Вопреки (СИ) - Карпинская Настасья
— Такси отмени, Кузнецов отвезет, черный Тахо у подъезда.
— Не стоит…
— Перестраховка, — произнес, прислонившись плечом к стене, снова залипая в своем телефоне. Прямо сама святость, забота и доброта. Если бы не знала, что за этим на самом деле стоит, то может быть и поверила бы.
Не знаю отчего, направляясь к родителям, я ждала какого-то сочувствия и поддержки. Зная свою мать, я должна была предугадать ситуацию, но моя внутренняя чуйка на подобное, видимо, сбилась под воздействием перенесенного стресса. Больше я ничем не могу оправдать собственную наивность.
Стоило войти в квартиру, как раздался почти истошный вопль Ларисы Михайловны.
— Ты видел, на чем она приехала, ты видел?! Тебе еще нужны подтверждения того, какое чудовище мы вырастили?! — она кричала это отцу и, если бы не Сашка, который ее удерживал, она бросилась бы на него с кулаками.
— Как понимаю, приезжать не стоило…
— Думать надо головой, когда связываешься с криминальным дерьмом, а не местом между ног! — рыкнул Сашка, прижимая бьющуюся в истерике мать к своей груди.
— Рот прикрой! — резко среагировал отец, не давая мне ответить самой. Это было произнесено с такой твердостью, что даже Лариса Михайловна притихла, брат зло поджал губы, но удержался от последующих комментариев. — Мать отведи в комнату и накапай успокоительных. Дурдом, бл*ть! — последнее было очень неожиданным, отец если и выражался матом, то крайне редко, настолько, что звучание из его уст подобных слов резало слух. — На кухню пошли, расскажешь все.
Глава 23 часть 1
Разговор с отцом был долгий. Он выслушал все с титаническим спокойствием, не перебивая и давая мне высказаться, а после пододвинул ко мне, вытирающей ладонями слезы, покатившиеся из глаз, пачку сигарет. Я подняла взгляд на папу и вытащила из пачки сигарету. Понимание, что именно во время тяжелых событий в жизни ты резко взрослеешь не на какие-то пару лет, а сразу на десятки, выстрелило горьким осознанием. Закурила. Отец тоже взял сигарету и подошел к окну, открывая его, впуская прохладный ночной воздух в комнату.
— Тебе надо уехать, хотя бы на время.
— Я знаю пап, мне тут все равно не дадут работать. Горских уже разорвал контракт на поставки, испугался, что может стать следующим.
— У меня есть небольшое накопление, я дам тебе денег, уезжай, дочь. Ты не подумай, что я…
— Пап, не надо, — оборвала, уже понимая, что он произнесет следующее. — Я понимаю, и я тебя ни в коей мере не виню. И денег тоже не надо, у меня есть, хватит на первое время.
Я подошла к отцу и, затушив сигарету в пепельнице, что стояла на подоконнике, положила голову на его грудь, он обнял, прижав к себе, поглаживая по волосам, как в детстве, когда я была чем-то расстроена. Захотелось замереть в этом моменте, продолжая чувствовать себя маленькой девочкой, не имеющей никаких проблем, зная, что если что-то случится, то папа все решит, он же большой и сильный. Проблема была в том, что мне уже не восемь, а папа может решить далеко не все и за свои про*бы, как правило, отвечать надо самой.
— Марк был хорошим мужиком, — тихо на выдохе сигаретного дыма.
— Он в нашем последнем разговоре сказал, что любит меня, а я ничего не сказала в ответ, я думала, что у нас еще есть время, а оказалось его совсем не было, — горький ком подступил к горлу, перекрывая дыхание, а глаза снова резануло от подступивших слез. Отец обнял крепче.
Из квартиры родителей я выходила под осуждающим взглядом брата и поддерживающим отца. Мать не вышла из своей комнаты, но оно и к лучшему.
Внутреннее опустошение душило на пару с душевной болью. Поймав частника, таксующего у автобусной остановки, направилась к себе в квартиру. От добродушного вопроса водителя: «Случилось ли у меня что-то?», я горько ухмыльнулась, еле сдерживая рвущиеся наружу слезы.
Меня накрывало. Если первые сутки я пребывала в состоянии полнейшего шока, забытья от коньяка, мобилизуя все силы на то, чтобы не думать, стараясь решать какие-то текущие задачи, и выбраться из лап Исаева, то сейчас все мое самообладание, трещавшее по швам, лопнуло, как мыльный пузырь, и горечь, боль, пережитая потеря и осознание того, что вся моя жизнь какая-то сплошная череда ошибок и неверно принятых решений, протравливала до костей и остова души… Калинин, возвращение в родной город, Марк… А в итоге — совсем одна, лишь отец протянул руку помощи и подставил плечо.
Исаев… — неожиданно всплыло в сознании, в череде проносящихся кадрами событий, заставляя меня зло стиснуть зубы. Мразь и тварь, преследующая лишь какую-то свою цель.
Собирать вещи оказалось еще сложнее. Часть так и осталась в квартире Марка и возвращаться туда за ними я точно не стану, не смогу, не хватит ни сил, ни смелости. Как смотреть в глаза его родителям, зная, что они считают именно меня Иудой, предавшей их сына?
Сжимая в ладони связку ключей, на которой весел ключ от квартиры Вернера, вдавливая их в кожу до боли и ссадин, я захлебывалась слезами, боль требовала выхода, и я больше не могла ее сдерживать. Я сидела на полу у дивана, не в силах остановить рвущиеся из меня рыдания, не в силах перекрыть внутреннюю душевную боль физической. Мозг закоротило на последней фразе Марка и на картинке распростертого на асфальте в неестественной позе его тела. Где-то фоном надрывался телефон от входящего звонка, в дверь кто-то стучал, а мне было все равно, я провалилась в пучину своего собственного ада. Уткнувшись лбом в подогнутые колени, я слышала, как открывается дверь, слышала тяжелые шаги.
Я не видела его, но почувствовала кожей, что это именно Исаев, это его еб*чая способность менять атмосферу в любом помещении, в котором бы он не оказался: сгущать, концентрировать и угнетать; ее узнаешь из тысячи, даже после единственной встречи с ним.
Он, не произнося ни слова, опустился рядом со мной на корточки. Замершее мгновение, его оценка и наше молчание… Я не шелохнулась и не подняла головы. Взяв в руки мою дрожащую ладонь, принялся разгибать пальцы, вынимая окровавленные ключи. Отбросив их в сторону, резко поднял меня на руки; ванная, бегущая из крана ледяная вода по моей ладони и красные, еле видимые разводы крови на дне. Состояние мертвое, когда не чувствуешь ничего: ни леденящего холода, ни пробирающего тепла. Найдя на полке флакон с перекисью, обработал рану и, всунув в ладонь носовой платок, попросил сжать руку.
— Я тебя ненавижу, — произнесла, ощущая, как новая порция слез обжигает лицо. Хотелось орать, бить кулаками в кафель и расцарапать это каменное, не выражающее эмоций лицо, но я даже в таком состоянии не хотела уподобляться матери.
— Рад был услужить, а теперь собирайся.
Глава 23 часть 2
Он забрал меня. Просто вытащил из квартиры, попросив своего пса Кузнецова собрать вещи. Мои попытки как-то это предотвратить были, конечно же, успешно проигнорированы.
— Вот это, — он вынул из кармана сложенные вдвое листы и бросил мне на колени, — очень интересная схема для такой девушки, как ты, мне понравилось, — произнес, поворачивая ключ в замке зажигания и трогаясь с места.
Развернув, я увидела собственные черновики вариантов выхода из задницы для интернет-магазина.
- Могу помочь с номинальным директором.
— Хочешь и этот кусочек прикарманить? Не утруждайся, Исаев, если надо, я тебе его подарю, сама отпишу, и из окна меня выбрасывать не придется.
— Мне хватает средств, и отбирать у бедных девиц их игрушки я не собираюсь.
— Ну, чужим бизнесом же не гнушаешься?
— Это работа, за которую хорошо платят. Заказ. И мне все равно, как это выглядит в твоих глазах. У каждого на душе свои темные пятна, — поворот головы в мою сторону и раздражающий изгиб его губ в намеке на скупую улыбку.
— У кого-то они трупные.
— Кстати, о трупах, — он потянулся за пачкой и, вытащив сигарету, закурил. — Завтра похороны Вернера.
Три слова, а изнутри ударило новой волной боли, заставляя, стиснув зубы отвернуться к окну.
