Клубничное искушение для майора Зубова (СИ) - Зайцева Мария

Я не выдерживаю напора, стону прямо ему в рот, пытаясь тоже двигаться навстречу. Дергаю руки, стараясь освободиться, потому что очень уж хочется его обнять. Вернее, не обнять! Поцарапать хочется, провести ногтями от затылка, вниз! Я уже сегодня это делала, но мало! Очень мало! Надо еще!

Но Зубов не выпускает, полностью обездвиживая, навалившись на меня, и яростно трахает, доводя до исступления, несдержанных визгов и громких стонов.

Мне так хорошо, невероятно просто.

Он не ласкает вообще никак, просто двигается. Просто имеет. А я кайфую, мне этого даже хватает!

Да что же за наркотик такой с ним?

Невозможный! Голова отключается, становится чистой-чистой, и это, конечно же, недостойно будущего ученого. А я это планирую, амбиции-то ого-го…

Но в этот момент я понимаю тех женщин, которые бросают все: карьеру, возможность самореализации, и становятся домашними кошечками, готовыми ухаживать за своим котом до конца дней своих… Потому что, если они регулярно такое получают… Может, и не надо ничего другого? Все равно ни одной мысли в голове после этого не задержится…

Зубов привстает, наконец-то отпускает мои запястья, но лишь для того, чтоб одним движением перевернуть меня на живот и придавить голову к постели.

Поза самая развратная, самая подчинённая, задницей кверху, тяжелая лапа давит на шею и затылок, прижимая и не давая даже взглянуть на имеющего меня мужчину.

И это дополнительно заводит. Настолько, что я вою на одной низкой ноте, как самая примитивная тварь, и кончаю, многократно сокращаясь на члене своего мужчины.

Невероятный кайф. Невозможное поведение. Однозначно, недостойное будущего академика. И, быть может, Нобелевского лауреата… Но, черт… В эти мгновения мне плевать на это.

Распределение ролей

— Я хочу познакомиться с дочерью.

Ну что же… Этого следовало ожидать. Когда у мужика сперма от головы отступает, то происходит просветление. Типа.

Ну и желание доминировать, только что с успехом опробованное в постели, грамотно распределяется за пределы. Допустимого.

У Зубова этот процесс быстрый. Очень даже.

Еще толком отдышаться не успел, а уже права качает.

Но я к такому, в принципе, была готова. Правда, не так скоро, голова все еще в тумане, мысли путаются, но ничего. Как раз и повод встряхнуть с ушей сладкую вату.

— Как ты себе это представляешь?

Голос я не повышаю, удивления не выказываю. И не отказываю.

Зачем?

Стоит сейчас сказать свое «нет», и начнется фейерверк с котятами. Зубова у нас не просто так Машка бревном тупым прозвала. Есть у него чудесное качество деревенеть, когда ему нужно добиться своего.

А в состоянии дерева мыслительный процесс прекращается.

Мне оно надо? Нет, конечно. Такая чудесная ночь. Вечер, вернее. За окном — весенняя Москва, у меня в постели — шикарный мужик… Зачем сейчас кошкой шипеть? Успею еще…

Тем более, что такая тактика не помогла, помнится… Ну, пошипела я кошкой при встрече с первой своей любовью. Ну, поупиралась, когтями почертила… И что? И все равно в постели с ним оказалась.

А могла бы раньше, если б не выделывалась. Столько кайфа упустила…

В очередной раз обозвав себя циничной тварью, я мягко улыбаюсь, покачиваю голой пяткой, помня, что Зубову почему-то мои ступни очень даже нравятся.

Ловлю на этом своеобразном маятнике внимательный взгляд, усмехаюсь про себя. Вот-вот… Смотри, гипнотизируйся. А то, тоже мне… Брутальный самэц…

— Нормально я себе это представляю, — Зубов, судя по всему, ожидавший от меня фейерверка, кажется разочарованным, — просто поеду с тобой… И все.

— Прямо поедешь? — я не прекращаю качать ногой, но еще и чуть выгибаюсь. Чтоб задница, ненадежно укрытая простынкой, призывно оттопырилась. Судя по тому, что сверху на простынь тут же падает тяжелая пятерня, Зубову нравится моя инициатива. Давай, капитан, или кто ты там? — не важно… Давай успокаивайся уже.

Не к месту разговор.

Не хочу я сейчас.

Слишком хорошо. Слишком сладко. Раз уж я отпустила поводья своей совести и благоразумия, то надо использовать отведенное мне время по максимуму. И не разборками его занимать.

Пустыми и ненужными.

— Да, прямо поеду.

Ладонь поглаживает поощрительно и многообещающе. Как кошку ласкает. Типа, хорошо себя ведешь, дай за ушком почешу… Меня это должно выводить… Но пока нет. Все тело, как ватное, амебой расплываюсь… И ладонь его очень удачно лежит…

Но надо все же привести его в чувство. Хотя бы для того, чтоб лишнего не думал. Или думал, но в правильном направлении.

— Антон… — переворачиваюсь, преодолевая сопротивление тяжелой лапы, сажусь на кровати, красиво и невинно драпируясь простынкой в стратегически важных местах, — Соне три года. Она уже все понимает и много чего помнит. В каком качестве ты хочешь с ней знакомиться?

— Как в каком? — он смотрит на меня, задерживая взгляд на груди, надолго. Но затем переводит взгляд к глазам. И черт… Кажется я недооценила Зубика! И переоценила себя. — В качестве отца.

— То есть… Ты собираешься увольняться со службы? — игры кончились, говорим серьезно. Черт… А такой был хороший вечер…

Зубов моргает.

— Нет.

— Тогда каким образом ты собираешься оставаться в ее жизни? А, может, не собираешься? Может, ты думаешь, что приедешь, весь такой красивый, скажешь трехлетнему человеку, что ты — ее отец, а затем опять уедешь?

— Я не собираюсь… Уходить из ее жизни! — рявкает неожиданно Зубов, но я не подаю вида, что напряглась. Потому что не напряглась. У женщины, в одиночку воспитывающей ребенка, нервы, как стальные канаты, чтоб вы знали. Не рвутся, только натягиваются и звенят. Их мужским рыком не пронять.

— Тогда повторный вопрос: как ты себе это представляешь?

Зубов дышит, раздувая ноздри, смотрит на меня напряженно.

— Если ты думаешь, что я сейчас тебе подскажу линию поведения, то глубоко заблуждаешься, — я встаю, уже не пытаясь сделать красивый вид, заматываюсь в простынь, иду к столу, где стоит бутылка с водой, — пить будешь? Ну, как хочешь…

Простые действия отвлекают немного, занимают время, дают возможность Зубову успокоиться и прийти в себя. Судя по нелепому разговору, мозги все же в полном объеме из члена не вернулись. Сначала тестостерон прискакал. Вот он и диктует тупые вопросы и идиотские решения.

К чему этот разговор?

Только портит все.

А могли бы сейчас сексом заняться…

— Слушай… Я пока еще не могу… Понимаешь, у меня работа, и то, что я узнал… Это пиздец, как серьезно для меня. В любом случае, я не могу оставаться в стороне. И не хочу.

Ничего нового. Кроме, пожалуй, мрачной решимости принимать участие в нашей с Сонькой жизни. Это, несомненно, плюс.

Многие мужики, узнав, что где-то там растет его плоть и кровь, просто пожмут плечами и будут жить дальше. Особенно, если женщина ничего не требует и не светится на горизонте.

И то, что Зубов хочет познакомиться, хочет свое место в жизни Сони, это хорошо. Наверно.

И я, может, и не против.

Но опять же, не в том виде, в каком это все есть сейчас.

Зубов сегодня здесь ловит преступников, а завтра — на Северном полюсе. Или в Южной Америке.

Зачем ребенка тревожить ради минуты общения. Как я ей потом буду объяснять постоянное его отсутствие? Это для Зубова просто: нарисовал в голове идеальную картинку встречи с дочерью, и все. Типа, он все решил.

А о том, что с ней надо разговаривать, надо общаться, о том, что она — человек, со своим характером, мыслями, желаниями, эмоциями, а не красивая зверушка, мысли нет.

И не надо тут про отцовский инстинкт. Людей с математическим складом ума такой фигней не напаришь.

Нет у мужчин инстинкта отца. Он приобретенный, а не врожденный.

Так что… Только его решение, приобретать или нет.

А мое решение — допускать ли в жизнь дочери человека, который исчезнет через пять минут.

— Я понимаю. И не собираюсь препятствовать. — Правильно, слова «нет» не говорим… Незачем будить зверя, — но ты сам подумай о том, что будет дальше.