Его любимая крошка (СИ) - Богатенко Наталия

— Что с тобой, девочка? Что? Что ты? — растерянно бормочет, и прижимает мою голову к своему плечу, ласково поглаживает вдоль позвоночника.

Не могу вымолвить ни слова, в сознании полный кавардак, и бьется единственная мысль. Подонок, предатель… Как он посмел так нагло мне лгать, называть любимой, и позволять этой гадине виснуть у него на шее?!

Но плакать я не стану. В таком состоянии скорее способна удушить кого-нибудь, вот так, голыми руками. Судорожно охватываю деда за спину, и прячу лицо на его груди. Я хочу одного — остаться одна, нажраться снотворного и уснуть, чтобы без сновидений, крепко, до утра.

— Всё нормально, деда, — собравшись с силами, шепчу, и натянуто улыбаюсь ему, подняв голову. — пойдём, дерябнем по пять грамм? Настроение паршивое…

— Где ты была? — грозно сдвигает брови, и я отвожу взгляд, чтобы не выдать, как мне сейчас хреново, беспечно пожимаю плечами.

— Прости, забыла предупредить, что задержусь. У Ляли была. — почти правда… — не сердись.

— Да? — сомневается старый, и мы идем к лестнице по темному коридору. — Ольга тебе, никак, в душу плюнула?

— Да так… Повздорили немного.

— С Русланом? — в лоб спрашивает он, и у меня нет сил врать и изворачиваться.

Хмуро киваю, и быстро спускаюсь вниз, опередив своего Иваныча. Вот только не надо расспросов и нравоучений, на душе и без этого, словно кошки нагадили. Дедушка тяжело подходит и отбирает бутылку с виски, из которой я уже успела порядком глотнуть. Водружает её обратно в бар, и сурово говорит:

— Послушала бы меня, и жила б припеваючи. Не знаю, что уж там приключилось меж вами… Но вот что я скажу. Не стоит он твоих слез, Алисонька, таких, как он, в твоей жизни будет с лихвой, на каждого не хватит сердца. Забудь о нем, плюнь и разотри, прижги эту гнилую рану сразу, не давай слабину. Не позволяй втаптывать себя в грязь, ты ведь моя внучка! А в нашем роду не было слюнтяев.

Глава 11

— Проходи, осторожнее, здесь немного не прибрано. Не ждала гостей. — смущенно произнесла Юрмала, посторонившись, и впустив гостя.

Квартиру она снимала, в той, где жила, шел ремонт, и Рус не смог сдержать усмешки. Повсюду царил хаос, брендовые вещи небрежно висели на спинках стульев, громоздились посреди дивана, занимали кресла. Юма никогда не отличалась любовью к порядку, в этом плане она не изменилась.

На какой-то миг мужчине показалось, что он вернулся на десять лет назад, в то уютное гнездышко на берегу моря, где они с Юрмалой провели счастливое лето. Тогда она была милой юной девчонкой, они только познакомились и арендовали пляжный коттедж. Да, в то время Юма еще не устраивала ему диких сцен ревности, не швыряла посуду об пол, и не запиралась в ванной, чтобы позлить его и заставить поволноваться.

Видимо, что-то на лице Соколова вызвало у Юрмалы догадку, о чем он сейчас думал, и женщина, мягко тронув его плечо, тихо сказала:

— А помнишь, однажды, в такой же звездный вечер, мы стояли у распахнутого окна и прощались… Ты улетал в Москву, устав от меня, а я… — у нее слетел вздох, глаза заволокло печалью, — я не знала, что мне делать, но не могла найти нужных слов и удержать тебя.

— Это было давно. — снисходительно отозвался Руслан, прикурив неизменную «Макинтош», и искоса взглянул на Юму. — молодые мы были, глупые. Весь мир лежал у наших ног, а мы не сумели его завоевать.

— Ты разве не доволен своей жизнью, Руслан? — удивилась Юма, откинув со лба густую белокурую челку, и присела на подоконник, уперев руки позади. — у тебя есть всё, о чем ты мечтал, свой бизнес, банковские счета с немалой валютой, ты можешь получить любую женщину. Впрочем…

Она гортанно рассмеялась, возбужденная тем, что они наедине, в захламленной чужой квартире, а за окнами сгущался сизый сумрак.

— Бабы тебя всегда любили, а я жутко бесилась от ревности, даже если ты просто кидал взгляд на кого-то случайно.

Обсуждать прошлое Руслан не хотел. Стряхнул пепел в цветочный горшок с засохшей лилией, и поинтересовался:

— Жлобин больше не объявлялся?

— Лично нет, — с усмешкой промолвила Юма, и, отобрав у него сигарету, глубоко затянулась, — прислал курьера с корзиной цветов и записку с извинениями. Приглашал поужинать вместе.

— Согласилась?

— Да зачем мне это? — пожала она точеными плечами, и улыбка растаяла на чувственных губах. — ты знаешь, Руслан, что я не падка на удовольствия и с сомнительными личностями дел не имею. Я должна, тебя как следует отблагодарить. Останешься на ужин? Я сейчас быстренько тут всё приберу, и приготовлю что-нибудь из твоего любимого.

Ответить он не успел, в кармане затренькал телефон. Рус посмотрел на дисплей, и вышел в коридор. После его ласкового приветствия Алиса выдала таким холодным тоном, что в его глазах вспыхнуло недоумение:

— Надо встретиться. Поговорить! Я жду тебя ровно час в нашем кафе. Если не приедешь, можешь считать, что меня нет!

— Подожди, — торопливо прервал он, шагнув к двери, — в чем дело, твою мать?!

Но упрямая девчонка уже сбросила вызов.

Выполнять глупые капризные приказы Крошки он не желал, ибо никогда не позволял женщинам командовать собой, но ноги уже несли в подъезд, а сердце тревожно сжалось. Что-то стряслось, он чувствовал, Лиса была не просто на взводе из-за очередной блажи. Крикнув Юрмале, что ему срочно надо уехать, Руслан спустился во двор и нажал на брелок. Вместе с мелодичным звуком разблокировки джипа раздался телефонный звонок.

Он уже собрался рявкнуть, что едет, но на экране высветилось имя няни. Дарья, икая от волнения, сбивчиво сообщила, что у Маришки высокая температура, и Соколов велел ждать его приезда. Алиса подождет, куда важнее его дочь.

Сев за руль, мужчина ткнул на гаджет контакта, но, к своей досаде, услышал, что «абонент отключен».

— Блять, как всё вовремя… — сквозь зубы пробормотал он, сорвавшись с места на бешеной скорости.

Он не любил больницы не потому, что его пугал специфический запах лекарств, необходимость говорить тихо и длинные очереди в коридорах, где приходилось часами сидеть и ждать. Просто сюда Руслан приезжал лишь в самой крайней необходимости, суеверно считая, что тяжелая аура клиник способна подавить в человеке всякую силу воли.

Да чё там… Он ненавидел больницы, ибо они вызывали стойкое неприятие, ассоциируясь почему-то со смертью или безнадежностью. Педиатра вызвали на дом, и несколько минут, что доктор провела в детской, Соколов не находил себе места. Наконец, Татьяна появилась на пороге, и следом выскочила Маринка, тут же бросившись к Дарье.

Он шагнул навстречу молодой женщине в белом халате, наброшенном поверх облегающего платья, и она ободряюще улыбнулась, уловив на лице мужчины беспокойство.

— Не о чем волноваться, обычная реакция организма. У Вашей дочери зубки режутся, обычно к пяти годам молочные меняются на постоянные. Ничего страшного. — заверила доктор, и протянула ему вырванный из блокнота лист, исписанный убористым почерком. — вот, купите эти препараты, если будут у Маришки болеть десны. Можно использовать гель, но мы не рекомендуем слишком увлекаться медикаментами. Лучше дайте девочке пососать что-то холодное, например, ложку.

Дарья с облегчением вздохнула, прижимая к себе Маринку, которая корчила рожицы. Ничуть не хныча от ноющей боли. Рус кивнул няне, велев проводить врача к двери, и присел перед малышкой.

— Ну, что, принцесса, слышала? Никакого мороженого и шоколадок, пока не вырастут зубы. Пойдём-ка, уложу тебя баиньки, Даша уже пожаловалась, что ты не спала ночью.

— А ты полежишь со мной? — хитро прищурила синие глазенки Маришка, крепко сжав его руку крохотными пальчиками.

Они двинулись наверх, Рус подхватил девчушку и усадил себе на плечи.

— Полежу — полежу, а то знаю я тебя, лису. Только за дверь, начнешь беситься.

— А Алиса когда приедет? — требовательно спросила Марина, наклонившись вперед, и пытаясь заглянуть в лицо отцу.