Ты, как снег на голову (СИ) - Иванова Ника
Стаховский сидел на краешке стола, а незнакомый высокий русоволосый, слегка кудрявый мужчина стоял спиной к двери, закрывая Андрею обзор. Он наклонился чуть вперед, то ли целуя шатена, то ли что-то шепча на ухо, его правая рука легко скользила по внутренней стороне бедра Стаховского. Андрей что-то тихо говорил по-английски, а незнакомец также тихо, интимно посмеивался.
— Алан, — громко из-за спины Стефана окликнул незнакомца Артём. Тот нехотя повернул голову. «Красавчик», — пронеслась мысль в голове замершего Стефана. — «Вполне во вкусе Стаха».
— Tapineuse?[7] — Алан плотоядно оглядел притягательную высокую фигуру брюнета, вошедшего в кабинет. Парень был одет в облегающие чёрные ровные брюки. «Какой чертовски красивый мальчик! Новая рыбка в клубе?» — подумал мужчина, и чуть не облизнулся. Но парень перевёл на него злой взгляд горящих зеленых глаз, и спокойно сказал на безупречном французском.
— Ferme la bouche![8] — развернулся, и вышел за дверь, оставив сердитого Артёма.
— Стефан! — Андрей пришел в себя, и опрометью кинулся за любовником, но был удержан Троицким. Тот толкнул его назад в кабинет.
— Не сейчас! Раньше надо было думать! Это я знаю, что у вас с Карелем шуточки, а кто-то другой воспримет это так, как оно выглядит!
— Что делать, Тёмыч? — Андрей стоял растерянным посреди кабинета.
— Я пойду к нему и попытаюсь всё объяснить. И ещё. Идите в зал, через десять-пятнадцать минут будет финал концерта, воздушный номер. Вам надо посмотреть.
— Что я там не видел? — помотал головой Андрей, а Артём улыбнулся.
— Наш звездун сломал ногу три дня назад. Вместо него будет выступать Стефан. Я думаю, что он хотел сделать подарок для Вас, шеф, — сказал и вышел, оставив ошеломленного Стаховского.
— Что это было, мой друг? У тебя появились такие темпераментные рыбки? — весело задал вопрос француз, до сих пор молчавший.
— Алан, тебе никто не говорил, что иногда лучше помолчать?
— Только что мне сказал твой зеленоглазый красавчик! Твоё новое приобретение?
— Мой любимый человек, Карель. И, ещё это внук твоего босса! И ты только что обозвал его шлюхой.
— Ты шутишь? Этот парень — Стефан Горовиц, которого вот уже полгода ищет самое крутое детективное агентство, нанятое Марселем Сен-Пьером? Они потеряли следы парня в Москве, а он здесь, в твоём клубе, — констатировал Алан Карель, правая рука Марселя.
— Они с твоим Троицким друзья детства. Вместе летели из Штатов, и Артём пригласил его поработать у нас, охранником. Мы уже здесь познакомились.
— Парень — гей?
— Нет. Я почти полгода за ним бегал, пока завоевал. Я у него первый и надеюсь последний. Алан, если через твои поцелуйчики-обнимашки я его потеряю, тебе не жить. Пошли в зал, — устало закончил Стаховский и пригласил своего гостя на выход. В коридоре Алан махнул рукой, что догонит. Он достал телефон, набрал номер и стал нетерпеливо ждать ответа.
— Марсель! Добрый вечер. У меня есть для Вас великолепный подарок на Рождество.
— …
— Я нашел вашего внука! В Санкт-Петербурге, в клубе моего друга.
— …
— Завтра вечером? Я буду ждать. — Алан Карель удовлетворенно кивнул, словно собеседник мог его видеть, и отключился. Одной проблемой стало меньше, а то босс в последнее время рвал и метал. Ян Горовиц не хотел ему помочь, и мужчину вполне можно было понять. Марселю нужен был наследник, хотя Алан был уверен, что старик больше хочет заполучить внука, чем преемника.
— Стефан, я прошу тебя не спеши с выводами, — тихо сказал Артем, входя в свою личную гримерку. — Это Алан Карель, давний приятель, сейчас компаньон в каком-то деле и старый любовник. Очень давний. У них давно ничего нет, да и тогда это была короткая интрижка двух похожих молодых парней.
— Я видел насколько давние, — прошипел Стефан, удивленный собственной реакцией. Он понимал, что в душе бушует ревность. Противное, нерациональное чувство. Если бы он остался в кабинете, то, скорее всего, кому-нибудь что-нибудь бы сломал. И не факт, что это была бы мебель!
— Поцелуйчики-обнимашки это дурацкая привычка Алана. Он так общается со старыми приятелями и потенциальными, и любыми другими своими любовниками. Это шутки и ничего больше, поверь мне.
— Ты так хорошо его знаешь, — спросил Стефан, садясь на диванчик и подтягивая ноги.
— Он уже второй год за мной ухлестывает, так что — да, я его хорошо знаю.
— Вы тоже были любовниками?
— Откровенно говоря, этот прохвост мне нравится, — сказал Артем, присаживаясь рядом и тоже пряча ноги под себя. — Но его любовником я быть не хочу, их у него слишком много. Я себя, все-таки, уважаю больше, чем хочу запрыгнуть к нему в постель. Если он остепенится, я подумаю, но… это из разряда чудес!
— Какого черта Андрей позволяет ему себя гладить? Меня это бесит.
— Это просто привычка. Андрей долгое время вел похожий образ жизни и просто не подумал, как это выглядело для тебя. Он сам испугался, когда ты вылетел из кабинета. Я удержал его. Сейчас не время для нервных разговоров, у тебя номер. Нужно спокойствие и собранность. На полотнах работают без страховки!
— Я уже спокоен, Тёма, не переживай, — выдохнул брюнет, обнимая друга за шею.
— Ты выслушаешь Андрея?
— Да.
Андрей подобрался почти к самой площадке, когда в зале погас свет, и только тонкий луч освещал два синих полотна. Зазвучала глубокая мелодия, приятный голос запел слова, что острием прошли по коже. В круг света вступил грустный парень, он нежно провел рукой по полотну, завернулся, закружился не спеша, словно ведя беседу с кем-то далеким, с кем-то, кто больше его не слышит. Так грустно, так проникновенно. Стефан словно не видел никого, только слышал мелодию, все больше отдаваясь ей. Он играл с полотнами, словно с живыми, то поднимаясь вверх, зависая на сильных руках, немыслимых петлях, то плавно спускаясь вниз. Мелодия вместе с ним, поднималась и стихала. Голос пел о потере, об утраченном шансе, а Андрей вспоминал растерянное лицо своего любимого. В тот момент он сам растерялся и не сразу оттолкнул Алана, приглашавшего его на праздники в Париж, прогуляться по злачным клубам. Полгода назад Андрей бы с радостью принял это приглашение, теперь же оно было ему ни к чему. У него был его Стефан. И теперь такая глупость! Для Алана это были его привычные шалости, но со стороны это выглядело не так весело. Мелодия вновь пошла выше, насыщеннее, сильнее. Слова теребили душу.
Опять приходит грусть, стучится страх В открытое окно моей души. А разум заблудился в небесах И возвращаться к сердцу не спешит. Судьбу мою держи в руках! Воспоминаний птица еще кружится в облаках И лунной ночью мне снится… Остались лишь слова — убежище теней И пустота на душе, как в комнате моей! Остались лишь слова там, где любовь жила… Боже мой! Остались лишь слова![9]Теперь Стефан работал на приличной высоте, где-то четыре метра, и почти не спускался вниз, заставляя сердце Стаховского замирать от страха. Он завороженно смотрел на движения гибкого, сильного тела, которое то застывало в напряженной позе, то стремительно переворачивалось, чтобы вновь застыть. Вот эмоции исполнителя начали все нарастать и нарастать, а полотна вдруг закружились и затанцевали в падающем в луче света белом снегу. Кружащаяся высоко под потолком одинокая фигура парня притягивала взгляд, как магнитом. Вот он плавно спустился вниз, затянул полотна на запястьях петлями и с места стал стремительно, рывками подниматься вверх, все выше и выше, словно стремясь догнать уносящуюся вверх мелодию. Полотна вслед за сильным телом наматывались на напряженные руки. Вот Стефан застыл на самом верху и… совершая быстрые перевороты, бросился вниз, вместе с мелодией застывая в метре от пола. Зал только успел завороженно вздохнуть, как парень вместе с последними словами плавно опустился на колени, безнадежно отпустив полотна и склонив голову. Мелодия смолкла, тишина и лишь искусственный снег укрывает фигуру в центре зала.
