Малая: Жизнь после тебя (СИ) - Салах Алайна
— Этот Николай — близкий друг мэра и владеет половиной недвижимости здесь. Могла бы не разыгрывать из себя одичалую.
Я безучастно смотрю на цветок гибискуса, торчащего из живой изгороди. Как я могла всего этого не замечать? Тягу отца к полезным знакомствам, умение говорить нужные слова в нужный момент, его расчетливость и цинизм.
— Завтра они пригласили нас на прогулку на яхте. — Его тон смягчается. — Постарайся вести нормально.
— Я слышала, что пригласили. Мне обязательно быть?
— Обязательно. И присмотрись к Ивану. Он перспективный.
Меня посещает дежавю. Точно так же отец говорил о Родионе, когда мы как-то приехали к ним в гости. Перспективный… Присмотрись. Зато теперь понятно, в чем дело. Он решил обзавестись полезными связями, используя меня.
По возвращению в дом, я сразу же запираюсь в комнате и включаю телевизор. Фильмы и всевозможные ТВ передачи стали моим спасением. Я смотрю их в любое свободное время, лишь бы поменьше думать и не иметь необходимости спускаться вниз.
Иногда, к несчастью, мысли о Севере прорываются сквозь пелену безысходности, и вот тогда становится по-настоящему плохо. Потому что я была не права, а он прав. Общак украл мой отец.
Упав на кровать в своем новом дорогущем платье, я открываю телефон. Там по обыкновению нет ничего. Ни единого звонка, ни единого сообщения. Ни одной весточки от него.
Глаза я закрываю еще до того, как успевают вытечь слезы. Все прогнозируемо. Север ведь предупредил, чтобы я больше не приходила за помощью. С чего бы ему мне звонить.
36
— Через полчаса выезжаем, — раздается голос отца за дверью. — Надеюсь, ты готова.
Оторвавшись от созерцания потолка, я плотнее кутаюсь в одеяло.
Скоро должна состояться очередная встреча с Менделевичами в гольф-клубе, на которую совсем не хочется идти. Счастье определенно заключается не в деньгах. Ужины в дорогих ресторанах, прогулки на яхтах и тусовки в гольф-клубах лишь усиливают ощущение тотального одиночества. Как и компания неинтересных мне людей. Если бы отец не продолжал всюду таскать меня за собой, я бы не вылезала из пижамы и с большой вероятностью забыла, что такое расческа.
Фундамент, на котором строилась моя жизнь, оказался ненадежным и хлипким, и требуется особенное мастерство, чтобы не уйти под землю. Мастерство, которым я не обладаю, судя по тому, что успела впасть в глубокую депрессию.
Дзинь!
«Как дела? Ты в городе? У меня сегодня вечер свободный. Может, увидимся?»
Пробежавшись глазами по строчкам, я гашу экран. Сообщения от Родиона не вызывают ничего, кроме раздражения. Все люди, которые когда-то были мне дороги, перестали быть таковыми. Родион, отец, Полина… И Север тоже. Если он сумел вычеркнуть меня из жизни, это повод сделать тоже самое. Все лучше, чем тешить себя иллюзией, что в этом мире есть человек, которому не все равно до меня.
В дверь вновь раздается стук, на этот раз негромкий и деликатный.
— Ваш папа напоминает, что машина уже подъехала и вы можете спускаться, — воркует Мария.
Вздохнув, я переворачиваюсь на другой бок. Почему все они не могу оставить меня в покое?
Полежав так несколько минут, все же заставляю себя подняться и пойти в душ. Просто потому что нет сил ругаться с отцом, который непременно принесется наверх в случае отказа. При гольф-клубе наверняка имеется ресторан, а в ресторане обязано быть вино, так что мне будет чем заняться.
Спрятав глаза за солнцезащитными очками, я спускаюсь. Отец, ожидающий в гостиной, скептически оглядывает меня с ног до головы, но комментировать мой незатейливый внешний вид не решается.
— Ты в гольф когда-нибудь играла? — спрашивает он, после того, как мы садимся в машину.
— Нет, — буркаю я, отвернувшись к окну. — Да и ты вроде тоже. Если, конечно, на зоне не имелись гольф-поля.
Отец грязно ругается себе под нос. Я никак не могу перестать его подначивать, а он никак не может решить, что с этим делать. Так уж вышло, что мы оба оказались не теми, кем друг друга считали. Он вовсе не идеал мужчины, которым я привыкла восхищаться, а я не безмолвный придаток, готовый безоговорочно его слушаться.
— Волосы хотя бы распусти, — буркает он, когда мерседес останавливается на парковке гольф-клуба. — Намотала черти что.
Равнодушно оглядев себя в зеркальном отражении фасада, я первой захожу внутрь здания. Менделевичи уже находятся там. Завидев меня, Иван с улыбкой вскидывает руку. В день знакомства казалось, что скучнее, чем он быть невозможно, но я определенно забрала у него эту пальму первенства, ведя себя как унылый синий чулок. Чего он продолжает так старательно скалить свои отбеленные зубы — неясно. Возможно, увидел во мне очередной венчурный проект.
Оживленно переговариваясь, отец и Николай уходят к ресепшену. Все же навыка коммуникации у него не отнять. Если отец задался целью кого-то очаровать — он успешно это делает. Меня он этой способности лишил, всю жизнь внушая, что никому нельзя верить. И был в этом прав, правда с одной оговоркой. Папа забыл упомянуть, что первый кому не стоить доверять — это он сам.
Отказавшись от предложения Ивана пойти на поле, я занимаю столик на террасе и заказываю бокал шардоне. Пара глотков холодного вина облегчают болезненное нытье в груди, поэтому спустя несколько минут я прошу официанта повторить. Полина бы сказала, что на просторах морской Европы можно найти занятие гораздо лучше, чем напиваться в одиночестве. Да и плевать, что бы она там сказала. Я бы с удовольствием поменялась с ней местами. Хочу себе нормальную жизнь, с нормальными родителями, без дорогих машин, яхт и особняков. Хочу знать, что меня любят просто так, а не видят во мне средство достижения цели.
Будь проклят Север и его порыв милосердия. Если бы он не вернул паспорта, то я бы никуда не полетела.
Достав телефон, я разворачиваю окно сообщений. Делаю глоток, еще один, и решительно печатаю.
«Зачем ты вернул паспорта? Так не терпелось от меня избавиться?»
Отодвинув мобильный подальше, вглядываюсь в ярко-зеленые холмы гольф-поля. Сердце неровно стучит в ожидании ответа. Пусть напишет что угодно — может даже съязвить. Так я по крайней мере буду знать, что он обо мне помнит.
Секунды сменяются минутами, но телефон молчит. До крови прикусив губу, я поднимаю руку, прося новый бокал. Север все же решил не бросать слов не ветер, и действительно вычеркнул меня из своей жизни.
— Сколько можно напиваться? — раздается надо мной раздраженный голос отца. — Мне тебя в рехаб положить?
Я медленно поднимаю голову, готовясь выплюнуть ему в лицо ответную язвительность. Хорошо, что на мне по-прежнему надеты солнечные очки и он не видит мои глаза, полные слез.
— Шла бы в гольф поиграла. Я тоже ни хрена не умею, но учусь же. И Иван про тебя спрашивал.
Мой взгляд медленно скользит по его голубой тенниске, пока в голове вспыхивает новый план — гораздо лучше идеи очередной стычки. За месяц, проведенный здесь, он не раз меня посещал, но всякий раз, когда дело касалось исполнения, становилось страшно. Видимо, нужно было убедиться, что я осталась по-настоящему одна, чтобы страх потерял значение.
— Я плохо себя чувствую что-то. — Для убедительности я начинаю обмахиваться салфеткой. — Лучше поеду домой и полежу немного. Передай Ивану мои извинения и скажи, что завтра я буду лучшей компанией.
Скептически оглядев мое лицо, отец устало машет рукой.
— Поезжай. Но с завтрашнего дня прекращаешь пить, поняла? А то превратишься в свою мамашу.
Кротко кивнув, я поднимаюсь из-за стола и быстро семеню на парковку. Надеюсь, отец не сменил пароль от сейфа и паспорта до сих пор находятся там. От Коста Дель Соль до аэропорта Малаги я доберусь за час. А там уж как придется.
37
Два с половиной месяца спустя
Север
