся. Если мимо проедет машина на сверхзвуковой скорости, все узнаю, какого цвета мои трусы.
Благов улыбнулся сегодня утром, когда я его надела, но мы проспали, и я была в агонии, боясь опоздать, поэтому не спросила, что такого смешного он увидел.
По рукам бегут мурашки, когда я вспоминаю, как проснулась сегодня на нем. Он позволил мне совершенно безнаказанно вскарабкаться на себя во сне, поэтому мы спали как две восхитительные кильки в банке. Очень-очень тесно. Кожа к коже.
Он не спал, а о чем-то размышлял, поглаживая пальцами моё бедро. Голый и расслабленный. Его татуировка похожа на кольчугу, мне безумно нравится, как она смотрится на его теле. Таком тёплом и красивом с огромным утренним стояком, о котором я с радостью позаботилась.
Ммм…
Я была очень сонная, а Паша был до невозможности нежен. Это было очень медленно, и он опять в меня кончил. Я не понимаю, что мы такое творим, но я доверяю ему во всем. Даже его простое присутствие в моей крошечной комнате (от чего она стала еще крошечнее) дало мне щемящее чувство защищенности. С ним я хоть нараспашку могу дверь оставить и выкрикивать прохожим оскорбления из его объятий. Он всех чудовищ победит, мой прекрасный принц.
Вообще, сегодня утром я чувствовала себя так, будто за старой парадной дверью института меня ожидают НКВДшники с обнажёнными паяльниками. Мне кажется, все здесь в курсе моих вчерашних…злоключений и все здесь считают меня идиоткой.
Отличный день, чтобы девушке начать всё сначала. Я имею в виду свою профессиональную репутацию.
— Я слышал, ты вчера с честью сражалась… — замечает Михаил Семёнович, чем вызывает во мне острый приступ стыда.
Оглядываюсь, надеясь, что нас никто не слышит. Разумеется, нас слышат все.
Краснею и разглаживаю ладонями юбку.
— Ну… — неуверенно мямлю я, вспоминая, как неслась с воплями по газону. Счастье, что я не попала в ТикТок или на Ютуб. — Не то чтобы с честью…
Он ласково мне улыбается и извлекает из ящика большую подарочную коробку, набитую цветами и разноцветными печеньками Макарон…
— Знаешь, что сказал Дед Мазай зайцам?.. — спрашивает мой чуткий начальник, протягивая мне коробку.
— Ох…не припоминаю… — бормочу, ощущая прилив признательности за этот простой жест.
