Проданная (СИ) - Шарм Кира
Но это…
На такое я не способна даже ради Маши! Я не могу!
«Раньше надо было думать» — добивает меня здравый смысл внутренним голосом.
Конечно, раньше. В этом мире договоренностей не меняют и на попятные не идут.
Но я даже от Санникова не ожидала вот такого!
— София, — металлический голос звучит хрипом.
Заждался. Вон, член издергался весь перед моим лицом.
— Посмотри на меня, София.
Ничего человеческого в голосе. Один подавляющий приказ. Властный. Металлический. Холодный.
И если раньше я могла хоть как-то ему сопротивляться, сохранять себя, то теперь, полностью голая на коленях перед его членом. Не могу.
Неужели этот человек будил когда-то во мне безумную страсть? Неужели его я считала идеальным рыцарем, отдав ему свою первую трепетную влюбленность?
Он сломал меня уже дважды. Обломал тогда впервые начавшие резаться крылья, когда даже не перезвонил, чтобы хотя бы поинтересоваться, как я себя чувствую и потом, после той ночи.
Теперь уже добивает. Крушит. Размалывает в жалкий песок.
Он просто чудовище! Как я могла думать, что смогу продержаться?
— София.
Вижу, как огромные руки сжимаются в кулаки. До хруста… Ударит? Этого я боюсь гораздо меньше, чем всего остального.
Медленно поднимаю голову, встречаясь с его глазами. В моих больше нет вызова. Я уже почти мертвая кукла. Можешь праздновать свой триумф! Тебе за час удалось перевернуть во мне все, что только возможно.
— Твою мать, — резко, сквозь зубы.
Руки хватают меня за подмышки и резко дергают вверх.
Прижимает в себе, так близко, что я будто под кожей… внутри ощущаю его огромный каменный член, упирающийся в мой живот.
Скулы саднит от боли, так жестко он их сжимает.
И пламя ненависти, злобы в глазах и еще чего-то совершенно бешенного, безумного. Как будто он теряет контроль. Становится животным. Разгоряченным, неспособным ни слушать, ни реагировать адекватно.
— Я ведь давал тебе шанс, София, — цедит сквозь зубы, сквозь сжатые до предела челюсти. — Два шанса. Для меня это запредельно много. Обычно и одного не даю. Так чего теперь ты корчишь из себя жертву? Ты все выбрала сама.
Отпускает мое лицо, проводит руками вниз по телу, слегка прижимая.
И того, что бушует сейчас в его глазах, я даже близко понять не могу.
Там грозовые волны.
Почерневшее серебро, яростные вспышки.
Будто растрескивается все, крушит вокруг себя на расстоянии километра. Они полыхают, эти дьявольские глаза. Как и опаляющее меня рваное дыхание. Будто вулкан у него внутри и только какие-то секунды отдаляют от взрыва, что камня на камне по себе не оставит.
Рывком дергает за бедра вверх.
Прижимает к себе так крепко, что трещат ребра.
Закидывает мои ноги себе за спину, заставляя обвить его сзади.
Теперь я снова все распахнутая перед ним. На максимум. Чувствую, как его каменная, огромная, дергающаяся жаркая головка упирается прямо в мой вход. Надавливает, жадно пульсирует. А я — раскрыта до предела…
И не хочу к нему прикасаться, но невольно впиваюсь пальцами в плотную ткань пиджака. Так сильно, что до мяса обламываю ногти.
Прижимает меня крепче, делая шаг вперед.
И я чуть скулить не начинаю, когда давление его члена становится болезненным, почти проникая в меня.
Возможно, если бы он с этого начал, я бы реагировала иначе. Наверное, просто бы смирилась и, сжав зубы, пережила бы это. Но теперь мне хочется орать. Теперь, после того, как стояла на коленях, меня захлестывает.
— К…куда? — хрипло, как будто и правда орала и сорвала голос, выплескиваю из горла будто деревом застревающие в нем слова.
— Ты не приняла душ, хоть было сказано приготовиться, — цедит сквозь зубы Санников. — Да и я не успел.
В глазах темнеет, я даже не замечаю, куда он меня несет.
Все, что сейчас способна чувствовать, это его упирающийся в меня член, с каждым шагом опасно и болезненно прижимающийся, почти проникающий вовнутрь.
Толкает ногой какую-то дверь, чуть не пронзая меня этим движением насквозь, от чего приходиться закусить губы до крови, чтобы не зарычать.
Отвратительное чувство — он может лишить меня девственности, вот прямо так, на ходу, ворвавшись со всей своей яростью, а я с каждым его шагом сжимаюсь все больше и больше, понимая, что это может произойти в любой момент, что я совершенно беспомощна и ни на что не способна влиять.
И это — новое издевательство! Лучше бы повалил меня в постель и сделал бы все сразу, быстро. А так я трясусь от каждого движения, особенно, более резкого.
— Так нравлюсь? — ехидно прищуривается, опуская голову так, что его глаза становятся совсем рядом с моими. Даже ресницы соприкасаются. — София, ты так в меня вцепилась, что не отодрать. Хоть руки обрубай.
Даже не заметила. С трудом разжимаю побелевшие руки, понимая, что не слушаются и болезненно саднят.
Санников, как куклу, опускает меня в ванную, отрывая от себя мои сведенные как судорогой вокруг его бедер ноги.
Резко дергает рубашку, обрывая пуговицы. Она летит прямо на пол, как и его брюки вслед за ней.
Забирается ко мне, и я еще сильнее съеживаюсь.
Какой же он огромный! Я кажусь рядом с ним просто крохотной Дюймовочкой!
Еле достаю до широких плеч.
Замерев, наблюдаю за тем, как играют на его широкой груди мышцы. Как у хищника, что готов бросить и растерзать свою добычу. Становится как-то по животному страшно. Как напряжены кубики пресса на его животе. Мельком скольжу по нереально огромному члену, плотно к нему прижатому, скрывающему пупок.
В нем все такое. Играющее сталью и безумной мощью. Даже в глазах все время переливается эта бешеная сила, способная раздавливать и крушить. Он подавляет каждой частью своего тела. В каждой черте ощущается мощный, ураганный напор, заставляющий бежать со всех ног или подчиняться…
Рывком дергает, разворачивая к себе спиной.
Давит на спину, и мне ничего не остается, как упереться руками в стену, чтобы не упасть.
Заставляет прогнуться перед ним, выгнуться так, что я снова оказываюсь все открыта перед ним, вся нараспашку.
Не замечаю, как дергает кран, только чувствую, как мощный поток воды сразу же обрушивается на меня сверху.
Его кожа опаляет мою спину, член упирается в ягодицы и даже вода не смывает этого дьявольски мощного запаха его тела. Горького, резко-пряного, дурманящего голову в один миг. Запаха зверя, что готов броситься на свою добычу, что не отступит от своих оголенных инстинктов. Он действует мгновенно. Как паутина на муху. Заставляет утопать в этом запахе, теряя волю и способность противостоять, даже двигаться.
— Раздвинь ноги, София. Шире, — опять бьет по оголенным нервам приказ. Яростный. С еле сдерживаемым напором. — Раздвинь, я сказал!
И они будто сами разъезжаются по скользкой поверхности ванной.
Резким ударом впечатывается в меня бедрами. Жестко, болезненно, так, что его член выпрыгивает с моей стороны, прижимает мой лобок.
Двумя пальцами резко раздвигает и без того болезненно ноющие потяжелевшие складки и придавливает их своим огромным орудием, начиная с безумным нажимом яростно двигаться вверх-вниз. Он сдавливает все внутри. Обжигает, заставляет полыхать. До ярких вспышек перед глазами его член прижимает и скользит по разбухшей горошине клитора, по всем складкам.
Надавливает на поясницу, заставляя выгнуться еще сильнее, на максимум. До боли сжимает ягодицы, раздвигая их в стороны.
Его пальцы резко толкаются туда. Сразу двумя, сразу на полную длину.
И вспышка резкой боли будто меня ударили в грудь. Так, что дышать невозможно. Выбивает горючие слезы, тут же наполнившие глаза.
Прокусываю губу, тут же ощущаю соленый запах крови. Не знаю, каким чудом мне удается не заорать.
Счесываю остатки ногтей о кафель стены.
И выдыхаю лишь тогда, когда отстраняется. Когда перестаю чувствовать внутри себя его пальцы, а на спине — жар его кожи. Когда его член, пробежавшись по всему распахнутому естеству, перестает прикасаться и сжимать все внутри, опаляя до самых внутренностей.
