О вражде и хорошей газете за завтраком (СИ) - "Katherine Cavallier"

Дело, которое по началу казалось простым, стало первым в истории Английского суда прецедентом, в котором виновным был призван не ответчик и не обвинитель. На первом заседании The Guardian заявили, что они не причастны к публикации статьи, поскольку их издание оказалось коррумпировано по целой ветке руководства и подкуплено именно Малфоем. Он в свою очередь подтвердил их слова, признав свою вину.

Все обвинения с издания были полностью сняты при условии, что они предоставят доказательства увольнения сотрудников и подпишут письменное извинение перед мисс Грейнджер.

Сама Гермиона Грейнджер не удостоилась такого же положительного исхода. Драко Малфой прямо заявил, что фотографии из лифта — правда, он назвал их встречу свиданием, от продолжения которого Гермиона отказалась самостоятельно. Она наслаждалась его обществом несколько недель, а потому каждый её материал должен быть подвергнут сомнению, он расценивает её материалы, как месть за отказ в развитии отношений. Возражений этим фактам предоставлено не было.

Ни одно из её требований по компенсации морального и профессионального вреда не будет удовлетворено, более того, все её материалы с данного момента будут заморожены и пройдут независимую экспертизу перед тем, как появиться вновь в любых интернет-ресурсах. Работа над её книгой также заморожена, пока эксперты не дадут оценку её работе и не подтвердят, что в них не содержится клеветы. Daily Mail выступил с защитой, заявив, что все её статьи уже были проверены с их стороны раньше и они готовы взять эту ответственность на себя, их заявление не было расценено как весомое и препятствующее вынесению приговора.

В официальном заявлении суда содержится информация, что, в случае выявления любой лжи в её работах, она будет обязана выплатить компенсацию, её размер, однако, не уточняется. Результаты экспертизы будут опубликованы по требованию на официальных ресурсах мисс Грейнджер, её работодателя и The Guardian.

Ни одна из сторон никаким образом решение не комментировала, мисс Грейнджер не была замечена в зале суда, её реакция остаётся неизвестной.

Мы будем держать вас в курсе всех дальнейших развитий этой ситуации. Благодарим за помощь и содействие в получении информации Блейза Забини.

С уважением, Хейзел Уошберн.

Для Daily Express.

Это было не настолько плохо, как Гермиона могла себе представить. Хейзел всегда была лояльна к ней, так что может и к лучшему, что именно эта статья сегодня оказалась в руках Грейнджер. Сказать ей всё ещё было нечего.

Она все смотрела на телефон в надежде, что там появится хоть одно упоминание о звонке, хоть что-то. Но нет, никакого сообщения, никакого напоминания о себе. Он выводил её в свет, провожал до дома, забирал на машине только чтобы выложить фотографии с ними на суде. Он приказал каждой душе молчать об этом, пока наконец не сможет использовать это в свою пользу. Одним ударом. В самое сердце.

Он не попытается извиниться и загладить свою вину, он сделал достаточно, чтобы это никогда не исправить. Она знала, что найдет смысл в его жёсткой игре и сможет понять, простить, поэтому Драко окажет ей услугу, если так никогда и не появится в поле её зрения.

— Тонкая игра, — шепнула Гермиона с усмешкой спустя ещё несколько минут молчания. — Красивая.

Джинни не сказала ничего в ответ, она погладила подругу по плечу, почти излечивая своим касанием к ледяной коже.

Будто на отголосках сознания Грейнджер почувствовала не свою боль, чужую, такую же глубокую, смешанную с чувством вины. В их мире не было магии. Это не было его чувствами, только её, изломанными на куски событиями и разбросанными по всей её памяти, чтобы она никогда не смогла забыть.

Не доверяй. Обжигаться будет больно.

*

Конечно, её издательство сообщило, что они предоставили все материалы по требованию суда какой-то организации, название которой Гермиона не потрудилась даже найти в интернете. Они сообщили, что уверены в ней, но не могут никоим образом повлиять на этот процесс, поэтому терпеливо ждут результатов. Она должна была радоваться концу письма, который гласил, что, в случае определенных обстоятельств, они готовы опубликовать книгу даже с существенными правками.

Письмо от Рона гласило, что они ждут её на работе сразу после проверки. Сухое, пустое, без тени сожаления. Будто он винил её в произошедшем, а потому не написал даже слова поддержки. В общем-то, он был прав, винить кого-то другого, кроме нее самой, было бы неправильно. Его сестра с ним не согласилась, ругаясь на всю комнату о том, каким придурком он стал, но Грейнджер было уже всё равно. Одно оставалось правдой — Рон не ошибался в своих суждениях.

Гермиона снова осталась одна. С опущенными руками, без работы и с залегшими синяками под глазами. Она не знала, как много времени она убила на то, чтобы перечитать всю свою библиотеку или проверить телефон тысячу раз, чтобы увидеть на нем хоть слово от Малфоя, но, скорее всего, это продлилось не один месяц. Недели попыток справиться с тем, что её имя все ещё не значило ничего и ни для кого. Как бы ей не обещали обратное.

Каждый день начинался и заканчивался одинаково, в нём изредка мелькали Гарри и Джинни, но они появлялись всё реже, не находя ни ответных улыбок, ни смеха над шутками. Гермиона не помнила, когда последний раз смеялась. Её больше никогда не трогала та паника внутри, одно лишь напоминание о том, что в прошлый раз в этих стенах был Малфой, чтобы успокоить приступ, приглушало любые симптомы.

В конце концов, она переехала поближе к центру города и парку, где ей до сих пор нравилось дышать свежим воздухом. В надежде, что однажды Гермиона сможет вернуться на работу, она выбрала квартиру поближе к офису и смогла насладиться призрачным ощущением свободы от всего прошлого.

Это не было депрессией, лишь затяжной грустью и тоской по тому, что она любила больше всего: себя, свою работу, свое умение доверять и любить, когда это было так нужно, свою лёгкость и целеустремленность. Сейчас всего этого не было, и серые облака над Лондоном не могли успокоить так же, как раньше.

Заняться было нечем, книги были перечитаны, ответы на письма написаны, именно это отсутствие любой деятельности и добивало. Поэтому Гермиона купила холст и краски, достаточно яркие, чтобы рассказать историю, спрятанную за картиной. И это, пожалуй, стало единственным, что наконец смогло её порадовать.

Лаванда стала первым человеком, написавшем ей большое письмо со всеми объяснениями и сожалениями. Она же стала первой, для кого Грейнджер написала что-то большее трех строчек, и это была невероятная переписка, длинною в долгую холодную ночь. Она стала той, кто понял её, кто попросил прощения, в котором Грейнджер остро нуждалась. Пусть не от Лаванды. Все-таки «я искренне сожалею» залечивало оставленные шрамы.

Результатов экспертизы так и не было, о чем думать Гермиона не знала абсолютно, ждать ли ей худшего или лучшего. Она ненавязчиво поинтересовалась у руководства своей газеты, вернут ли они её на работу в любом случае, на что получила довольно короткий ответ об ожидании конца этой истории, что буквально означало «нет».

Астория прислала ей цветы, попросив прощения за Малфоя. О нем она не упомянула ни слова, так что, вероятнее всего, с его подачи просто пыталась искупить что-то вроде вины или просто поправить его имидж. Видимо, ей нужно было выложить это в Инстаграм и подписать «извинения приняты». От Астории или Лаванды — были, но не от него. Его извинениям места в её жизни не было.

Они уже были в этой ситуации, но что-то заставило её тогда поверить в его искреннее желание искупить вину. Его обещания были весомыми, его слова что-то значили.

Счет перевесил в его пользу, тот самый, который считал количество предательств. За Драко осталось последнее слово, и только к Рождеству Гермиона поняла, что не может ему этого позволить, только не так. Если она не получит обратно свою работу, она сменит имя или возьмет псевдоним, откажется от своего слога и научится писать иначе, но она не разрешит ему раздавить её всю.