Доступна и беззащитна (СИ) - Володина Таня
— Хочешь кончить?
— А вы хотите, чтобы я кончила? — я изобразила самую кокетливую улыбку из своего арсенала.
— Хочу, — ответил Юрий Георгиевич. — Ты так сексуально кончаешь, что я спускаю как подросток. Совершенно бесконтрольно.
Всё-таки он обаятельный.
— Ладно. Тогда помогите мне.
Он с энтузиазмом принялся массировать мне клитор и поддавать бёдрами. Я откинулась назад, чтобы он любовался моим напряжённым животом и маленькими сиськами, и запрокинула голову. Юрий Георгиевич задрожал и начал вбиваться уже по-взрослому, без поддразниваний. Он стонал всё громче и громче, его палец становился всё более грубым, и я тоже застонала, постаравшись, чтобы это прозвучало страстно, но мелодично. Яички в моей руке напряглись и подтянулись, я поняла, что он на грани, и вскрикнула. А потом несколько раз сильно и резко сжала влагалище. Юрий Георгиевич заревел, как лось во время гона, и начал кончать.
* * *Утром, после душа, пришлось смазать «рабочую зону» бепантеном. Ничего, натёртости быстро заживут. Я надела кружевное платье телесного цвета — не такое кукольное, как вчера, но более короткое и соблазнительное. Собрала волосы в небрежный узел и спустилась на кухню. Косые лучи утреннего солнца заливали уютное обжитое помещение, где мы обычно завтракали. Я тут же почувствовала голод, но ни кофе, ни яичницей с беконом не пахло. Да и поварихи не было. На кухонном столе вместо привычного завтрака лежала синяя коробка. Юрий Георгиевич, уже одетый в льняные брюки и летний пиджак без подкладки, сказал:
— Открой, это тебе.
Коробка была такой большой, что не поместилась у меня на ладони. Я с трудом её открыла и увидела серьги из жёлтого металла — золото это или дешёвый сплав, я не знала. На длинной изогнутой дужке покачивались плоские эмалевые диски с нарисованными голубыми цветочками.
— Тебе нравится? — спросил Юрий Георгиевич. — Это ирисы Клода Моне.
Хорошо, что я слышала это имя.
— Красиво. Мне нравятся импрессионисты. Спасибо.
Юрий Георгиевич самолично всунул гладкие прохладные дужки в дырочки на моих мочках. Потом объявил:
— Завтракать будем в ресторане на берегу.
Я удивилась:
— О, вы уверены? А если нас увидят?
— Ну и ничего страшного. В кои-то веки можно можно выйти из дома с девушкой? К тому же в восемь утра в воскресенье там вряд ли аншлаг. Пойдём через пляж.
— А вдруг вас поджидают папарацци?
— Притворимся, что ты моя внучка, — то ли в шутку, то ли всерьёз ответил Юрий Георгиевич.
Его слова неприятно меня царапнули. Мой дедушка в Овсяновке рыбу на продажу ловит, а не завтракает с девушками из эскорта. Мы вышли через задний двор прямо на песчаный пляж. Он был чистым и пустынным, только справа у дальней виллы под полосатым зонтом сидела молодая женщина с коляской, а слева, почти у самого прибоя, располагался скромный ресторанчик. Я много раз видела его с дороги, но никогда там не была: чужих без резервирования не пускали, а Юрий Георгиевич ни разу меня не приглашал. На веранде, заставленной кадками с пальмами, хлопотал седой негр в белоснежном переднике. Далеко в море ловили ветер спортсмены-кайтеры.
У Юрия Георгиевича зазвонил телефон. Он достал его, посмотрел на экран и сказал:
— Иди в ресторан, Хосе тебя встретит, я с ним договорился. А я немного задержусь, — и перешёл на английский язык, обращаясь к собеседнику.
Я направилась к морю. Когда ещё доведётся увидеть такую красоту? От простых людей она скрывалась за заборами пафосных коттеджных посёлков и элитных санаториев. Мелкий рассыпчатый песок хрустел под ногами, длинные травы на гребнях дюн клонились от ветра, солнце ласкало лицо. Пахло водорослями и сосновой смолой. Пронзительно кричали чайки, на берег накатывали и отступали волны, кайтеры вдалеке перебрасывались репликами.
Умиротворение.
У воды ветер усилился, и я обхватила себя руками. Зря я не накинула кофту, слишком прохладно для морских прогулок в тонком кружевном платье.
Я пошагала к ресторану по влажному песку. Заметив меня, негр Хосе замахал руками, что-то воскликнул и включил на веранде музыку. Над дюнами поплыло зажигательное «пасито а пасито, суаве суавесито». Я улыбнулась и тоже помахала Хосе в знак приветствия.
Как просто, мирно и удобно они живут. Как в раю. Нет, многие богатые люди выбирают активную жизнь, наполненную приключениями и тревогами, но большинство из них ведут скрытое комфортное существование. Почти пресное, не будь оно таким безмятежным и жизнерадостным. Я никогда не буду так жить. Не буду ходить на завтрак в ресторанчик Хосе, не буду гулять с ребёнком по чистенькому пляжу, не научусь кататься на доске, держась за стропы «парашюта». Наверняка это оборудование стоит кучу денег.
У меня другая судьба. Я накоплю на первоначальный взнос, возьму ипотеку и куплю двушку в хрущёвке. Перевезу дедушку, постараюсь найти поликлинику, где принимает компетентный кардиолог, и проживу свою единственную и неповторимую жизнь без Хосе и Клода Моне…
— Бери левее, идиот, тебя сейчас на берег вынесет! — закричал один кайтер другому. — Держись! Ох ты ж, твою мать!
— Грёбаный ветер! — согласился второй.
Их и правда вынесло к берегу. «Парашюты» синхронно сложились, плюхнулись в полосу прибоя и протащили парней по воде несколько метров. Переругиваясь и толкаясь, как пятиклассники, они выпутались из страховочных систем и побрели к берегу по колено в воде. Оба были в чёрных гидрокостюмах и шлемах. Оба — спортивного телосложения, только один среднего роста, а другой на голову выше. Периодически они ставили друг другу подножки и устраивали на мелководье шутливый бой. Лиц я рассмотреть не могла, солнце било прямо в глаза.
«Де-спа-сито»… — донеслось страстное со стороны ресторана.
Я отвернулась от спортсменов, внезапно осознав, что слишком долго и неприлично на них таращусь. Эти ребята казались абсолютно счастливыми, словно ни одна беда, ни одна даже самая маленькая проблема этого мира их не касались. Я остро и мучительно позавидовала их беззаботности.
Но что-то заставило меня остановиться. Что-то неуловимо знакомое, что я увидела не глазами, а другим органом: своей натренированной чуйкой или… своим неопытным сердцем.
«Пасито а пасито»…
Я знала перевод: шаг за шагом. Мед-лен-но.
Я медленно обернулась. Парни стояли и смотрели на меня. Потом сняли шлемы. Ветер растрепал тёмные кудри и бросил мокрую русую чёлку на стальные глаза. Серьги мои качнулись, ледяные эмалевые диски задели шею, и я вся покрылась мурашками.
20. Принцип Кохановского
Я заметила изумление в глазах Кирилла. Он чуть побледнел, словно и правда увидел утопленницу, лицо его вытянулось. Но почему-то его реакция меня интересовала меньше, чем реакция Молчанова. Тот был спокоен и только немного раздосадован. Его губы чуть искривились, на лоб набежала хмурая тень. Он смотрел на меня так, будто спрашивал: «Что ж ты не выполнила приказ? Тебе заплатили деньги и попросили держаться подальше от тусовки олигархов, а ты шляешься по Северным Дюнам, как по родной Овсяновке».
